Стороны света

Муртаг вздрогнул от пронизывающего ледяного ветра и еще раз пожалел, что не захватил с собой на охоту меховой плащ. Да, утром было не по-весеннему тепло, но он ведь знал, что здесь, в этой проклятой дыре, где можно жить разве что раззакам, ближе к вечеру начинается буран, и к этому времени надо быть дома, разведя огонь и прижавшись к теплому боку дракона... На этот раз Муртаг беспечно вышел, не взяв с собой ничего, кроме лука и стрел. Все-таки он не мог забыть теплую, счастливую, солнечную Алагейзию, в которую все эти двадцать лет мечтал вернуться. Да, двадцать лет прошло со дня Той Битвы, которую он вспоминал одновременно с радостью и с ненавистью. В тот день его родина вздохнула, наконец, свободно, сбросив темные оковы, звенящие цепи зла и страха. Но тогда же он понял, что не хочет жить той жизнью, что ждала его, подстерегая за углом, чтобы наброситься и задушить в губительных объятиях. Он искал свободы, одной лишь свободы, но ради нее ему пришлось оставить брата, уверенность в своих силах и... Насуаду. - Да, Насуада, - думал Муртаг, бредя по колено в снегу к пещере, которую все эти годы считал своим домом. Насуада. Эти темные волосы, темная кожа, темные глаза... Глаза, в которые хотелось погрузиться, отдаться их ласковой теплой тьме и не думать ни о чем зловещем и грустном. Да что волосы и кожа, ее имя... Имя нежное, сладковатое, упругое, немного шипящее, а в конце звонкое, как натянутая струна. Имя, настолько отражающее ее душу, что он начинал задумываться, не являлось ли оно истинным. Хотя, возможно, раньше оно и не было таким, но со времени его последнего визита многое могло измениться. Когда это было? Пятнадцать лет назад? Пятнадцать?! А ведь он совсем не изменился. Если мир вокруг тебя как будто замер, замираешь и ты, боясь шевельнуться и нарушить равновесие. Да, пятнадцать лет, немалый срок... Воспоминания накрыли его с головой... Не выдержав тоски, с каждым днем растущей в его сердце, Муртаг садится на Торна и отправляется туда, куда зарекся не возвращаться. Нервными шагами он меряет приемную во дворце, как затравленный зверь смотря на шикарные гобелены и мраморные стены, давящие на него своей пышностью. В эту же приемную, путаясь в платье, влетает Насуада и бросается ему на шею. Она говорит, говорит без умолку, смеется, но глаза ее печальны, она смотрит на него и как бы спрашивает: "Ты же не уедешь, Муртаг?" А он отвечает обреченно, внезапно поняв, что ничего не изменилось, что здесь есть свобода и свежий воздух для всех, кроме него: "Уеду, - и повторяет уже уверенно, но немного виновато. - Уеду..." Уехал Эрагон, уедет и Муртаг, такова судьба...