Привкус сладкой крови, белые клыки Стал для них изгоем - то закон толпы. В сердце жар охоты - нет моей вины. Вынужден принять я правила игры. Лунною дорогой, да по льду реки Я несусь как ветер, и отстали псы. За рекой темнеет чистая земля. Там мой дом, свобода, там моя судьба.
Год спустя
Если бы у Ивана спросили, какой момент в его жизни он считает самым важным, он, вне всякого сомнения, назовет именно тот самый момент. Момент смерти старого себя… …И рождения себя нового. Событию долгожданного перерождения предшествовали года незнания, непонимания, веры, надежды и многого другого. И когда оно свершилось, Иван не скрывал своей радости, упорно не замечая печальную улыбку матери и грусть на лицах сестер. Он действительно не понимал, что же именно их не устраивало. С тех пор парень долго думал, спрашивал у Оли и Наташи, но они только шутили и беспечно отмахивались в ответ. Однако Иван все же был слишком догадливым юношей с чересчур пытливым умом, который вскоре позволил ему понять одну простую истину: если для него самого инициация была рождением нового себя, то для близких это была смерть тогда еще настоящего Ивана. Когда мы говорим о чем-то важном в существующем мире, мы понимаем, что все важное есть единство противоположностей: все то, что имеет положительные стороны, имеет в то же время отрицательные. И если рождалось новое, то старое непременно умирало. Как бы то банально ни звучало, но таковы законы жизни. Однако то на бумаге, ведь она, как известно, все стерпит. Пускай эти законы бесстрастно и сухо говорили о внутренних единстве и борьбе, о взаимодополняемости и взаимосочетаемости двух совершенно разных начал - у Ивана было все отнюдь не так просто. И да, он отчетливо помнил то чувство: духи, страны, высшие силы ликовали и славили рождение новой страны, а он, потерявшийся в себе и в окружающем его мире пятнадцатилетний мальчишка, напуганный переменами и робкий в своих начинаниях. Он не знал, как перерождались его мать и сестры (он никогда не спрашивал), вместо того Иван чувствовал ошеломляющую пустоту в несформировавшемся, незавершенном себе и радость чужих, радость тех, кому дОлжно было в тот момент радоваться. Это очень странное ощущение: вроде ты и понимаешь, что должен быть счастлив обретению полноценного себя, но ты не можешь испытать этого счастья и заталкиваешь себе в голову отдельно взятые образы - вырванные листы из книги памяти: одобряющий взгляд Волка, разговор с тем человеком, который изменил твой взгляд на мир, красивый ритуальный обряд, волнение матери… Возможно, это были обыкновенный мандраж и боязнь нового. Но он помнил, с каким ожесточением его сознание боролось за существование, вторя его сердцу и крича, умоляя прекратить и воротить все обратно. Однако все эти мысли, неуместные, неудобные, будут потом, а пока…Пока Иван готовился к обряду, и безмятежная улыбка на его лице говорила о том, что еще никакие треволнения не коснулись беззаботного молодого паренька. Ваня прекратил улыбаться, когда ему сказали, как именно будет происходить инициация. Вождь их племени, Боеслав, старый, плотно сбитый человек с кустистыми серебряными бровями и неизменным усохшим посохом в жилистой руке, сказал, что инициация для Ивана будет проходить не в обычном порядке. С одной стороны, это возможно и хорошо – известно, что во время обрядов над инициируемыми издевались всевозможными способами: наносили болезненные удары, обливали нечистотами, заставляли выть волком, ползать на четвереньках и многое другое*. Конечно, Иван всегда был мысленно готов к этому, как и любой юноша в их племени. И когда ему сказали, что все будет совсем не так, как у других, и отнюдь не то, к чему он себя готовил, Иван растерялся. Он, естественно, помнил все то, что ему говорил Волк. Но юноша не ожидал, что при его перерождении будет присутствовать вся мужская часть племени, а Боеслав не будет проводить обряд, как он обычно это делал со всеми, кто проходил инициацию до Ивана. Обряд проходил в лесу, что стоял на вершине холма, возвышающегося над низиной, где располагалось селение славян. Темный дремучий лес еще с детства наводил на Ивана какой-то неконтролируемый, суеверный страх, и сейчас, став почти взрослым, он не мог отделаться от этого чувства. Всякая инициация должна была проходить за пределами той территории, на которой проживало племя, - выход за границы приравнивался к смерти, к отречению от своей обычной жизни**. Обычно там собирались только старейшины и вождь, который самолично и проводил обряд. Но пока Иван находился еще в своем родном селении. На небольшой полянке, уже покрытой ковром сочной зелени и трав, ровно посередине стоял идол богини Яги, уродливый в своем исполнении. Может, оттого что камень был уж слишком грубым, а может, мастер не выполнил работу должным образом. Но факт оставался фактом: идол был самым безобразным из всех тех, что были у полян. Иван в очередной раз посмотрел на колоннообразное туловище тотема, на непропорционально огромную голову божества, всю какую-то кривую и неровную, на широко расставленные глаза, на рот, который съехал вниз в безумном сумасшедшем оскале. И до конца не было ясно, задумывалось ли так изначально или тот, кто творил это был настоящим неумехой. Тем более нелепым выглядело это каменное изваяние, когда вокруг него начали водить хороводы прекрасные молодые девушки из их племени. Иван неожиданно почувствовал отвращение, которое подпитывалось тянущей тошнотой, словно чем-то липким вмиг покрылись все его внутренности. Никогда раньше парень не чувствовал ничего подобного, и потому Иван вместе со всем этим круговоротом чувств ощущал еще и стыд. Он должен быть благодарен этому мрачному серому камню, который подарит ему в скором времени совершенно иную жизнь. Но несмотря на внутренние уговоры, благодарность он не испытывал. И сейчас весь этот ритуал, который он видел уже не один десяток раз, показался ему какой-то насмешкой. Все приносили жертву богине потустороннего мира Яге, наследнице Макоши. Иван стоял в стороне, в лучах закатного солнца наблюдая за ритуальным танцем молодых дев, которые возложили к подножью идола Яги заколотую дичь. А Елена положила на неровную поверхность холодного, словно покрытого невидимой коркой льда, камня одно из своих самых ценных украшений и любимый гребень. Когда ее сыну дадут возможность жить, нужно перед тем увериться, что эта возможность была встречена семьей юноши радостно, и они отдали божеству, которое поможет Ивану, все необходимые почести. Сам же юноша только тяжело вздохнул и продолжил наблюдать за тем, как девушки в тончайших ситцевых белых робах замерли на своих местах и сняли с волос венки из живых цветов, медленно отступая назад короткими рваными шажками. Так образовался круг c угрюмым серым камнем посередине, который примял под себя свежую траву, несколько туш животных и венков, что окольцовывали центр алтаря. Под хмурым пронзительным взглядом льдистых глаз Боеслава воздались все почести богине-проводнику, и пестрая кучка людей в праздничных нарядах нестройным рядом потянулась к вершине холма. Колонну возглавлял Боеслав, тяжелым грузным шагом ступая по земле. По правую руку от него шел Мудрейший, его свободное длинное платье в пол развевалось на ветру рваными грязно-серыми лоскутами, в руках у него был посох с начертанными на нем письменными знаками о покровителях славян Велесе и Волхове***, двух могучих богах, охраняющих мудрость и священное таинство магии. По левую руку от вождя шла юная дева, неся в руках камень с гравированными на нем знаками бога Семаргла, что служил проводником из мира явьего в мир поднебесный. Их путь лежал от идола смерти к Древу жизни, что стояло у алтаря Единого бога всего Сущего, верховного божества Рода. А помогали перейти от смерти к жизни, и от жизни к смерти магия Велеса и Волхова и Семаргла, который знал, как этот сложный путь пройти****. Сам Иван шел точно за Боеславом, с отстраненным выражением лица изучая широкую спину вождя их племени, взгляд юноши то и дело падал на землю, где на давно вытоптанной узенькой тропке отчетливо виднелись следы обуви Боеслава и небольшие круглые вмятины – от его посоха. Иван старался ни о чем не думать в тот момент, по крайней мере, до тех пор, пока они не поднимутся наверх. Думать в такой переломный момент его жизни было опасно. Потому что мысли у Ивана в последнее время какие-то совершенно неуместные и даже непотребные. Где прежние ажитация и взволнованность, появляющиеся мгновенно при одном упоминании какого-либо бога? Где прежняя дрожь, которая появлялась тут же, когда он видел какой-либо обряд приношение дани к алтарю? Этого не было. И это пугало, вызывая то самое смятение и ажитацию. Только опять они не к месту. Как и его мысли. Путь до Древа был близкий, но участники обряда посвящения шли невообразимо медленно, словно впав в состояние транса или глубокой задумчивости, на лицах их - смесь страха и восхищения, в глазах – волнительное предвкушение зрелища, на губах – неуверенно блуждали улыбки, а в то и дело тихих срывающихся голосах слышался трепет. Иван осторожно посмотрел по сторонам. Все вокруг него были такими разными, но вели они себя до смешного одинаково, преклоняясь перед древней силой, перед волей Рода, в священном ужасе восторгаясь жертвоприношениями. Иван, стараясь отвлечься от постыдных мыслей, вспомнил недавние слова Боеслава о том, что он не будет проводить инициацию Ивана. И она будет не такой, как у остальных. Что конкретно имел в виду мужчина, когда говорил это? Как со всем этим будет связан Волк? Покажется ли он остальным? Как в присутствии всех животное объяснит свое присутствие? Скажет ли он, что Иван есть нечто большее, чем все остальные? Что за этим последует?.. Вопросов по мере приближения к конечному пункту пути копилось все больше и больше. Некоторые тут же забывались Иваном, некоторые горели в его голове алыми языками пламени. Он никак не мог отделаться от странного ощущения какой-то нереальности происходящего. Словно он чувствовал, что все должно быть не так с самого начала. Не должно было быть обрядов, девушек, Боеслава, старейшин их племени…Ничего из этого. Потому что это все обычно, обыкновенно. Как у всех. Но Волк говорил, что все будет по-другому. Так почему? Незаметно для юноши, который был целиком и полностью погружен в свои мысли, они взобрались на вершину холма и остановились на опушке, по ту сторону которой вставал темной стеной исполинский лес. Небо постепенно затянулось тяжелыми низкими тучами, угрюмо нависшими над головами собравшихся, так низко, что, казалось, подпрыгни чуть вверх, вытяни руку – и дотронешься до сизого купола небосвода. Рука Ивана невольно дернулась, словно хотела взвиться вверх в каком-то паническом, отчаянном жесте. Юноше казалось, что даже небо было против его инициации. Такой обычной и самой посредственной. Такой…неправильной. Иван сделал еще одну попытку поглядеть по сторонам – все те же люди, все те же лица. И никакого Волка. Никакого Духа. Ничего необычного. Боеслав, словно услышав мысли инициируемого, сделал шаг вперед и развернулся вокруг своей оси, встав лицом к участникам обряда. - Итак, все знают, для чего сегодня мы собрались здесь, - взор льдисто-серых глаз остановился на матери Ивана. Юноша тут же посмотрел на мать, надеясь заметить, что-то необычное, неестественное в этом обмене взглядами, но ее лицо оставалось непроницаемым. Только люди утвердительно покивали, соглашаясь со словами их предводителя. - Но я хочу предупредить, что сегодня все будет немного иначе, нежели чем обычно, - после этих слов в толпе собравшихся прошелся шепоток взбудораженных голосов, который тут же угас в порыве ветра.– К Древу идут я, Мудрейший, старейшины и Иван, которому предначертано сегодня измениться окончательно и бесповоротно и примкнуть к нашему племени в качестве полноценного взрослого мужчины. Вас же, мои дорогие братья и сестры, члены племени, я попрошу оставаться здесь на протяжении всего времени, пока будет проводиться обряда. И встретить Ивана по его возвращении в совершенно новой ипостаси. И Боеслав, не дожидаясь ответной реакции на свои слова, прошел твердым уверенным шагом к Ивану и крепко ухватил юношу за плечо, легонько потянув за собой. Вскоре к ним присоединился Мудрейший и старейшины, в руках одного из которых уже был священный камень Семаргла, что он взял у молодой девушки. Иван почувствовал, как ноги его во мгновение стали ватными, каждый шаг давался с трудом, его заполняло радостное чувство облегчения: все правда. Все-все правда! То, что ему говорил Волк, это сбудется вот-вот! Он готов был рассмеяться, оттого что странный камень в его груди, исчез, что все встало на свои места. Юноша глубоко вздохнул и сделал последний шаг, отделяющий светлую просторную поляну от мрачного леса. Поначалу ему почудилось, что он изо дня шагнул в ночь – так было темно и непривычно находиться в этом месте. Деревья здесь расположились в хаотичном беспорядке, их скрюченные ветви порывались то и дело зацепить Ивана за рубаху. Инстинктивно задрав голову вверх, Иван увидел слабые белые росчерки – узкие просветы серого пасмурного неба. Пространство как-то разом сузилось, окружая юношу со всех сторон темными стволами деревьев с увесистыми пучками зелени – листьями на ветках старых дубов. А это был именно дубовый лес. И когда его глаза окончательно привыкли к темноте, Иван неожиданно понял, что же именно заставляло его обмирать и застывать на месте. В лесу было тихо. Даже не так. Это была тишина всепоглощающая, всеобъемлющая, вездесущая, обволакивающая. Мертвая тишина. Она била по ушам раскатами грома, звоном металла, она просто оглушала, заставляя сгибать спину и вжимать голову в плечи. Потому что Ивана с детства учили: природа живая, настоящая, громкая, шумная, яркая. А здесь была природа застывшая, замершая в вековой тишине, не издающая ни единого звука. Иван был готов поклясться, что даже листья на деревьях не шевелятся на ветру. И дело не в том, что ветра не было. Он был. Он шевелил волосы на голове у юноши, он забирался к нему под одежду и пробирал холодом до костей. Иван вдруг почувствовал давящую боль в груди и понял, что все это время не дышал, непроизвольно задерживая дыхание. И когда он вдохнул лесной холодный воздух, в глазах у него потемнело, и тело сотрясла легкая дрожь. Это было очень странное место. И ему здесь было не по себе. В поисках поддержки, юноша кинул украдкой взгляд на идущего рядом Боеслава. Тот выглядел сосредоточенным, и мысли его витали далеко отсюда. Он шел вперед, ничего не говоря и не останавливаясь. Иван вновь почувствовал этот леденящий душу холод. Откуда он здесь, в летнюю пору? Или же это только иллюзия, его страх? Они шли недолго, но Ивану показалось, что он идет уже вечность, идет совсем один, в полном одиночестве, скованный страхом и холодом. Он не заметил каких-либо изменений, все те же черные шершавые стволы, все та же сухая черная земля под ногами и бесконечная чернота впереди. Но вскоре по сторонам начали мелькать белые вспышки – проблески света, и люди вышли к небольшому возвышению, в центре которого врастал корнями в землю старый дуб. Его мощнейший, в три обхвата ствол держался ровно и прямо, придавливаемый кроной ярчайшей зелени, которой Иван не видел на других деревьях. Ветви векового дуба раскинулись широким шатром изумрудного цвета, оживляя окружающее пространство, придавая этому хмурому и неприветливому месту жизнь. Он словно был ее ярким очагом, живительным источником. В этот момент Иван почувствовал трепет и благоговение. Те чувства, которые он раньше испытывал к богам. Сейчас это дерево казалось выше их. Он видел его чудодейственную силу, видел его свет и чувствовал благодать. Все замерло перед этим центром бытия, возвышая его, ставя на почтительное расстояние от всего остального, не смея в присутствии этого царя леса произнести хотя бы звук. Иван буквально чувствовал, как страх и волнение волнами уходят от него, уступая место спокойствию и умиротворению. Ему снова свободно дышалось и широко виделось, ему было легко и светло на душе. Возвышение оказалось поляной, покрытой ковром сочной зелени, усеянной разноцветными капельками мелких цветков: васильков, колокольчиков, ромашек и одуванчиков…Что может быть прекрасней цветущего поля? Что может быть лучше неповторимого запаха травы и благоухания цветов? Хотелось упасть на спину и лечь на этот мягкий ковер луговых трав, чтобы запахи стали сильнее, цвет – ярче, и жизнь – ближе. Иван изо всех сил переборол в себе это неуемное желание, и молча проследовал за Боеславом, который остановился в метрах пяти от дуба. Подойдя ближе, юноша заметил, что прямо у подножия могучего дерева, над наружными, извивающимися змеями корнями расположились два камня. Один подпирал собой ствол дуба, а другой представлял собой плоскую плиту, неровно сколотую по краям. На плите были начертаны знаки древних Духов и Богов, символы отвода от злых сил. Плита была довольно широкой и могла на себе уместить взрослого мужчину чуть ли не в полный рост. - Иван, - обратился к нему Боеслав, прервав затянувшееся молчание.– Твоя мать рассказала нам про твое положение. Мы решили провести инициацию вдали от посторонних глаз и в присутствии только тех, кого необходимо. Твоя инициация будет двучастной. В первой части ты станешь взрослым мужчиной, достойным мужем нашего племени. А во второй… - Боеслав замолчал, смотря куда-то мимо Ивана, словно подыскивая подходящие слова. – Дальше ты все увидишь. У Ивана было множество вопросов. И как же он хотел получить на них ответы. Но, видимо, Боеслав не тот человек, кто их ему даст. Поэтому юноша усмирил свое любопытство и выжидательно посмотрел на вождя. Тот кивнул, давая всем знак начать приготовления и отошел к Мудрейшему, о чем-то начав с ним переговариваться. Старейшины между тем раскладывали в ритуальный рисунок предметы и вещи, что они несли в руках. На плоский камень легла волчья шкура, символизирующая животное, дух которого впитает в себя Иван. По краям камня были разложены священные травы: плакун-трава, разрыв-трава, одолень-трава с чертополохом*****, а около изголовья положили камень Семаргла. Затем старейшины образовали широкий круг и начали заговаривать заклинания, вызывающие добрые силы, которые помогут совершить перевоплощение. Мудрейший встал около камня и ударил по нему три раза своим посохом, взывая к магии и чародейству, что давали Велес и Волхов. Рядом с Мудрейшим стоял один из старейшин, держа руках магический пояс, что должен был опоясать инициируемого после обряда, закрепляя его превращение. Другой старейшина, стоявший по правую руку от Мудрейшего, держал глиняную посудину, над которой вились тонкие струйки дыма, источая одурманивающий запах, от которого начинала кружиться голова. Затем Боеслав кратким жестом указал Ивану на камень. Тот, стараясь не обращать внимания на ставшие вдруг непослушными ноги, медленным шагом приблизился к камню, ожидая дальнейших указаний. Заговорил Боеслав, обращая свой взгляд к Ивану. -Иван, сын нашего племени из селения на реке Ижаш, сын Елены и Ратибора (пусть прах его с миром покоится и душа его светлая свой покой обретет)******, сегодня ты станешь полноценным членом нашего племени, когда впитаешь в себя дух Волка, нашего покровителя. Потом тебе предстоят испытания, какие прошли каждый из стоящих здесь мужей: в одиночестве ты будешь постигать в себе духа Волка, а в обществе с людьми учиться жить в стае, и должно тебе также вести волчью жизнь, совершая набеги на чужие дворы и чиня разорения, покуда не обретешь ты себя полностью. Ясна ли тебе твоя цель, Иван? Юноша сглотнул стоявший в горле ком и ломающимся голосом выдавил: - Ясна, вождь. - Совершишь ли ты то, что тебе уготовано судьбой волка? - Совершу, вождь. - Даешь ли ты свою клятву, что не оступишься и не сойдешь с пути, но выпьешь до дна всю чашу горестей и испытаний? - Даю свою клятву, вождь. - Не пойдешь ли ты против наших законов и обычаев, нарушив свою клятву? - Не пойду против законов, нарушив клятву, вождь. Иван говорил давно заученные им слова, толком не вникая в их смысл – слишком сильно болела голова от испарений, а тело отказывалось его слушаться, налившись свинцовой тяжестью. Боеслав приказал Ивану лечь на камень, что Иван выполнил чуть ли не с удовольствием: он чувствовал себя смертельно усталым и измотанным, голова начала кружиться, подкатывала тошнота, а тело начало неметь. Словно в горячке он лег на камень, чувствуя пронизывающий могильный холод и краем сознания улавливая, что шкура на плите больше не лежит. Прямо над его головой источали свой опьяняющий запах курильницы, которые были поставлены на камень у подножья дуба. Старейшина во главе с Мудрейшим читали какие-то заклинания и делали заговоры, но Иван не понял ни слова из сказанного ими, словно говорили они на чужом языке. Мир завертелся перед глазами у юноши, крона дуба стала наваливаться на него всей тяжестью, камень впивался в кожу шипами загробного хлада, заставляя Ивана трястись в ознобе и покрываться липкой испариной. В горячечном бреду юноша почувствовал слабый отзвук боли в обеих руках – на внутренней стороне ладоней были сделаны ритуальные надрезы, красными росчерками пересекшими его руки. Его кровью были окроплены шкура и кушак*******. Тут Иван почувствовал волну нестерпимого жара – на него накинули волчий мех. Ивану же мерещились странные видения, словно на него легла не обыкновенный шкурник, а сам волк, что навалился на него всем весом, отрезая пути к отступлению и давя на грудь своими лапами, мешающими его дыханию. Снова слова, наговоры, заклятия. Зелья в курительных смесях и камень Семаргла у него на сердце. Затем его резко подняли на ноги, дернув больно за локти с обеих сторон, но продолжая в то же время поддерживать юношу. Это хорошо, потому что Иван не мог стоять самостоятельно. Мир вертелся, кружился, плутал и путался под ногами. Все это сопровождалось приливами тошноты и тупой ноющей болью в висках и затылке. Шкуру волка закрепили на его плечах, и одним ловким движением один из старейшин расправил магический пояс в три аршина длиной. Пояс представлял собой толстое сплетение золотых нитей, связанных магическими узелками. Кушак стали наматывать на Ивана, начиная с плеч и заканчивая голенями ног (он был раздвоенным на концах). Завязав тугой узел в районе живота юноши, старейшины уложили его обратно на камень, заставляя вдыхать по новой одурманивающие зелья. Иван снова начал терять связь с реальностью, отдаваясь во власть своим ощущениям, что были обострены до предела. Глаза начинало резать от дыма, от скачущего перед глазами леса и беснующихся подле него людей. Он стал слышать странные звуки, походящие на злобное хихиканье. Через силу Иван повернул голову на источник звука и сам рассмеялся – перед ним сидела маленькая мохнатая анчутка******** с чумазым лицом. А рядом с ним сидел в печальной позе леший, его грузное тело было грязного серо-землистого цвета, а лицо человеческое. И оно было похоже на одного из старейшин. Иван расхохотался неожиданному сходству. А рядом были волкодлак, его бурое мускулистое тело сверкало шерстью в темноте, и у волкодлака********* было лицо Боеслава. А вот рядом с ним сидит аспид, коварный змей, чем-то похожий на Мудрейшего. Иван смеялся до слез, хохотал безудержно, как сумасшедший, пытаясь дотянуться руками до этих странных существ, о которых раньше ему только рассказывали. Естественно, это Ивану только казалось. Так ему говорил Аспид голосом Мудрейшего. То, что они казались Ивану злобными существами, - это всего лишь его галлюцинации. Но вот злые духи здесь действительно есть, и они пытаются помешать инициации и вытворить очередную пакость, но старейшины им мешают. А еще им мешают защитные травы, оберегающие Ивана от их подлых нападок. Иван охотно кивал и продолжал заливаться смехом, не обращая внимания на крупные слезы, которые катились у него из глаз. Иван смеялся и смеялся, чувствуя, как силы его окончательно покидают. И вот он с наслаждением провалился в блаженное забытье. Очнулся юноша от голоса, прозвучавшего чересчур громко и отчетливо. Голос, до боли знакомый Ивану, прорвался сквозь толщу его сновидений, врываясь в царство Массы********** и выталкивая оттуда юношу. «Здравствуй, Иван. Рад тебя видеть. Теперь ты почти готов к встрече с самим собой. Встань же и покажись мне». Чувства к Ивану возвращались постепенно. Первым был слух, вторым вернулось обоняние, и он смог ощутить тошнотворный запах курительных зелий, до сих пор витавший в лесу, потом он стал ощущать, что лежит на той же самой плите…Наконец Иван открыл глаза. Небо перед ним было таким же пасмурным, а листья старого дуба такими же зелеными. Осторожно облокачиваясь на руки, Иван присел на камень и зашипел от боли, когда он задел скол раненой рукой. Прошло совсем немного времени, он, должно быть, был в бессознательном состоянии всего несколько минут – кровь продолжала вытекать из ранок тонкими алыми нитями. Но, оглянувшись, Иван понял, что он здесь один – старейшин, Боеслава и Мудрейшего не было. Они словно испарились, оставив все, как было: травы, посуду, ткани… «Иван». Да, все было таки же, прежним. Кроме одного .Иван повернулся на звук голоса. Перед ним стоял Волк и, кажется, улыбался, хотя больше это походило на оскал. - Ты пришел, - хрипло констатировал факт Иван. «Да, и сейчас мы начнем твое перевоплощение». Иван честно все это время хотел стать тем, о ком рассказывал ему Волк. Но сейчас, именно сейчас Иван жаждал только одного – здорового сна. А воинственно настроенная поза Волка, его чересчур радостно блестевшие глаза и нескрываемое воодушевление в голосе не давали Ивану ни единого шанса. Юноша со стоном зарылся лицом в ладони, отстраненно думая о том, что, наверное, оставит следы крови на щеках и подбородке. П\А: * - Левинтон Г. А. Инициация и мифы,в книге есть упоминание о том, что инициации происходили при всевозможных пытках над инициируемым ** - Левинтон Г. А. Инициация и мифы, оттуда же *** - помимо того, что они оба воспринимаются как боги охоты (Велес - покровитель скота, Волхов - перевоплощался в оборотня), они еще и были богами-покровителями магии. **** - схему пути, сам порядок обряда автор придумывала сама. если Вы знаете об инициации что-то более конкретное, например, как мог бы проходить одни из обрядов, я буду очень рада услышать Ваши комментарии ***** - плакун-трава - символ возможных испытаний и пролитых из-за них слез; разрыв-трава - дает силы преодолеть все испытания, расколоть все преграды; одолень-трава и чертополох - что разгоняет злых духов, одолевает темные силы ****** - я думаю, будет справедливым, если у Ивана все же будет отец. я постараюсь что-нибудь о нем рассказать в последующих главах, если мне хватит времени. ******* - тот же пояс, широкий, как правило ******** - анчутка - чертенок, бесенок по славянской мифологии ********* - волкодлак - оборотень, человек-волк по славянской мифологии ********** - Масса - бог сна у древних славян От автора:я прошу прощения за то, что так долго не обновляла фик. но у меня были на то причины. эта глава была написана мной уже неделю назад, но я решила полностью все изменить, и окончательный вариант вы сейчас читаете. на днях я окончательно продумала весь сюжет. кстати, в плане развития такового, следующая часть будет наиболее интересная - Ване там предстоит встретиться со многими древними государствами. ну это я так, чуть приоткрыла карты. спасибо вам, мои дорогие читатели, за терпение и понимание.