Ожидая

Дверь закрывается с громким железным хлопком. Силой магнетизма запираю её на замок - человеческих нет даже на это. Тихо сползаю по ней вниз. Сумку бросаю в сторону. Минут пять сижу в прострации. В голове ни идей по поводу того, что я буду переводить этой ночью, ни каких-то мыслей по поводу выпусков новостей, ни чего-либо еще. Ничего. Кое-как избавившись от туфель, отталкиваю их ногами. Растираю виски. Вздыхаю. Ещё один день наконец-то прожит. Осталось продержаться ночь. Уж сегодня я не буду ждать. Буду переводить. Пить кофе. Много кофе, чтоб его. Не подойду к окну. Ни за что. Но оторвать зад от пола всё же следует. Уже два месяца прошло с того момента, как по городу волной прошлась ни много ни мало шокирующая сенсация - Тэлон не удержал своих заключенных. Все преступники, начиная шестерками крупных американских мафиози и заканчивая криминальными гениями, вырвались на свободу. А уже через короткий промежуток времени газетные заголовки буквально кричали о новой угрозе для города и героях, которые эту угрозу сдерживают; срочный выпуск новостей в прямом эфире с Мишель Морено не остался последним, он оказался стартующим. Имена подростков, спасших людей в том аквапарке, были у всех на устах: журналисты смаковали их, предвкушая шквал читателей, вызванных дико растущей популярностью тех самых героев; полиция снисходительно упоминала, решив, что это ненадолго, мол, ребята не справятся; жители же благоговейно произносили, ассоциируя, наверное, с супергероями. И только я вспоминала имя их лидера с горечью. Аксель Меннинг. Сын Себастьяна. Пожалуй, до того взрыва никто из нас и не думал, что всё так обернётся. Грея замерзшие пальцы о кружку с кофе, который я, на самом-то деле, ненавижу всей душой, я без зазрения совести нарушала данное самой себе обещание - вглядывалась в чернеющее небо и сгущающиеся дождевые тучи. Полицейская машина, караулившая меня всё время с "опустошения" Тэлона, не появлялась уже неделю. Видимо, полиция решила, что здесь точно нечего ловить. А раньше у неё было абсолютно другое мнение на мой счёт. Буквально сразу же после побега Александра и его первого "выхода в свет" копы нагрянули ко мне в дом с настоятельными рекомендациями помочь им, выдав всю имеющуюся информацию. Пару раз приходили с разрешением на обыск, однажды даже вызывали в участок, но в конце концов перестали донимать расспросами, ограничившись лишь слежкой. Которая всё же прекратилась. Осознание всего этого не вызывало у меня радужного настроения. Напротив, я мучилась вопросами, догадками и подступающей депрессией. В итоге мысли и чувства смешались в одно неосознанное дурацкое состояние. Ожидание. Я жду. Непонятно чего, непонятно когда, непонятно зачем. Но жду. Перекочевав на диван, я включила телевизор. Хочу расслабиться, прежде чем приступать к переводу, а то с психу переведу страстную сцену ночного свидания молодой красавицы с вспыльчивым и очень сексуальным испанцем как убийство в стиле Достоевского. Босс вряд ли это оценит. И как назло – на каждом канале срочные новости. Взрывы, перестрелки, драки, нарушенное спокойствие и прочие неприятности, а плюс к тому на телевидении, видимо, идёт соревнование, кто кого переплюнет в количестве драматически острых подробностей. Переключая каналы, я всё больше теряла надежду напасть на какой-нибудь фильм, даже не очень хороший. Поэтому когда мне попалась программа, не связанная с недавними событиями, я не стала пролистывать. - ... Не последнее место в исследовательских работах ученых-психологов всегда занимали и занимают проблемы, связанные с влиянием на психику преступника семьи и домашней обстановки, - вещала интеллигентного вида дамочка с коротко стрижеными волосами и в модных очках с толстой оправой, - Если конкретно, то проблемы с «межличностными отношениями» - отношениями между ребенком и родителями в частности. Крупица подозрения попала мне в душу, но я быстро выкинула всякие мысли о подобном. У меня паранойя, ни больше ни меньше. - По мнению многих специалистов, - продолжала женщина, закинув ногу на ногу. На несколько секунд показали ведущего, внимательно выслушивающего психолога, - отношения между родителями и ребенком являются единственным источником возникновения патологии характера, которая со временем не изменяется, а лишь выявляется в процессе последующего воздействия окружающей среды на личность. - То есть Вы, миссис Страуд, имеете в виду, что всё идёт от родителей? – уточнил мужчина, никак не выказывая своего отношения к её словам. - Именно. Не испытывающий дефицита любви в детстве вряд ли станет преступником. Леди, Вы меня напрягаете. - Миссис Страуд, можно ли с полной уверенностью говорить, что орудующая в городе банда есть ничто иное, как продукт пренебрежения со стороны родителей? – с умным лицом задал вопрос ведущий, поглаживая пальцами бородку. - Безусловно, - без раздумий ответила она, - Как правило, такие люди являются наиболее униженными членами общества, которые неизменно занимают самую низшую ступень иерархической лестницы. Почувствовать себя абсолютно полноценными членами общества, в силу своих внутренних патологически маниакальных преломлений, эти уроды - не побоюсь такого слова – могут только тогда, когда у них получается кого-то унизить. Затаив дыхание, я напряженно уставилась в экран в ожидании дальнейших слов. - Также не следует забывать и о том, что некоторые делают это ради известности: чтобы в газете написали, чтобы детишек пугали, чтобы истории рассказывали. Данный мотив также является способом обрести собственную значимость. - Вы утверждаете, что такие действия могут быть направлены на СМИ? – впервые за вечер мужчина заинтересовался речью данной особы. - Несомненно, - и, немного подумав, - Я даже считаю, что теракты мистера Пейна направлены именно на прессу и телевидение и не имеет под собой каких-либо иных мотивов. Картинка на экране тут же стихла и почернела: телевизор выключился. Поставив кружку на столик, я закрыла лицо руками. Плечи слабо подрагивали, из глотки пытался вырваться нервный смешок, но в груди было пусто: ни гнева, ни веселья, ни возмущения. После того, как Александра посадили, я не виделась с ним четыре года. Ко мне после суда пару раз наведывались служащие полиции и недвусмысленно намекали, что мне было бы неплохо исчезнуть с горизонта. Мой магнетизм угрожал сроку заключения Алекса неожиданным сокращением, как эти ребята думали. Я лишь прикидывалась бревном, намёки не воспринимающим, и в ход пошли жёсткие меры – вскоре меня уволили с работы по неизвестным причинам, а все попытки устроиться на новую остались без результатов. Тогда-то мне и пришлось уехать в Россию, забрав дочь. Александру я тогда ничего не сказала – не смогла. Меня к нему даже не пустили. Навсегда уехать из Штатов мне помешала совесть и собственное чувство справедливости. Вернувшись в Лендмарк, я умудрилась-таки устроиться заново. Спасибо тебе, время, ты здорово стираешь людям память (а также я хотела бы поблагодарить взятки – они мне тоже неплохо подсобили). Только вот не всем. Ни мне, ни ему тем более. Я ожидала ярости, обиды и обвинений. Я была к этому готова. К срыву, к крику, к психу, в конце концов. Но ничего этого не было. Взгляд его глаз, такой колючий и прожигавший, пригвоздил меня к месту. Холодная ненависть, явно читавшаяся в его глазах, лишила дара речи, дав сил лишь на жалкое «Прости», бывшее вовсе не к месту. Но боль предательства, ненароком проскользнувшая в них, заставила меня воспрянуть и вспомнить: он ничего не знает. Объяснять пришлось долго. Сначала спокойно, уверенно. Потом тихо, глотая слезы и пытаясь не уйти в рыдания. Он поверил мне. Простил меня. Как казалось тогда. Сейчас, почему-то, я в этом сомневаюсь. После той встречи я старалась бывать в ненавистном Тэлоне как можно чаще. Да только вот желание кровавой и жестокой вендетты мне было уже не искоренить – оно зародилось раньше, и моё исчезновение этому точно поспособствовало. И дефицит любви тут не причём. Ощущение ущербности – тем паче. Александром правит месть, и только месть. Даже душ был сегодня против меня. В момент, когда я, казалось бы, полностью расслабилась, резко отключилась горячая вода, и я оказалась под холодной струей, бившей во всю силу. С такой прытью я никогда не выбегала из-под воды. А сейчас я с поразительным упрямством вновь щёлкаю каналы, крепко держа в руках очередную порцию кофеина. Передо мной, на столике, стоял ноутбук с открытым текстовым файлом. В тишине работать не хотелось, но и слушать что-то вроде той лекции по психологии преступников тоже не особо. Наконец-то. Фильм, ты нашёлся. Работа шла. Медленно, то и дело пытаясь умереть и умоляя оставить её здесь, но шла. В фильме постоянно чем-то гремели, вечно кричали и смеялись. Поморщившись, я убавила звук и потянулась к кружке. Она оказалась пустой. Пришлось возвращать прежний уровень громкости и опять идти за кофе. Хоть растворимый пей. Пристроившись в своём рабочем гнезде снова, я бросила взгляд на экран. Какие-то дети на качелях качаются, а лязг такой, как будто там Чак Норрис медные трубы жуёт – у меня с таким звуком входная дверь отпирается. Странная озвучка в этом фильме. Да и побежали они сейчас по траве, а не по паркету. И звук идёт в режиме слоупока… Постойте-ка. Застыв, я прислушалась. До меня только дошло. Кто-то топает ПО МОЕЙ квартире. И руки, лёгшие мне на плечи, это только подтвердили. Он наклонился и подался вперед, заглядывая в текстовый файл. Коротко усмехнулся. Сердце билось, с каждым ударом выталкивая грусть и лёд, перегоняя по артериям и венам вместе с кровью тепло и спокойствие. Мне даже голову не надо было поднимать. Смотреть не надо было. Я была уверена. Поцелуи, слезы счастья, объятия, вопли восторга? Ха, если бы. - Почему-то именно так я думал, - туманно произнёс Александр, убирая руки с моих плеч и усаживаясь рядом, - Это всё ещё так популярно? - Данный экземпляр побил все рекорды во Франции, - улыбнувшись, ответила я, - Наши решили не упускать сенсацию. - И как же эта ваша сенсация называется? – он уже успел по-хозяйски развалиться на диване и как бы невзначай приобнять меня. - «Amour avec sauce au chocolat» - я приникла к нему, положив голову на грудь, - Любовь с шоколадной подливкой, если дословно. - Что за?.. - Даже не спрашивай. Спустя двадцать минут я в который раз пошла варить кофе. Теперь уже на двоих. Услышав неизменную фразу «Я уже чувствую вкус ненависти в этой чашке», я попыталась легонько треснуть Алекса, но, как и обычно, не удалось. В моём случае говорить, что я представляла нашу встречу спустя десять лет как-то иначе, глупо. Хотя бы потому, что я никак себе её не представляла. У меня не было никаких идей, и каждый раз, когда я начинала об этом думать, у меня в мозгу появлялись белое пятно и идеальная тишина. Я не строила планов, иллюзий. Я не предвкушала эйфории от встречи и не плакала по ночам. …Казалось, Тэлона не было. Алекс просто вернулся с работы, припозднившись. На десять лет. Он ушёл на рассвете, пообещав забрать меня через два дня. На прощание Александр крепко обнял меня – единственное отклонение от нашей каждодневной семейной нормы. Чувство вернулось. Немного погодя, но вернулось. Я ожидала, но уже иначе. С каким-то теплом и спокойствием. Перевести то количество текста, что я планировала, по понятной причине не вышло. Какое-то слово так и осталось недописанным, а саму фразу я уже и забыла. Поставив посуду в раковину и убрав ноутбук подальше, я всё же решила уснуть хотя бы часа на два, если мне это вообще удастся. А объяснение непереведённой главе я придумаю попозже. В конце концов, ведь могут и они немного подождать?..