Инквизитор и ведьма

1348 год. 12 июля. Где-то на территории юго-западной Англии.       Он ходил туда и обратно по залу суда, не обращая совершенно никакого внимания на секретаря и двух священников, в присутствии которых ему предстояло допрашивать обвиняемую в колдовстве.       На ветхом старом стуле пристроился инквизитор младше по рангу, который приехал обучиться у него практике. Но Октавиан даже не запомнил его имени.       Его самого, будто в насмешку, назвали римским именем. И мать умерла при рождении второго ребенка, а отец совсем недавно умер от этой странной болезни, которая окрасила его кожу в черный цвет. На нем появились болячки, которые так и сквозили гноем.       Считалось, что болезнь свалилась на головы людей за грехи, но люди церковные, в большинстве своем, как и Октавиан, считали, что во всем виноваты так называемые ведьмы. Плюсом, тут могли быть виновными еще и вампиры с оборотнями, но он их никогда не видел. Он видел только ведьм. Уродливых женщин, с лицами, сквозившими злобой и похотью, с грязными волосами и сальными глазами. Юноша считал, что всех их нужно подвергать смертной казни, желательно на костер.       Со своего стула поднялся его помощник и подошел к двери.       - Сегодня, Ваша милость, снова ведьма. Проклятая язычница из леса. Она творила своё злое чародейство, намереваясь посеять ересь в христианских душах.       - Введите, - разрешил Октавиан, разворачиваясь к двери всем корпусом.       Ведьма оказалась совершенно не так уродлива, как те, что были до нее. Высокая и стройная, точно ива. С золотистыми вьющимися волосами, которые были не собраны в пучок и не покрыты, а глаза... Это был, точно взгляд Мадонны с древних фресок в храмах, когда он молился.       Его помощник опустил ее перед ним на колени. Только сейчас Октавиан заметил на запястьях и лодыжках девушки оковы. Тяжелые и железные, так и тянулись руки снять их с нее. Она вновь посмотрела на него своими чистыми и спокойными серыми глазами. Она была прекрасна...       Октавиан мотнул головой, молясь про себя, заставляя уйти проклятое наваждение. Он почти наверняка был уверен, что ведьма его околдовала, но ничего не мог с этим поделать.       - Я обвиняю, женщина, тебя: в отступничестве, чёрном колдовстве и наведении порчи в деревнях. По Воле Господа свершится правосудие, - изрек Октавиан.       Аннабет прижала ладони к месту, где колотилось ее сердце, стараясь успокоить его. Успокоить свою метавшуюся в испуге душу. Она боялась, да, она боялась этого юноши, возвышавшегося над ней. Он был чем-то удивлен, по крайней мере, об этом говорили его голубые глаза.       Ох, она была не виновата в том, что та соседка приревновала своего выздоравливающего мужа к ней. Аннабет ни в чем не была виновата, она только лечила заболевших этой ужасной болезнью людей. Она видела стольких почерневших, скрученных болью и умирающих, но не всех могла спасти. Странная болезнь лечилась изредка, очень и очень редко.       Девушка вновь подняла глаза и обомлела. Теперь он смотрел на нее с нескрываемой ненавистью. Хотелось заплакать, но слез уже не осталось. Оковы, что на нее надели, были тверже камня стен, и их нельзя было взять и сбросить с себя. А еще этот странный инквизитор... Что-то с ним не то. Он лучше, чем хочет казаться! Он не такой, как другие, которые верят в свой патриархат.       Аннабет старалась не размыкать зрительный контакт, моля богов помочь ей в этом. Она хотела, чтобы он смотрел на нее вечно. Но потом, разум душит сердце, и она понимает, что боится его, не хочет, чтобы он трогал ее. Его взгляд заставляет ее вновь превращаться в маленькую испуганную девочку. Она знает, что если он только дотронется до нее, то она изменится. Ведь проще почувствовать кожей жар огня, а не сталь ледяного креста.       Октавиан думает, что она слишком красива. Она не может быть созданием дьявола! О, Боже, как же ослепляет красота! Он не сможет больше быть прежним, а в голове быстро проносятся вопросы: "Зачем она молчит, не пряча глаз? Зачем она не ищет оправдания? Зачем я не хочу её признания? Зачем мы повстречались лишь сейчас?"       - Молчишь! К чему молчание теперь? Раскаянье облегчит твою душу. Бог милосерден к грешникам заблудшим, безумная! Покайся и поверь! - надрывно на весь зал закричал юноша, нагибаясь к ней, а она даже не вздрогнула, но потом выпрямился и ледяным тоном спросил: - Готова ты сознаться в прегрешениях?       Аннабет лишь улыбнулась и мягким голосом, почти напевно, поведала:       - Я расскажу тебе, как пела ночь, как я кружилась в сумасшедшем танце, и как хотелось плакать и смеяться, как беды от костра бежали прочь...       Она рассказывала ему, как травами лечила больных Черной смертью, как травы изгоняли из них боль. Люди, после ее помощи вставали целыми, живыми и прекрасными. Благодаря ей никто в деревне не болел, все были здоровы.       Но потом в ее глазах всколыхнулась буря, и она холодно сказала:       - А ты в своей жестокости неправ.       Девушка была, будто безумна, когда вскочила на ноги и закричала с улыбкой на устах:       - О, если бы ты мог пойти со мной, сложив с себя обеты и оковы. Оставь Христу его венец терновый! Сумей пройти свободным путь земной.       У Октавиана защемило сердце, когда он представил себе такую идеалистичную картину. Вот он уходит с ней, вот целует ее в лоб... Нет. Этому не бывать!       - Остановись, безумная! Молчи! Ты смертный приговор себе пророчишь, - закричал он, отталкивая ее от себя.       Аннабет упала на пол, даже не вскрикнув. Слезы выступили на глазах, но от этого она стала еще красивее, и она не собиралась сдаваться.       - Ты посмотреть на мир вокруг не хочешь! Распятая душа твоя кричит!       Юноша замер на месте. Ему тоже хотелось зарыдать, почувствовать на губах соленый вкус слез, но не своих. Ее. Ему хотелось поцеловать ее, обнять и успокоить, запустить пальцы в ее светлые кудрявые волосы...       - Довольно! - крикнул он, обрывая ход своих и ее мыслей.       Он молился Святой Деве, прося ее сохранить его, прося ее не дать ему поддаться дьявольским речам, чтобы она дала ему сил побороть огонь греховный. Но небеса молчали, мольбам не внемля.

***

      Ее обвинили. Он помнит, как ее вели на костер, как ее руки привязывали к столбу. А она даже не кричала. Она нашла его взглядом в толпе и смотрела, будто не чувствуя, как огонь пожирает ее прекрасное тело. Ему хотелось закричать, подбежать к ней и отпустить. Октавиан должен был спасти ее, но он не успел.       Он как раз рванулся к ней в последний момент, но успел лишь поцеловать уже умирающую. Он помнил ее улыбку до того, как ее душа вознеслась к своим богам.       А на следующий день он заболел и умер через неделю в страшных муках.