Мечта

«Моя мечта», — написал Кинтаро и задумчиво покусал карандаш. Мечта у него была одна — стать самым лучшим игроком в теннис и победить Кошимаэ, но для сочинения этого определенно было мало. Ещё Кинтаро, совершенно точно, мечтал о такояки, но это было как-то мелковато. — Шираиши! О чём ты мечтаешь? — спросил Кинтаро. Он сидел на крыше школы и третий день пытался написать сочинение, заданное к четвергу, и, поскольку успехов особых не достиг, решил обратиться за помощью к команде, начав с её капитана. Шираиши отвлёкся от цветочного горшка с красивым и, наверняка, очень ядовитым, цветком, и потёр подбородок. — Это сложный вопрос, — ответил он. — Даже не знаю, может быть, о мире во всём мире? — О! — Кинтаро восторженно просиял. — Какая крутая мечта! А как это сделать? Мир, в смысле? Шираиши задумался ещё сильнее. — Знаешь, не в моих силах это исполнить, но я могу позаботиться о том, чтобы кусочек мира был хотя бы рядом со мной, — Шираиши повёл рукой, указывая на школу. — Например, чтобы в моей теннисной команде был мир между игроками и все были довольны. Чтобы мы улыбались друг другу каждый день и шутили так же, как делаем это всегда. Кинтаро глазел на своего капитана, представляя, как теннисная команда средней школы Шитенходжи в разномастных и ярких костюмах супергероев защищает мир во всём мире, сражаясь с разнообразными злодеями и монстрами. Он уже видел их триумф, где капитан Шираиши в сияющем красном костюме водружает флаг Шитенходжи на Луне — как это может быть связано со спасением мира, Кинтаро не задумывался. Из размышлений его вывел возглас Шираиши: — Эй, Кин-тян, моя мечта — это моя мечта. Ты же для сочинения должен найти свою собственную, помнишь? — Да знаю я, — Кинтаро с сожалением вернулся в серую реальность. — Ничего не могу придумать, вот и решил поспрашивать, может, поможет. Пойду, поищу Кенью. Шираиши вернулся к своему цветку, а Кинтаро спустился с крыши и отправился в тренажёрный зал. Там Кенья усердно пыхтел на беговой дорожке. — Эй, Кенья, о чём ты мечтаешь? — с порога начал Кинтаро. — О том, чтобы сила тяжести уменьшилась, — ответил Кенья, не останавливаясь. — Вот это да! — восхитился Кинтаро. — А как это сделать? Кенья подумал немного, а потом решил: — Надо землю остановить. Сам вспомни, когда качаешься на качелях, подлетаешь вверх — и тебя вдавливает вниз, вот она, сила тяжести. То же самое с землей, она вертится вокруг солнца, и это как будто мы на бесконечных качелях катимся вверх. Бегать так тяжело. А если её притормозить хотя бы, то я точно стану быстрее всех на свете! Кинтаро забыл закрыть рот от восторга. Теперь он видел, как Кенья — в зелёном спортивном костюме с гербом Шитенходжи на спине — останавливает Землю, а её благодарные жители, избавленные от необходимости тащиться по поверхности, как улитки, несут ему цветы и горы вкуснейшего такояки в награду. Картина была настолько прекрасной, что Кинтаро не сразу услышал, как Кенья с сожалением добавил: — Но раз такое невозможно, значит остаётся только врубить эту штуковину на полную мощность и бегать ещё больше, — Кенья изменил настройки, и лента тренажера закрутилась с такой скоростью, что у Кинтаро в глазах зарябило. — Пойду ещё кого-нибудь спрошу, — вздохнул он. Сияющее видение рассыпалось в прах. Следующими Кинтаро встретил Кохару и Юджи, они в главном школьном дворе разыгрывали очередную драматическую сценку. — Эй! — крикнул Кинтаро, вмешиваясь в самый разгар представления. — О чём вы мечтаете? Кохару замер, и Юджи, которого он как раз должен был поймать после красивого прыжка с двойным сальто, шлёпнулся на землю. — Я мечтаю о том, чтобы в мире были одни только красавчики, — решил Кохару, прикладывая ладони к щекам и притворно краснея. — Тогда я был бы самым счастливым человеком на земле. Кинтаро смотрел с сомнением, и Кохару пустился в объяснения: — Ну, вот, например, сейчас, чтобы встретить действительно прекрасного мужчину, мне надо сесть на поезд, доехать до Токио и надеяться, что удастся уговорить Атобе и Тезуку сыграть матч. Знаешь, это довольно-таки непросто, они такие упрямые, — Кохару покачал головой. — Но за это я их и люблю. Юджи за его спиной пришёл в себя после падения и мрачно слушал рассуждения о чужих капитанах. — Так вот, — продолжил Кохару, ничего не замечая. — А если бы красавчики были повсюду, не надо было бы ездить в Токио, и Атобе с Тезукой жили бы в Осаке, умели бы как следует посмешить честную публику и обожали бы такояки. Кинтаро задумался над перспективами. Атобе и Тезука ему тоже нравились, они были сильными игроками, и хотя с Атобе сыграть пока не пришлось, но до Кинтаро доходили слухи, а играть с Тезукой точно было весело. И вот теперь он представил, что играет против Атобе и Тезуки одновременно, а где-то ещё, непременно, будет Кошимаэ, потому что если уж говорить о теннисе, то как же без него? — Вот только это невозможно, — резко закончил Кохару, и Кинтаро послышался звон — его грёзы снова разлетелись на мелкие осколки. — Я думаю, моё сердце этого не выдержит, так что пусть лучше Атобе и Тезука остаются там, где они есть, — решил Кохару. — У меня ведь есть Ю-кун. Юджи вскочил с травы и раскрыл объятия: — Кохару! — Ю-кун! Кинтаро смахнул слезу умиления и отправился искать Читосе. — О чём я мечтаю? — спросил Читосе, задумчиво глядя в небо. Он сидел на своём любимом холме за школой, читал какой-то журнал про сёги, и с интересом отнёсся к вопросу Кинтаро. — Знаешь, раньше я бы сказал, что мечтаю вернуться назад во времени, чтобы дать самому себе несколько хороших советов. Но теперь я думаю, что моя мечта — вон там, — Читосе протянул руку куда-то вперёд, в сторону солнца, и Кинтаро просиял, осенённый догадкой. — Пилотом мечтаешь стать?! Он тут же представил, как Читосе в чёрной форме с бляхами садится за штурвал огромного самолёта, с легкостью поднимает его в воздух и сообщает в громкоговоритель: «Дамы и господа, наш самолет приземлится в Нью-Йорке через десять часов», а вокруг сияет аура Вершины великой мудрости. — Вообще-то я имел ввиду, что хочу встретиться со старым другом, — улыбнулся Читосе. — Боюсь, что в пилоты меня не возьмут из-за роста. Кинтаро переваривал эту информацию, а прекрасная крылатая машина в его воображении медленно таяла на горизонте. Но потом он улыбнулся и кивнул. — Тоже хорошая мечта. Я дальше побежал! Потом Кинтаро разыскал Коичикаву, в школьной библиотеке старающегося не уснуть над учебником по математике. Стимулов было не очень много, математика совсем не относилась к числу его любимых предметов, поэтому сон успешно побеждал, и Коичикава вздрогнул и резко выпрямился, когда Кинтаро громко спросил прямо над ухом: — Кенджиро, ты о чём мечтаешь? Коичикава посмотрел на Кинтаро, потёр глаза, глянул на учебник и свою тетрадь, в которой красовались нечитаемые каракули, и вздохнул. — Чтобы меня заметили, — ответил он очень-очень тихо, и Кинтаро недоуменно хмыкнул. Коичикава продолжил чуть громче и другим тоном: — Чтобы у меня математика получалась лучше, потому что тогда, уж точно, учитель заметит, как я стараюсь, и староста тоже... Коичикава покраснел и замолчал. Но Кинтаро и этого было достаточно. — Так ты мечтаешь стать математиком? Вот это да! Ты очень умный, да? Кинтаро сразу же представил, что в будущем Коичикава в мантии и смешной шапочке с кисточкой стоит в виде памятника посреди большого нового парка в центре Осаки, а вокруг ходят толпы восторженных туристов и просто преданных поклонников. Эта картина Кинтаро очень понравилась, в основном потому, что, в отличие от остальных, Коичикава не спешил от мечты отказываться. Он как раз смущённо почесал в затылке, взглянул на свои каракули в тетради и решительно покачал головой. — Не умный. Но обязательно стану! Коичикава взял выпавший недавно из пальцев карандаш и приготовился решить, наконец, эту треклятую неподдающуюся задачу. — Ладно, я к Гину! — Кинтаро ободряюще хлопнул его по плечу и убежал. У ворот храма было тихо. Гин неторопливо перебирал в уме правителей эпохи Хэйан и почти дошел до последнего, когда перед глазами пронесся красноволосый ураган. Кинтаро пробежал туда и обратно несколько раз, пока, наконец, не заметил Гина, стоящего в тени. — Гин, Гин, а ты о чём мечтаешь? — Кинтаро перестал бегать и уселся напротив, приготовившись внимательно слушать. — О хорошем урожае, — ответил Гин не задумываясь. Кинтаро помолчал, ожидая продолжения, которого не последовало, и придумал его сам: — А, это значит, что тогда у нас всегда будет такояки на обед, да?! Я тоже об этом мечтаю. Он помолчал и грустно добавил: — Но учитель говорит, это слишком мало для сочинения. Что делать, Гин? Гин задумался над ответом, но в этот момент мимо прошёл Зайзен, и внимание Кинтаро переключилось на него. — А ты, ты о чём мечтаешь? — завопил он, вскакивая и устремляясь вслед за Зайзеном. — Закончить школу, — ответил тот, после минуты размышлений. — О чём ещё мечтать? Выиграть Национальные, поступить в университет, в котором никто не отпускает глупые шуточки по любому поводу, и, желательно, больше никогда не встречать никого из этой школы. Кинтаро в ужасе отшатнулся, а Зайзен усмехнулся и добавил: — Шутка. Это была шутка. Кинтаро не пошёл дальше, похоже было, что Зайзен направляется на корты, а сам Кинтаро никак не мог уйти играть, пока не закончит сочинение. Он в растерянности смотрел Зайзену вслед, а руки так и чесались бросить всё и взяться, наконец, за ракетку, как тут за плечом кто-то кашлянул, привлекая к себе внимание. От испуга Кинтаро подскочил, потерял карандаш и завопил что было мочи, но потом разглядел, что этот кто-то — тренер Ватанабе. — Тренер! — выдохнул Кинтаро. Ватанабе улыбнулся и махнул зубочисткой у Кинтаро перед носом. — А знаешь, о чем я мечтаю? — спросил он, на что Кинтаро отрицательно мотнул головой, заворожено уставившись на тренера. — О кокеши. Сам дарю их всем, а мне хоть бы разок кто подарил! Чья заслуга, что Шитенходжи в четвёрке лучших команд страны? Вы, определенно, об этом забываете. Кокеши — такая малость, а всё равно жалеете для тренера. Ватанабе улыбнулся ещё раз, закусил зубочистку и пошёл вслед за Зайзеном к кортам, тихо напевая какую-то мелодию. Кинтаро выдохнул несколько раз, приказал себе успокоиться и взяться за сочинение. Он уселся в тени стены, послюнявил карандаш и принялся старательно выводить буквы на бумаге. Через два дня Кинтаро прибежал на крышу, где во время обеденного перерыва собиралась почти вся команда, и прокричал, размахивая исписанным листком: — Восемьдесят! Я получил восемьдесят баллов за свою мечту! — Молодец, Кин-тян, — одобрил Шираиши. — И что же ты написал? — Что вы мне все рассказали, то и написал. Шираиши не без опасений взял из его рук сочинение и прочитал: «Моя мечта. Когда я вырасту, я мечтаю быть таким же добрым, как Кенья, который заботится о том, чтобы людям было не так тяжело ходить. И как Кохару, который хочет, чтобы все были красивые. И как Юджи, который очень любит Кохару. И как Кенджиро, который обязательно освоит математику и станет знаменитым. И как Читосе, который мечтает летать на самолете к старым друзьям. И как Гин, который хочет, чтобы у всех были вкусные такояки. И как Зайзен, который любит теннис почти так же сильно, как и я. И как Шираиши, который хоть и выращивает ядовитые цветы на школьной крыше, но всё равно хочет, чтобы у всех всё было хорошо. Поэтому я мечтаю, чтобы они всегда были со мной. И чтобы я выиграл у Кошимаэ на Национальных и Шитенходжи стала школой номер один в Японии. И тогда я подарю кокеши тренеру Осаму, раз он так сильно его хочет». — Учитель сказал, ошибок много, — пояснил Кинтаро, доедая свой обед. — Это прекрасная мечта, — улыбнулся Шираиши. Соглашаясь, за его спиной громко всхлипывали Кохару и Юджи, Гин безмятежно предлагал им носовые платки, Кенья мужественно вытирал рукавом глаза, Коичикава с двойным рвением принялся читать учебник, и даже Зайзен улыбнулся — едва заметно, но этого было достаточно. И где-то внизу на склоне за школой Читосе громко чихнул и удивился, что кому-то пришло в голову вспомнить о нём. А тренер Ватанабе чихать не стал, он спал и видел во сне гигантского кокеши где-то на Луне посреди необъятного теннисного корта с флагом Шитенходжи.