Лицо моей мести

Слова матери в очередной раз подобно колокольному звону заставили меня очнуться, помогли снять путы, которые окутывали в последнее время и поглощали во тьму. Я и сама не заметила, как начала чернеть моя душа, как мысли становились мрачными, и какой черствеющей и загнивающей стала становиться я сама. Кан Миван всегда была немногословна, но то, что она высказывала, попадало в самую точку и не требовало повторений и излишних разъяснений. Я «проснулась». И вздрогнула от осознания того, в кого могла превратиться. Что могла стать такой же эгоистичной, расточительной, как остальные фурии. Весь этот процесс осмысления занял у меня полдня: я, подобно Будде, застыла в позе лотоса на диване и проводила собственный самоанализ, не реагируя на посторонние вещи. Ничего не ела, не пила. И пришла в движение лишь тогда, когда моего плеча коснулась морщинистая ладонь старого дворецкого. Старик служил в особняке давно и повидал в этом доме много чего, однако поделиться решил почему-то только сегодня. - О чём думаешь, Бом? В последнее время ты меня пугаешь, – Богом прошел к книжному стеллажу и достал оттуда массивный фотоальбом. - Я сама себя пугаю, – глухо вздохнула я и чуть придвинулась, чтобы позволить дворецкому сесть рядом. – Что ты хочешь мне показать? - Фотографии Миван. - Я их видела, – пожала я плечами. - Нет. Тебе попадались фотографии десятилетней давности. Я хочу показать то, какой была Миван в юности. - Не понимаю, к чему ты клонишь. - Скажи, дочка, ты живешь в этом доме пять с лишним лет. Неужели тебе никогда не было интересно знать, кого собой представляет твоя мать? - Я не люблю лезть в душу, – лаконично ответила я. – Если бы она хотела, она бы рассказала сама. Тем более я вижу, кого она из себя представляет. - Тебе неинтересно знать её прошлое? - Я не люблю оглядываться назад. Там ничего хорошего, – мрачно процедила я, нехотя вспоминая свое детдомовское прошлое. - Тем не менее, ты должна это знать. Ты – её единственный близкий человек, и сама еще не осознаешь, какой опорой являешься для нее, – на этом месте я затаила дыхание. Старик торопился открыть для меня что-то новое и неизведанное. Не знаю, для чего он это делал, но перебивать я его больше не собиралась. – Миван была из состоятельной семьи – была дочерью политика. Она пришла в этот дом не по собственной воле – такое решение принял за нее отец, считая, что покойный господин Чанвон составит лучшую партию. Госпожа вышла замуж далеко не по любви. Я помню её в те годы яркой и веселой. Этот дом пробуждался от ее звонкого смеха, однако здесь она так и не обрела счастья. Господин хоть и был добр с ней, проявлял нежность и заботу, но так и не полюбил, предаваясь утехам с другими женщинами. Госпожа плакала по ночам, когда Чанвон не возвращался ночью. Так она стала затухать – той яркой девушки больше не стало. Но случилось чудо – Миван забеременела и вскоре родила дочь. Ребенок сделал ее счастливой, живой, на губах снова появилась улыбка. Малышка Сола была тем еще сорванцом, но Миван любила в ней всё и прощала любые шалости. - Где же ее дочь? – не выдержав, спросила я. Сказанное, однако, не просто удивляло, оно шокировало. Я столько лет жила в этом доме, и узнала о таких вещах только сейчас! Уму непостижимо. - Сола упала с лошади. Ей было всего одиннадцать лет, когда она умерла. Подобное происшествие вновь заставило оцепенеть душу госпожи. Мало того, что господин Чанвон ее не любил, так у нее забрали самое драгоценное, что у нее было – ее частичку, ее жизнь. Вскоре скончался и сам господин Кан – после смерти дочери он чувствовал себя неважно, а потом случился сердечный приступ. Агентство, которое он выстраивал, раздирал совет директоров - они, словно голодные шавки, перетягивали бразды правления каждый в свою сторону, пытаясь заполучить власть, совсем не обращая внимания на вдову. И тогда женщине, которая была далека от всей этой нервотрепки и деловых интриг, пришлось встать на этот путь и брать ситуацию в свои руки. Она отдала всё, чтобы построить то, что начал ее муж. И у нее неплохо получилось – теперь ее агентство одно из топовых в Корее. Работа помогала ей затупить ту боль, что раздирала ее изо дня в день. А потом она встретила тебя… - старик выдержал небольшую паузу, чтобы прокашляться, и снова продолжил. – Всю жизнь ты задавалась вопросом, почему она выбрала именно тебя – несносную на тот момент оборванку, которой было чуждо понятие воспитанности? Ответ весьма прост, и я понял это, как только ты перешагнула порог этого дома – ты напомнила ее Солу – такую же дерзкую, упрямую и одновременно очаровательную. Ты, может, этого и не понимала тогда, но до того, как забрать тебя из приюта, она наблюдала за тобой в течение месяца, всё яснее понимая, что вы похожи с Солой. - Но я – это не она, – покачала я головой. – Наверняка она разочарована: не такую дочь она хотела. Я приношу много хлопот. - Так же, как и другое любое дитя для своего родителя. Запомни, Бом: откуда бы ты ни была, кем бы тебя не считали другие, ты - смысл ее жизни. Вот кто ты. – Богом встал с места, давая понять, что разговор окончен, и похлопал меня по плечу. А я осталась сидеть на диване, окунаясь в новую пучину размышлений. *** - Можно? – остановившись в дверном проходе кабинета своей матери, я осторожно постучала, привлекая к себе внимание. Женщина сидела за широким письменным столом и перебирала какие-то бумаги. При виде меня она бросила это дело, сняла очки и кивнула, призывая войти. – Я пришла извиниться. И хотела сказать, что полностью согласна с твоим решением. - Кажись, ветер поменялся, – произнесла она двусмысленно и уставилась на меня многозначительно. - Есть немного. - Перемены к лучшему. - А это только покажет время. - Извинения приняты, Бом. А сейчас я попрошу тебя оставить меня. Нужно подготовиться к завтрашней конференции. - Спокойной ночи, – попрощалась я, прежде чем покинуть женщину. *** Первая половина рабочего дня проходила как обычно. Съемки, гримерная, кудахтанья Хичоля о том, что меня не берут с собой – всё это вызывало мигрень. Хотелось быстрее всё закончить и вернуться домой. После такого позорного проигрыша трудно было находиться в компании и чувствовать себя побежденной. После очередной фотосессии, я, утомленная, завалилась в гримерную, лениво стягивая с себя обувь на высоком каблуке и с неохотою готовясь облачиться в другое одеяние. - Что, малышка Бом, сидишь такая грустная? - Отвали, тебя здесь не хватало, – устало выдохнула я, совсем не оборачиваясь на голос. Уже по одному едкому тону было понятно, что это Евон. - Ну, зачем же так грубо, Бомми? Я же интересуюсь твоим самочувствием, - девушка наигранно хлопнула в ладоши и остановилась за моей спиной. Я тем временем принялась расчесывать волосы, дабы не заострять свое внимание на выскочке. Но барышня явно не собиралась отставать. – Слышала, красавчик Пак тоже едет в Китай. Только представить: ночной Шанхай, Чанель и группа девиц, в окружении которых теперь он будет коротать время… - Замолчи! – я в мгновение ока вскочила с места и приструнила чертовку к стене. - Не все же трофеи тебе, - сладко пропела Евон, явно довольная тем, что я злюсь. – Кажись, привыкла получать все самое лучшее и жить на всем готовеньком! - Не говори того, чего не знаешь, – мрачно процедила я, отпуская девушку и отходя от нее. Таких, как она ничем не переубедишь. Так смысл что-то доказывать? - Кстати, оставь туфельки! Они нужны мне для фотосессии. - Только после меня, – хмыкнула я, покидая гримерную. - Но они нужны мне сейчас! Фотограф ждет! – стояла на своем Евон. А теперь стала радоваться я: из себя выходила на сей раз сама Евон. - Дождешься для начала окончания моей съемки, а потом делай с ними, что хочешь. - Стерва! - Пока, Евон! – не оборачиваясь, я довольно помахала ладошкой и уже более удовлетворенная направилась на следующую съемку. Однако самый адский переполох был еще впереди. После того, как моя предыдущая съемка закончилась, мне пришлось вновь направиться в гримерную, чтобы сменить одежду и обувь. Туфли, которые так ждала Евон, я положила на видное место, дабы выскочка потом не ныла о том, что я их спрятала и сорвала её фотосъемку. А затем вернулась к Хичолю. - Ты выглядишь более бодрой и свежей – лучше, чем была утром. А то ходила, словно лимон проглотив, – запричитал Ким, щелкая фотоаппаратом. – Переживала, что не едешь в Китай? Так не бойся, я всё устрою! Боммита, Шанхай все равно будет твоим! Я рассмеялась: Хичоль был в своем репертуаре – непробиваемым, как танк, если дело касалось любимой работы. - Я не сомневаюсь, Хичоль, но не… - договорить я не успела. На весь этаж раздался душераздирающий крик. - Что это? - пробормотала я, совсем не понимая, что произошло. Но мужчина меня уже не слушал, стрелой выбегая в коридор и направляясь на источник крика, который плавно переходил на чьи-то рыдания. Всхлипы и дикие завывания раздавались из гримерной. На шум сбежались практически все костюмеры, модели и фотографы. Я пробивалась через толпу еле-еле, до тех пор, пока в центре комнаты не увидала зареванную Евон, поднявшую босую ногу вверх. - Боже, что же ты визжишь, как резаная?! Что случилось? - Иии…голка. - Голка? Какая голка? - Она говорит «иголка», – кто-то из толпы поправил Хичоля. - Что иголка? - Иголка в ноге-е-е-е-е. – не выдержав, девушка буквально сунула пятку фотографу под нос. - О, боже ты мой, как же тебя угораздило? - мужчина присел на одно колено и принялся вертеть женскую ступню и так и сяк, вызывая в комнате еще громкие душераздирающие крики. – Срочно! Вызовите кто-нибудь скорую! - Это всё она виновата! Это она подложила иголку в туфлю! Она их в последний раз надевала! – Евон указала пальцем куда-то в толпу, но народ уже понял, что она имела в виду именно меня, а не кого-то еще. Все разошлись в стороны, оставляя меня стоять в эпицентре этого хаоса. - Что? Не неси бред! - Это всё из-за того, что выбрали именно меня, а не тебя! Ты мне завидуешь! - Ребят, я этого не делала, – я покачала головой. Однако на лицах присутствующих было написано совсем другое. Даже Хичоль смотрел уже с осуждением. Каждый выстроил в голове ту картинку, которую было выгодно видеть. – Хичоль, ты же мне веришь? Я не делала этого! - Прости, Бом, придется рассказать обо всем твоей матери. Мужчина поднял ревущую девушку на руки и спустил её на первый этаж. Евон громко стонала, не в силах стерпеть боль, и проклинала меня. А расходившаяся толпа оглядывалась на меня косо. - Я тебе верю. – Минсок обнял за плечи, не собираясь бросать в трудную минуту – и это успокаивало меня, заставляя верить, что в этом мире я не одна. *** - Говорю же в сотый раз: я этого не делала! Почему мне никто не верит? – я снова была в центре внимания в качестве осужденной, словно в зале заседаний судебных дел. В кабинете директора, помимо Миван, собрались Чанель, еще пару руководителей, вернувшийся из больницы Хичоль и Дарон. - Да ты сама несколько дней назад устроила истерию по поводу того, что не едешь в Китай! Не думал, что захочешь добиться желаемого любыми путями и любыми способами, – критично отозвался Пак, явно разочарованный во мне. - Не думаю, что Бом опускается до таких грязных игр, – за меня вступилась молчавшая доселе Дарон. Её "голосу" я была несказанно рада. Миван же все это время, подобно судье, выслушивала умозаключения собравшихся людей и взвешивала всё «за» и «против». – Вы ищете виновника не там, где надо. А, может, Евон сама… - Она что похожа на суицидника?! – рявкнув, перебил девушку Хичоль. – Она всю дорогу мучилась. Вряд ли она приложит руку для того, чтобы причинить вред самой себе. - Просмотрите камеры слежения, в чём проблема? - А разве в гримерной есть камеры? Вы же там переодеваетесь, - ухмыльнулся Пак, откидываясь на спинку дивана. - Об этом мало кто знает, но камера в примерочной всё же есть. Одна. И снимает всего лишь с одного ракурса – но и этого, думаю, будет достаточно, чтобы уличить виновника. - Тогда чего же мы сидим? Пройдем в отдел службы безопасности. *** - Я не понимаю её целей! Они ведь подруги! - всплеснул руками Хичоль, внимательно наблюдая за тем, что происходило на мониторе компьютера. - Это всё зависть, Хичоль, зависть, – заключила Миван. - Но она ведь в списке тех, кто едет в Шанхай! Я просто не понимаю, для чего она это делает? Мне не понять женщин! - Неожиданно, однако, – заключил Чанель. – Прости, Бом. И извини, что не поверил. Наблюдали мы весьма интересную картину: просмотр начался с нашей (Евон и моей) утренней перепалки, затем в мониторе замелькали остальные девушки, которые периодически заходили и выходили – все это перематывалось в быстром темпе до тех пор, пока в поле обозрения снова не появилась я. Как и следовало ожидать, я быстро переоделась за ширмой, сняла туфли, оставив их на обувной полке и спешно скрылась в коридоре. Некоторое время спустя в гримерную вальяжной походкой вошла Хваран. Девушка остановилась напротив туфель, разжала ладонь и подбросила туда что-то. - Остановите планету, я сойду, - растерянно пробормотал Ким, явно не верящий своим глазам. - Перемотайте! – приказным тоном потребовала Миван. - Да, дураку понятно, что в руках она держит иголку. После нее больше никто не заходил. Мне интересно другое: каков будет вердикт для попавшейся на месте «преступления»? - Увольнение.