Туманы Упокоища

Упокоище — это курганы. Множество рукотворных холмов, содержащих в себе начинку в виде давным-давно почивших королей и их мертвого золота; скопище земляных горбов, покрытых буйным разнотравьем и увенчанных обломанными зубами древних крепостей. А над ними — бездонное небо, ночью оно — бесконечно глубокий омут с утопленницами-звездами, днем — блекло-голубое вместилище для беспощадно палящего солнца. Его сухой жар, тщетно пытаясь согреть вечно холодные камни, выжигает из трав пьянящую смесь ароматов, а ветер возносит ее к небесам. Ночью же все растворяется в тумане. Но здесь есть еще кое-что. Оно в запахах травы, оно в протяжном вое ветра, белесой пеленой тумана оно течет средь руин. Оно в мертвом блеске проклятого золота. Оно червями копошится в остовах забытых владык. Его нельзя увидеть, почуять или нащупать. Это можно лишь почувствовать. Даже я, Умертвие, страшусь его. Имя ему — безделье. Оно подтачивает мой разум, пожирает мою суть, растворяет все чувства в кислоте ватного отупения. Что бы я ни делало, оно раз за разом настигает меня. Раньше у меня были соседи. Овцы и их люди. Эти белые комочки кудрявой шерсти казались разумнее двуногих крикунов. Первые пожирали траву. Вторые безжалостно истребляли друг друга, обагряя камни алой кровью, возжигая огромные костры, с яростным пламенем которых к чернеющему от горя небу устремлялся смрад мертвых тел. Воздвигались и рушились крепости. Жалкие армии зазнавшихся князьков выкашивали друг друга. Забавно было наблюдать за их возней. Но однажды люди посмели напасть на меня. Их кровь в последний раз оросила камни, солнце и ветер выбелили их кости, разросшиеся травы оплели остовы изумрудно-зеленым коконом, навеки скрывая от любопытных глаз. Раньше у меня было увлечение. Я пробиралось в курганы и рассматривало золото. Короны, цепочки, кольца. Браслеты, ожерелья. Чарующий блеск, такой теплый и вместе с тем такой холодный. Мелодичный звон. Грубоватое изящество, живущее в затейливых завитушках узоров-лабиринтов. Таинственное мерцание драгоценных камней. Все это околдовывало, заставляя раз за разом распахивать сундуки, погружать пальцы в поблескивающие груды, что глухо звенели, отзываясь на прикосновения. Я забирало наиболее достойные вещицы себе. Время текло, и курганы были изучены. Мертвые слезы солнца оттягивали шею, сжимали пальцы, насмешливо звенели на ветру. В них не было тепла, в них не было света, в них не было жизни. Блеск золота больше не приносил радости. Раньше я пыталось развлечь себя. От воришки, пришедшего однажды, я узнало, что существует штука под странным именем гербарий. Много ночей я собирало разные травы: мягкие, серебрящиеся в лунном свете, и колючие, сияющие бархатно-зеленой темнотой, с маленькими белыми цветами и с колосками, которые от прикосновений окутывала серебристая дымка пыльцы. Среди них была и терпко пахнущая полынь, что полюбилась мне более всего. Я забрало их к себе в курган. Разложило на камне и стало ждать. Но сырая холодная тьма не полюбилась детям земли и солнца: мой гербарий сгнил… Наблюдение за звездами быстро наскучило, попытка написать философский трактат (об овцах) рассыпалась прахом. Отобранная у заблудившегося музыканта лютня стонала и выла в моих руках. А под его ловкими пальцами она пела… струны лютни рвались на диво легко, а жалобное треньканье еще долго звенело в воздухе. Весьма продолжительное время лучшим из развлечений был отлов путников, но и они перестали сновать мимо. Раньше… раньше было хоть что-то. Теперь же я ночами брожу среди руин, и лишь вой ветра и тихий звон мертвого золота сопровождает меня. А безделье шелестит в траве, прячется за камнями и медленно уничтожает мой разум…