Со святыми упокой

Уже давно дали сигнал к отбою, и Дом Особого Назначения погрузился в сон. Не спал лишь один из его обитателей. Николай Романов тяжело вздохнул и сел в постели. В ночной тишине отчетливо раздавалось тиканье часов. Тик-так, тик-так… этот звук сводил с ума, гулким эхом отдавался в измученной подозрениями голове, не давал сосредоточиться. Часы наводили на бывшего императора тревогу и тоску. Нетвердой походкой Николай подошел к окну. Он знал, что ничего не увидит: стекла закрасили вскоре после их приезда, - но бездействие парализовывало, страх постепенно овладевал сознанием, нужно было сделать хоть что-то, неважно, что это будет. Как все-таки приятно прижаться горячим лбом к прохладному стеклу! Как недавнему царю, а ныне – гражданину Романову хотелось открыть ставни, впустить в душную комнату, где, казалось, вся атмосфера пропиталась чувством отчаяния, немного свежего летнего воздуха! Догадывался ли он, что так будет? Разумеется. Но одно дело предполагать, что скоро случится что-то страшное, а другое – понимать, что беда неизбежна, что она скоро произойдет. То, что трагедия неминуема, Николаю Александровичу было понятно. Вчера было воскресенье. Никто не знал почему, но Юровский позволил провести в Доме обедню и разрешил узникам причаститься. Служба уже подходила к концу, никто ничего не подозревал. Как вдруг дьякон запел молитву «Со святыми упокой». Николай помнил, как в тот момент внутри него что-то оборвалось: значит, все решено. Он оглянулся на супругу, и в ее глазах прочитал все то же, что думал сам. В воскресные дни нельзя было читать эту молитву, почему же дьякон отступил от канона? Этому бывший царь находил только одно объяснение: уж неизвестно каким образом батюшке все стало известно, но он решил предупредить семью о готовящейся для них участи, и сделал это так, что Юровский ни о чем не догадался. «Господи, не за себя страшно, - горестно подумал Николай Александрович, обращая свой взгляд на темный образ в углу, - а за жену. За девочек. За Алешу. Они ни в чем не виноваты, но я уверен: их не пощадят». Слабый, почти сломленный человек, держащийся рукой за оконную раму, перевел полный боли взгляд сначала на жену, которая то и дело поворачивалась с боку на бок, а потом на сына, спавшего рядом. Алексей тихо сопел, скинув с себя одеяло и открывая отцу больную ногу, которую до сих пор не мог разогнуть. -Они не виноваты, - негромко повторил Николай, вновь опускаясь на постель. Как удивительно, как странно представлялось для бывшего монарха все происходящее! Всего каких-то пять лет назад он был властителем шестой части суши, обладателем всех природных богатств. Николай Александрович прикрыл глаза, вспоминая Романовские торжества… Они решили посетить Кострому, колыбель династии. Был солнечный май, природа пробуждалась ото сна, казалось, что в жизни царской семьи и государства тоже будет вечный май. Тогда, по приезде в Кострому, Николай принимал почетный караул от 13-го лейб-гренадерского Эриванского Его Величества полка, шедшего парадным маршем. Вскоре семья прибыла в Ипатьевский монастырь, на пути к которому своего государя встречали преданные подданные, желавшие хоть одним глазком взглянуть на любимого императора. Не меньшие почести царю оказал и крестный ход, встретивший его у ворот монастыря. Народ ликовал, когда Николай заложил камень для будущего памятника 300-летию Дома Романовых; по всей Костроме звонили колокола, когда император и юные княжны отбывали с земской выставки, многие лица желали быть представлены его величеству. Празднования не утихли и вечером: город до глубокой ночи сиял праздничной иллюминацией, улицы были полны праздновавшего и поднимающего тосты за здоровье государя народа… Да, тогда они могли вершить судьбы многих людей, а теперь? Что было теперь? Постоянный режим, презрительное отношение охранников, вечные запреты… Алексей не мог самостоятельно передвигаться, но ему не верили, думали, что мальчик симулянт. Его лишили общения с теми, кого он любил: месье Жильяру запретили ехать вслед за своим воспитанником, юный Коля Деревенко не мог проводить время с лучшим другом. Все посещения запрещены, гулять можно лишь по небольшому двору, обнесенному высоким забором, окна закрашены. Тик-так, тик-так. Уже половина четвертого. Светает. Что бы ни случилось, так будет угодно Богу.

***

Но уже через два дня Николай понял, что, какова бы ни была воля Всевышнего, не может такого быть, чтобы Бог допустил смерть невинных людей. Застегнув последнюю пуговицу на шинели и подхватив Алексея, проснувшегося сразу же после требования спуститься в подвал, на руки, Николай вышел вслед за явившимся Юровским Идти становилось все тяжелее, напряжение нарастало с каждым шагом. Вот уже показалась впереди лестница, вот Юровский начал спускаться. Алексей плотнее прижался к отцу и посмотрел ему в глаза. -Не бойся, - тихо сказал Николай сыну. -А я и не боюсь, - так же шепотом отвечал мальчик. Чтобы хоть как-то отвлечься, Николай стал считать ступени: «Двадцать, двадцать один, двадцать два, двадцать три. Ровно двадцать три. Как это поразительно, и в то же время логично. Колесо истории сделало полный оборот. Мой предок, Михаил Федорович, был избран на царство в Ипатьевском монастыре, я же приму смерть в доме Ипатьева. Наш первый царь прошел до трона 23 ступени, столько же ступенек ведет в подвал. Наконец, Михаил был первым царем из нашей династии, а я отрекся в пользу своего брата, его тезки. Все идет к своему завершению, все закончилось. Если сейчас нужно будет стать искупительной жертвой, я ей стану. Об одном прошу…» -Если будут убивать, то лучше бы не мучили, - проговорил Алексей, словно прочитав мысли отца. Они стояли в подвале. Александра Федоровна попросила принести стулья. Несколько напряженных минут в комнате. Николай как мог успокаивал жену, дочери перебрасывались короткими фразами. Алексей сидел молча: он не должен был показывать страх. Бывший цесаревич уже был маленьким мужчиной, не имевшим права выставлять напоказ свои эмоции. Неожиданно пришел Юровский, а за ним еще несколько человек. По мятой бумажке, скороговоркой, Юровский прочитал «приговор». Как гром прозвучало страшное слово – «расстрелять». Вскрикнули девушки, что-то сказала горничная Демидова. В последний раз Николай посмотрел на своих жену и детей, а в следующий момент в его грудь ударило сразу несколько пуль. Он умер стоя, но в последний миг перед смертью ему на мгновение послышался гимн «Боже, Царя храни», и он вновь увидел ликующую толпу и освещенную иллюминацией весеннюю Кострому.