Когда чувствуешь спокойствие...

Хочется заранее извинится за скучную главу. Все самое интересное впереди. Лиза очнулась. Неприятно. Она открыла глаза и, поморщившись из-за яркого света, сразу же закрыла. Голова была тяжелой, в горле неприятно саднило, во рту было сухо как в Сахаре, и во всем теле была неприятная слабость. Лиза попробовала открыть глаза еще раз. Яркий свет все так же бил по глазам. Пришлось закрыть их снова. Лиза только сейчас заметила, что руки и ноги связаны, а сама она лежит на какой-то металлической сетке. По спине пробежал холодок. Словно в подтверждении ему, в комнате раздался голос: - Where is Alex? - Вопрос хлыстом разрезал воздух и ударил по ушам. Лиза не поняла его и попыталась ответить что-то, но как только раскрыла рот и втянула воздух, её начало рвать. Это было, наверно, самое паршивое ощущение, которое Лиза испытывала за всю жизнь. Противная жидкость маленьким фонтаном вырывалась изо рта и лилась по шее и по щекам, врываясь в нос. Лиза начала задыхаться. "Как унизительно, закончить жизнь, задохнувшись в собственной рвоте", – c отвращением и жалостью к себе подумала Лиза. Вдруг её руки оказались отвязанными от металлической сетки. Это позволило ей принять вертикальное положение, чем она моментально воспользовалась и тут же начала кашлять. Горло сильно заболело, сухой кашель как будто разрывал его на кусочки, заставляя Лизу сжиматься в болевых спазмах, но она уже не задыхалась. Когда приступ кашля прошел, Лиза как мешок картошки упала на сетку. Тяжело втягивая носом воздух, она пыталась восстановить дыхание. Лиза почувствовала, как её руки снова привязывают над головой. Ей было уже все равно, пусть делают что хотят. На неё накатила смертельная усталость. Хотелось просто заснуть и умереть. Она закрыла глаза и начала проваливаться в такой желанный сон, но вдруг что-то обожгло одну щеку, потом другую. Лиза догадалась, что ей дают пощечины, и открыла глаза. Над ней возвышалась женщина лет сорока. Лиза вяло посмотрела на неё и закрыла глаза. За что и получила еще одну пощечину. Опять открыла глаза и мутно посмотрела на женщину. - Drink, - сказала она и приставила ко рту Лизы фляжку с водой. Лиза жадно присосалась к фляжке, чувствуя, как холодная жидкость обжигает горло и ломит зубы. Но по сравнению с тем, какую жажду она испытывала последнее время, это были просто райские ощущения. Лиза перестала пить только тогда, когда вода в фляжке закончилась, и с благодарностью посмотрела на женщину. Только сейчас она обратила внимание на её внешность. Растрепанные каштановые вьющиеся волосы, острый подбородок и скулы, нависшие над глазами веки, достаточно широкий лоб, тонкие губы и длинный правильный нос. Картину завершали глаза непонятного цвета, то ли серого, то ли зеленого, которые сейчас смотрели на неё с недоверием и еще чем-то непонятным для Лизы. Женщина отошла от неё куда-то. Пока её не было, Лиза немного пришла в себя и обратила внимание на то место, где она находилась. Это было что-то типа землянки, только половину потолка составляли балки и проросшие между них травы и вьюны. Занимательно. Интересно, где она оказалась и кто эта женщина? Выглядела она диковато. Лиза вздохнула. Странная местная аборигенка или отшельница? Скорее второе, чем первое. Итак, она оказалась в доме, пардон, землянке местной отшельницы, которая, судя по тому, что Лизон связана по рукам и ногам, настроена явно не дружелюбно. Интересно, почему? Вроде бы Лиза выглядела достаточно безобидно. Что, впрочем, было обманчивым впечатлением. Может, у этой женщины война с коренным населением? Вряд ли, все недружелюбное коренное население искоренили конкистадоры еще несколько веков назад, да и Лиза явно не была похожа на представительницу краснокожих. Что же получается? Женщина от кого-то прячется. На это ясно указывает землянка: если бы она ни от кого не пряталась, то жилище построила бы наземное. От кого же прячется эта женщина? От опасных животных, дура. Лиза бы хлопнула себя по лбу, но руки были связаны. С другой стороны, животные могли учуять женщину и здесь, так что этот вариант откидываем. Лиза пришла в своих размышлениях в тупик. Под землей было безопаснее всего от людей, но против кого воевала эта женщина? Непонятно. Это глушь. От кого можно прятаться в глуши? Так или иначе, вывод остается один и тот же: драпать от этой женщины надо. Лизон не нравились женщины, которые привязывают её к… с позволения сказать, кровати. Может это садо-мазо? Лиза не играла в ролевые игры и не хотела начинать таким образом. Это… неэтично и нарушает свободу личности. Короче, драпать надо, пока воображение не разыгралось. Вот только куда? Лиза понятия не имела, где она находится. Сколько она выживет, если сбежит? Не факт, что она найдет источник пресной воды и еду, да и настораживал тот факт, что женщина построила свое жилище под землей. Неспроста это. Ладно, все равно сбежать не удастся. Женщина, судя по всему, не говорила по-русски. Значит, обмануть её не получиться. Придется пользоваться ломанным английским и языком жестов, а этим никого обмануть не удастся по причине того, что её никто не поймет. Прекрасно. Остается только думать о высоком и надеяться на то, что эта женщина не убьет её, а также не изнасилует по доброте душевной. У Лизы не осталось приличных слов выражавших её состояние. Это жопа. Вся эта ситуация – сплошная жопа, а Лизон где-то глубоко внутри неё и вся в дерьме. Даже шансов на приличное выживание не осталось. Хотя нет, один остался. Если эта женщина её не убьет, но, судя по тому, что Лиза лежит привязанная к хрен знает чему руками и ногами, то это тоже мало вероятно. Значит, это конец. А ведь она еще так молода. Всего пятнадцать лет. И, похоже, что этих лет было достаточно, чтобы впасть в немилость к кому-то там сверху, то бишь Богу. А ведь она еще стольких вещей не сделала. Она ни разу не прыгала с парашютом, ни разу не ходила на концерт ни одной рок-группы, ни разу не делала себе татуировки, ни разу не прокалывала себе ничего, даже ушей и ни разу не занималась сексом. Да даже наркотики не принимала ни разу. Так жить пора заканчивать. Лиза невесело хмыкнула. - Уже закругляюсь. Так вот о чем я? Это скучно и пресно. Вот что ты сделала в своей жизни запоминающегося? Покрасила пару прядей в фиолетовый цвет, выводила из равновесия окружающих, обзавелась неплохими друзьями, научилась играть на фортепиано, носить туфли на пятнадцати сантиметровых каблуках, неплохо готовить и стала вегетарианкой. Пожалуй, это все. Хотя нет, получила удар в пах от мальчика. После этого на своей шкуре поняла всю продуктивность удара в эту точку. Прекрасная жизнь, что ни говори. Жаль только, что никто не узнает о её смерти. С другой стороны, так даже лучше. Никто не будет плакать на похоронах, потому что их не будет. Скорее всего, её хладный труп закопают под какой–нибудь пальмой, ну, это конечно, если эта женщина не практикует каннибализм. А если практикует, то останутся только косточки. Пока Лизон размышляла о своей судьбе, вернулась эта женщина. Лиза застыла, не зная, как себя вести с ней. Женщина пока не попала в поле её зрения, но Лиза слышала её передвижения по землянке. Что делать? Самое время молиться. Лиза начала вспоминать известные ей молитвы, но тут женщина подала голос: - What is your name? – Это был такой простой вопрос, заученный очень давно вместе с ответом. - My name is Elizaveta Medina. - What were you doing in the woods?- снова задала вопрос женщина. - Ааа… - Лиза уже всерьез пожалела, что не уделяла внимание английскому в школе. Она попыталась собрать мысли в кучку. - I’m from Russia. I don’t understand you. I don't speak English. Женщина задумалась. А в Лизе проснулось любопытство, которое она поспешила утолить: - What is your name? - My name is Danielle Rousseau. Наступило молчание. С этого момента прошла примерно неделя. Лиза все время оставалась в землянке. Руссо не давала ей выходить из землянки и то ли не хотела объяснять почему, то ли не могла. Лиза верила и в первый, и во второй вариант. Руссо приносила ей еду и воду. А Лиза не задавала вопросов. Она постепенно восстанавливала свое физическое состояние и ждала удобного момента, когда Руссо не будет рядом, чтобы вырваться на свободу. Наверное, все бы так и продолжалось довольно долгое время, но в один день все изменилось.