Лицо моей мести

Мою приёмную мать зовут Кан Миван. В свои 42 года она является владелицей крупного модельного агентства Ace Models, что в свою очередь послужит решающим толчком в выборе моей карьеры. Миван – так называла я госпожу Кан про себя первое время, пока не привыкла к ней, сделала всё, чтобы воспитать во мне достойного человека. Хотя бы постаралась слепить его из меня. Однако благодаря воспитателям и учителям, что работали при приюте, основная база моих характерных черт была уже заложена. Миван не отдавала меня в специальную школу для девочек; не заставляла чем-то заниматься, что могло мне не понравится; она меня не ругала. Но если в чём-то я всё-таки была не права или поступала как-то, что могло противоречить законам морали или этикета, Миван чётко давала понять свою позицию по этому поводу. Она не зачитывала мне нотации о хорошем поведении, ни разу не подняла на меня руку. Просто строгим и холодным тоном, что будоражил мою кровь, лаконично приводила аргументы или цитаты с пословицами, которые, словно выжженное клеймо, отпечатывались в моём сознании. После её так называемых «поучительных уроков» я нередко бесилась, психовала, готова была рвать и метать; пихала подушки и всё, что попадается под руку, выпуская наружу свой гнев, но позже понимала, что эта мудрая женщина всегда была права и пыталась научить меня многому. Эта мудрость пришла ко мне со временем. Буйные подростки, в которых кипит горячая кровь, не могут достаточно адекватно воспринимать ту или иную ситуацию. А учитывая, что во мне, как бы это смешно не звучало, горел юношеский максимализм, влить какие-либо жизненные знания было весьма проблематичной задачей. Когда Миван удочерила меня, на улице стояла июльская жара. С этого момента она стала готовить меня к поступлению в школу, что было для меня своеобразной новизной – такая, как я, буду там одна; такое мировоззрение, как у меня, будет только у меня; равно, как и мироощущение. Детки, что учились в школе, были облюбованы и обласканы, и им неведомо чувство одиночества, страха перед будущим и мысли, каково это быть ненужным. Воспитывая меня, госпожа Кан испытывала немало хлопот: всё-таки я в какой-то мере была проблемным ребёнком, вечно спорящим со всеми и чем-то недовольным. Миван говорила, что так не хорошо, что нужно меняться. «Ласковый теленок двух маток сосёт, а бодливому и одна не даётся», - повторяла она раз за разом, проводя очередную воспитательную беседу со мной, - «Старайся быть ласковее, Бом. Ты ведь не хамка. Я не заставляю тебя быть благовоспитанной леди с изящными манерами. Будь к людям элементарно добра». «Не хочу быть лицемеркой!» - всегда злостно отвечала я на этот укор, скрипя зубами. «Это не лицемерие», - возражала госпожа Кан, - «Со временем ты меня поймёшь». В 15 лет подобные разговоры проводились всё чаще и чаще. Я словно срывалась со всех цепей, могла устроить драки. В силу своего импульсивного характера, конечно же. Драки устраивались не с бухты барахты. На то были и остаются до сих пор серьёзные причины: мне буквально тыкали под нос о моём детдомовском происхождении, ни раз упоминая о том, какие дети оттуда выходят. - Воришки, да трусишки! – повторяла одноклассница, будто зачитывала мантру. Помню одну прекрасную особу, которую очень хорошо оттяпала за волосы и выдрала оттуда приличный клок. В тот день Миван сразу же вызвали к директору. Я сидела злая, словно бешеный носорог: из ушей и ноздрей чуть ли не валил пар, глаза стреляли молниями, губы были сомкнуты тонкой линией, волосы были растрёпаны, юбка задрана, колготки порваны, на щеке красовались красные отметины и царапины – вид не самый лучший. Директриса оставила нас одних в своём кабинете. Я не поднимала злых глаз на свою приёмную мать. Я не боялась её. Просто в лишний раз не хотелось читать в её взгляде осуждение. Женщина аккуратно присела передо мной на корточки, осторожно придерживая своё элегантное платье и тихо, но с силой в голосе, произнесла: - Ты ведь первая начала драку? – В ответ я лишь сдавленно кивнула. Миван задала второй вопрос, - И ты не хило вдарила той девочке, верно? – снова кивок головы. Этот холодный тон был убийственен. Я ждала целый поток подобных фраз, однако то, как стала вести себя приёмная мать дальше, удивило меня, - Но тебя спровоцировали, - голос женщины и её выражение лица на сей раз смягчились. В этот момент я почувствовала трепет в груди; тёплый свет, который исходил от неё и согревал меня; её заботу; родительскую ласку. Моему удивлению не было предела. Мало того, что я стала ощущать её поддержку, так ещё и она утверждала эти слова, а не задавала их. Я резко распахнула глаза и подняла свой растерянный взгляд на женщину, пытаясь найти на её лице хоть какую-нибудь подсказку и причину такого странного поведения. Я не успела задать своего вопроса, как Миван меня резко перебила. - Я прекрасно осознаю, что просто так ты кулаками махать не станешь, - произнесла она, убирая выбившуюся прядь моих волос за ухо. Наверное, этот отрезок в моей жизни сыграл свою роль в последующем отношении к приёмной матери. Она прекрасно видела меня насквозь, всегда символически протягивала руку помощи. А я отторгала её от себя. Теперь, когда все карты раскрыты, на большинство вещей я взглянула под другим углом; теперь они выглядели совершенно в ином свете. Всю мою жизнь меня обвиняли, выставляя зачинщиком чего-либо. За меня толком никто никогда не заступался. 15-летнему ребёнку ничего не остаётся, как терпеть все невзгоды судьбы, стоически держаться и быть сильной, закаляясь время от времени. Но даже взрослый человек не может быть всегда сильным. Он всегда старается опираться только на себя, не прибегая к чьей-либо помощи, что, в свою очередь, обрекает его на одиночество. Он остаётся один на один со своими страхами и проблемами. И как бы воинственно он не старался одолеть всё это, ему нужна поддержка. И не взваливать на свои плечи непосильное для него бремя. - Они сказали, что бездомной сиротке не место в таком учебном заведении, как это, - пробурчала я, смахивая с глаз непрошенные капли слёз, которые всегда ненавидела выставлять на показ. - Прошу, мисс Кан, примите уже хоть какие-нибудь меры против своей дочери, - и прежде чем, Миван успела что-либо ответить мне, в кабинет вновь влетела директриса, горячо обращаясь к ней. Если раньше мать удосуживалась выслушивать жалобы на меня, то сейчас она резко и довольно грубо оборвала встрепенувшуюся женщину, чем ввела её в ступор. - Довольно! Больше ничего не хочу слышать. Ваши речи не более, чем клевета на моего ребёнка. И прежде чем выносить подобный вердикт, удосужьтесь для начала воспитать из ваших учеников достойных людей или проведите беседу с родителями по поводу этого. Хотя бы элементарно обучите их правилам этикета и норм морали, - моему восхищению не было предела, когда я, словно заворожённая, слушала речь матери. Готова была поспорить, что директриса, чуть было, не провалилась под землю от стыда – настолько сильно побагровело её лицо. Затем взяв меня за руку и бережно подняв на ноги, Миван направилась к выходу. И прежде чем уйти, развернулась и с гордо поднятой головой снова присущим ей ледяным тоном произнесла, - Я забираю Бом из этой школы. Такое сомнительное учебное заведение не подходит ей. Тогда в отношениях между мной и Миван изменилось многое: они стали доверительнее и теплее. К 17 годам жизни вставал вопрос о моём будущем: кем я хочу стать. К тому времени характер мой сгладился, темперамент изменился, равно как и внешний вид. Я была среднего роста девушкой с обыкновенной фигурой – во мне было всё, как надо; пропорционально. Я не страдала манией шопинга, излишнего нанесения косметики на своё лицо. Меня устраивало то, какая я есть. Однако и назвать невзрачной меня нельзя было. - Тебе нужно делать выбор уже сейчас, чтобы знать, где закладывать фундамент, - как-то раз упомянула приёмная мать, заведя разговор о карьере, которую я бы хотела выбрать. Это было начало лета, мы сидели на веранде и попивали прохладный зелёный чай. - Сейчас, подожди, - попросила она, когда зазвонил её телефон. Женщина она весьма деловая, солидная и занятая. Но в отличие от других богатеньких родителей время на меня всегда находила. Я могла обратиться к ней с любым вопросом: будь это первая любовь, первое разочарование или новая дружба. Опять же поэм Миван мне не зачитывала. Просто коротко и ясно давала совет и также выражала своё мнение по сложившейся ситуации. Однако как бы Миван мне не помогала, какую бы лепту не продолжала вносить в моё воспитание, называть матерью я её так и не смогла. Язык будто бы не поворачивался: с самого рождения произносить заветное мама возможности не предоставлялось, хотя бы потому, что её(матери) как таковой до удочерения не было. Поэтому это и осталось своего рода привычкой. Порой у меня складывалось впечатление, что на это слово было наложено табу, запрещающее мне произносить его. Пока Миван разговаривала по телефону со своими помощниками, я лениво перелистывала страницы глянцевого журнала, что в скором времени должен был выйти в свет с её одобрения. - Нравится? – спросила она, откладывая телефон в сторону после того, как закончила разговор. Я медленно покачала головой из стороны в сторону. Безусловно, блеск, глянец, выразительные глаза, платья, шикарные фигуры моделей – всё это красиво. Однако не особо завораживало и вызывало трепета. Всё было слишком напыщенно и слишком перекрашено. - Я тоже не в восторге. Модели уже пошли не те. Слишком одержимы тем, чтобы блистать в свете софитов, - с разочарованным вздохом произнесла она, закидывая ногу на ногу и забирая у меня журнал. С минуту пролистав его, Миван обратилась ко мне с вопросом, - Не хочешь ли стать моделью? Есть в тебе какой-то природный магнетизм, некая искра и внутренняя привлекательность, - Я всего лишь фыркнула на это предложение, спросив, как это мне может помочь. - Внешняя красота – ничто, если сердце внутри гнилее червивого яблока. Красивое тело - ещё не всё – сердце тоже должно быть прекрасным. Ты благородна, искренна и сильна. И это заставляет тебя светиться изнутри, и никакой свет софитов не нужен, чтобы явить взору твою внутреннюю красоту. За 17 лет своей жизни я, наконец, задалась вопросом, чего я хочу от жизни и кем планирую стать. Вопрос оказался риторическим: я понятия не имела, что ответить. С такими возможностям, как у моей матери, я могла спокойно пробиться на сцену, работать в каком-нибудь офисе клерком, успешно выйти замуж и стать матерью, в конце концов. Но ничего не вызывало особого интереса. Я себя ещё не нашла в жизни и не нашла применение своим знаниям и способностям. Единственное, что действительно вызывало трепет в моём сердце, был футбол. Хотя признаюсь, я давненько в него не играла. Модельный бизнес я старалась обходить стороной. К нему моя душа не прикипела. Я пыталась не особо часто светиться в Ace Models и чувствовать на себе любопытные взгляды девушек-моделей. Однажды я осталась ждать Миван в здании Ace Models: мы должны были поужинать в ресторане в честь моего скорого окончания школы. Тогда мне было 18 лет. Я сидела недалеко от фото-студии в фойе, уткнувшись в телефон, когда меня ослепила яркая вспышка камеры, а над ухом раздался восторжённый мужской голос. - То, что надо! – я удивлённо подняла свой взгляд и наткнулась на экстравагантно одетого мужчину, держащего в руках фотоаппарат. Наверняка, это был штатный фотограф. Просмотрев сделанные им снимки, мужчина вновь довольно улыбнулся, после чего, наконец, поднял свой взгляд на меня, - Привет, зайка. Не расскажешь, как тебя сюда занесло? – промурлыкал он, присаживаясь рядом со мной на кожаный диван. - Она ждёт меня, Хичоль, - раздался голос за моей спиной, в котором я узнала мать. Она как всегда холодно и коротко отчеканила свои слова, чем вызвала ухмылку на моём лице. Сидящий рядом фотограф нервно зарделся: всё-таки такую властную женщину, как Миван, если не боялись, то опасались многие. - Ааа, госпожа, здравствуйте, - поприветствовал он начальницу, - А кто же эта юная леди, что ждёт вас? – поинтересовался он. - Это моя дочь. Видеть, как лицо фотографа исказилось сначала непониманием, затем удивлением, а дальше некоторой ошарашенностью, занятие было довольно забавное. - Пойдём, Бом. Шофёр нас уже ждёт, - более мягким тоном проговорила Миван, обращаясь на сей раз ко мне и абсолютно не обращая внимания на Хичоля, который пребывал в ступоре. Я поднялась, поправила складки платья и последовала вдоль по коридору. Мы спускались по лестнице, ведущей на первый этаж, когда нас нагнал пришедший в себя фотограф. - Госпожа! Госпожа Кан! – окликнул он женщину, впопыхах добегая до нас. Миван остановилась и замерла словно статуя. Я последовала её примеру. - Да, Хичоль, я тебя внимательно слушаю. - Госпожа… Ваша дочь то, что нужно для нашего агентства! – с жаром воскликнул он, - Ваша Бом станет ключом для привлечения внимания публики! - Она не желает быть моделью, - отрезала Миван фотографа. - Но ведь тираж журналов падает. Спрос на наших моделей тоже понижается. Я уверен, ваша дочь станет нашим спасением! А вот это заявление заинтриговало меня. Не сам факт того, что я могу стать моделью, а то, что я могу помочь Ace Models набрать прежний оборот на рынке. Пожалуй, об этом предложении стоит хорошенько подумать.