Let me see you dance, I love to watch you dance

Она устало вздыхает и щёлкает кнопкой выключателя. Настенные часы показывают полночь, а у неё сна ни в одном глазу. Зато ёбанной усталости хоть отбавляй. От созерцания темноты за окном её отрывает телефон, оповещающий противным стандартным рингтоном о новом сообщении.

"Спустись вниз"

Два грёбанных слова, а она несётся вниз по лестнице, перепрыгивая через несколько ступенек, совершенно забыв закрыть дверь на ключ. Они не виделись две недели. Он стоит у подъезда, в чёрном спортивном костюме и кепке с большим козырьком. Тихо зовёт её красавица и сгребает в объятия. - Я очень устал, - произносит он, утыкаясь носом ей в макушку и кривится, жалуясь на сильный запах краски и жёсткость волос. Она лепечет прости, не говорит, что она понимает и тоже жутко устала сегодня в университете и на подработке, потому что, блять, она не понимает, потому что не может понять. На улице похолодало, и по голым ногам бегут мурашки. Девушка сжимает края его толстовки так сильно, что белеют костяшки. Именно в такие моменты ей безумно хочется плакать. Она не может поддержать его словами, может только обнимать в ответ, молчать и закусывать губу, чтобы позорно не зареветь. Держись, тряпка. Ему ещё хуже. Она едва ощутимо касается сухими губами его шеи и успокаивающе гладит спину. - Очень болит? - Нет. Понимает, что он врёт, но она не может запретить ему стараться на все сто даже на тренировках, запретить скрывать боль в спине, пояснице, коленях. Не может накричать, ведь это его работа. Танцы - то, ради чего этот человек дышит, ради чего терпит травмы. Он считает, что это того стоит. - Ты работаешь завтра? - он подаёт голос и крепче обнимает двумя руками. От него пахнет потом и совсем чуть-чуть пивом. - Нет, только две лекции в университете. - Ясно. Ясно. Она ненавидит это его ясно. Потому что даже не надеется услышать приглашение на свидание. Он, твою мать, айдол. От ясно она готова крушить и ломать всё вокруг, до крови кусать губи и сбивать костяшки рук, курить без остановки и кричать до потери голоса. Но не слышать сказанное отсутствующим голосом ясно. Они стоят на улице уже двадцать минут, девушка чувствует, как замёрзли ноги, но не отстраняется. Его тепло не греет. Совсем не греет. Но ей насрать. Они стоят обнявшись, пока его телефон не разрывается мелодией. - Уже? - одной рукой он держит мобильный, указательным пальцем другой держит её за передний карман шорт, - Хорошо. Как собачку на привязи, которая должна знать, где её место. Кладёт телефон обратно в карман толстовки, напоследок мажет губами по её щеке и желает спокойной ночи. За углом его ждёт порядком замёрзший одногруппник, который, завидев его, поднимается с бордюра и садится на велосипед. - В общежитие? - спрашивает, хотя знает ответ. Тот просит проехаться вдоль реки Хан и поднимает свой велик с асфальта. Подъезжая к светофору, сдерживает себя, чтобы не оглянуться. Девушка всё так же стоит на улице, кутаясь в длинную джинсовую рубашку. - Выглядела она жалко, - говорит Сехун, когда они подъезжают к черному входу общежития. Ему прилетает злобное заткнись и громкий хлопок дверью. Да, он знает, как она выглядела. Жалко. Они оба такие жалкие. Что Чонин, что она.