Лжец

      Иногда - слишком уж часто, думала Кидо, отчаянно вжимаясь в диванную спинку, - Кано любил посидеть в, как он считал, полном одиночестве. Выходил из своей комнатушки глухой ночью, по-кошачьи ступая по гладкому полу, улыбался каким-то затаенным мыслям, а затем плюхался на диван и закидывал ногу на ногу, после чего и начиналось самое интересное. Шуя не мог даже заподозрить присутствие лидера банды так близко, и хотя он проделывал такие ночные вылазки не раз и не два, каждый раз она пугалась и дрожала, боясь раскрыть себя и мысленно проклиная назойливого мальчишку.       Сначала он не делал совершенно ничего примечательного - просто сидел, высматривая что-то неуловимое в кромешной темноте; может, вспоминал Аяно, а может, просто размышлял над чем-то своим, неведомым Кидо; а потом, притворно тяжело вздыхая, начинал лживый ночной рассказ - именно так Тсубоми всегда его называла. Примитивный монолог про свои заморочки, повествуемый тихим шепотом, чтобы не разбудить других - повседневная ерунда, какие-то мелочи, что оставили в его памяти отпечаток; своего рода исповедь самому себе, пока никто не слышит и не видит.       Когда Кидо впервые услышала этот разговор - испугалась, настолько, что чуть не выдала себя. Почему-то ей казалось неправильным подслушивать, пусть она и делала это непроизвольно, а когда в монологе мелькало ее имя... Девушка обхватывала руками колени и смущалась, лишь под утро, когда даже Шуя уходил спать, отправляясь в свою комнату. Но уснуть тоже удавалось не всегда - ведь ее имя Кано упоминал гораздо чаще, чем имена других членов банды. Это не давало ей покоя - до тех пор, пока кошачьи желтые глаза с неприятным золотистым отблеском не разглядели в темноте сгорбленный силуэт.        - Я всегда буду рядом с тобой, Кидо, - он произнес это как-то устало, еще тише, чем обычно, и Тсубоми зарделась, сжимая руки в кулаки; хотелось огреть этого болвана чем-то тяжелым, потому что из его уст эта вполне безобидная фраза прозвучала как чертово признание.        - Ты ведь не одинока, у тебя есть вся банда, - смеется он минутой позже, радужки вспыхивают красным, - и я. Не забывай об этом.       Кидо становится не по себе; она щурит глаза и бормочет, что Кано дурак и идиот, но слова затрагивают ее - она не забывает. Даже тогда, когда он уходит, оставив по себе лишь аккуратно сложенную на кровати толстовку и тонкий запах мускатного ореха в коридоре.        - Как же я ненавижу твою манеру лгать, Шуя, - поправляет цветы возле надгробия, - обещал же, что будешь рядом. Лжец.       Губы легко дрожат, сдерживая ненужные слова и всхлипы; Кидо сжимает их посильнее, в тонкую-тонкую полосочку, кладет руку на раскаленный солнцем гранит и представляет, как треплет волосы лживого олуха.       Лето закончилось, банда распалась, все разошлись - Тсубоми осталась совершенно одна. И пусть друзья иногда навещают ее, единственное, что спасает от одиночества - черный кот, случайно пришедший к ее убежищу.       Временами в его беззаботном мяукании Кидо слышатся прощальные слова одного очень глупого врунишки:       "Ты не одинока,       у тебя       есть       я".