Ворон, который был человечнее всех людей

«Настоящей любви не существует?» – этот вопрос эхом раздавался в голове Диаваля с тех самых пор, как Малефисенте не удалось отозвать проклятье и стало ясно, что вечный сон Авроры неизбежен. Сейчас он с хозяйкой прятался за медово-бронзовыми занавесками в ожидании чуда и поиске ответа на свой самый важный вопрос. Самая могущественная из фей нервно заламывала пальцы и казалась бледнее обычного. Она была готова отказаться от своих убеждений и поверить в Истинную любовь. Диаваль был готов поверить даже в то, что Истинная любовь Авроры – это принц Филипп. «Этот недоумок, не могущий и двух слов связать! Он видит её второй раз в жизни, как он может быть её любовью?» – ворон и колдунья делили мысли на двоих. Но если вторая вопрошала с любопытством и надеждой, то первый – с отвращением и… тоже надеждой. Надеждой, что у Филиппа ничего не выйдет. Диаваль хотел и боялся этого пробуждения. Он был бы счастлив и убит одновременно. На живую, веселую Аврору с другим молодым человеком смотреть было бы так же невыносимо, как на сияющее солнце. Сейчас его солнце погасло и было, скорее, мерцающей бледной луной. Непривычно тихой и молчаливой. Накрытой тенью юноши, который, по мнению Диаваля, был недостоин даже стоять так близко к ней, не то, что целовать. Исчезновение радостного щебетания Авроры было почти зримо и даже осязаемо. Воцарившуюся тишину можно было зачерпнуть ладонями. Пока её не разорвали тётушки-феи, поторапливавшие принца с поцелуем. Который, между тем, решал судьбу не только Авроры, но и тёмной фигуры, затаившейся за ширмой. Диаваль был уверен, что если ему сейчас не откажет сердце, то точно откажут лёгкие. Малефисента рядом сама сгорала от волнения и нетерпения. Казалось, ещё секунда промедления – и она наколдует принцу порыв ветра в спину, чтобы он, наконец, коснулся губ принцессы хотя бы при падении. Но магия не потребовалась, и под давлением пищащих фей юноша всё-таки склонился к лицу спящей красавицы. Тишина стала вязкой, как старое варенье. Что-то защемило в груди заколдованного ворона. Разлилось по венам едкой кислотой. За шестнадцать лет периодически превращаясь в мужчину, он познал много человеческих эмоций, но никогда не знал ревности. Ему пришлось почувствовать её до того, как он узнал имя своего внезапного недуга. Диаваль застыл каменной статуей, и лишь его мысли возбуждённым роем метались по разным уголкам сознания. Он передумал. Пусть это будет принц. Лишь бы она проснулась! Филипп неловко отпрянул. Недоумение перечеркнуло его лицо, чем зажгло новую возмущённую мысль у Диаваля: «А на самом ли деле он так желал потревожить её сон?» Аврора размеренно дышала, ресницы чуть заметно подрагивали на её безмятежном лице. Морфей не спешил её отпускать. – Я так и знала, – тихие слова Малефисенты слетели с губ и шмякнулись мерзким облаком на складки ткани перед её лицом. Воздух был отравлен разочарованием. Ответ найден. Настоящей любви не существует. Выждав для порядка ещё несколько секунд, феи заскрежетали по тишине своими высокими возмущёнными голосами: – Ничего не вышло! – Найдём другого! «Где вы собираетесь его взять? – раздражённо подумала Малефисента и устало прикрыла глаза, потерев висок. – Она же просидела взаперти всю свою жизнь и не видела никого, кроме троих прикидывавшихся людьми мошек! Да нас с Диавалем…». Она взглянула на слугу, проверить, рядом ли он, как будто забыла, приходил ли он с ней вообще. Оборотень, конечно же, смиренно стоял возле госпожи. Малефисента с подозрением всмотрелась в его лицо: она не могла видеть выражение его глаз, но ей почудилось, что шрамы на его щеке проступили резче. Она сморгнула наваждение и проводила нетерпеливым взглядом фей, выталкивающих непутёвого принца за двери. Как только они ушли, Малефисента неспешно вышла из укрытия. Всегда тщательно скрывавшая эмоции и особенно слабости, колдунья не стала прятать свои сожаление и боль. Ничто не имеет значения теперь, когда её крестница потеряна навсегда. К чему притворство и маски, которые она никогда не носила перед Авророй (которая, к тому же, всё равно спит), а Диаваль всегда отличался проницательностью? Диаваль тоже вышел, но остался позади, у ширмы, чтобы не мешать своей хозяйке. Когда она остановилась у ложа принцессы, он видел, как в её изумрудных глазах дотлели огоньки надежды. Могущественная и всегда сильная духом фея как будто обмякла. Бессилие тяжёлым грузом ссутулило её плечи, а об её скулы, казалось, можно было порезаться, если коснуться их. Горе пленяло его мысли, пока Малефисента изливала спящей Авроре свои извинения. Туман перед глазами Диаваля развеялся, только когда хозяйка, завершив откровения, поманила его за собой. Даже не взглянула. Впервые за все годы служения ворон ослушался. Ничего не сказав, он пошёл вперёд и аккуратно присел на краешек кровати принцессы. Заметив, наконец, отсутствие слуги, Малефисента остановилась в дверях в терпеливом ожидании. Она смотрела на Диаваля безнадёжно, но понимающе. За столько лет он тоже привязался к девчонке и тоже заслуживает возможности попрощаться. Или не просто привязался? Колдунья развернулась к ним всем корпусом и прищурилась. Диаваль трепетно гладил Аврору по волосам, аккуратно, как будто боялся обжечься. «Солнце, – улыбнулась про себя Малефисента. – Он всегда сравнивал её с солнцем». И без того большие глаза феи внезапно распахнулись ещё шире. Как будто она впервые по-настоящему увидела своего ручного ворона. Как будто она впервые увидела, как он смотрел на Аврору. Всегда. Так и не ахнув, Малефисента прикрыла рот рукой. «Неужели…?» Воспоминания калейдоскопом закружились в её голове. Вот Диаваль не хочет говорить ей о рождении Авроры, боясь, что колдунья ей навредит. Вот он качает её колыбель, пока тётушки заняты не пойми чем. Вот он скептически наблюдает, как феи безуспешно пытаются накормить грудного ребёнка. Хотя что ворон может знать о человеческих детях? Тем не менее, с этой задачей он справляется куда лучше крёстных. Вот он испугался, что Малефисента даст маленькой принцессе упасть с обрыва и в ужасе прикрыл крылом глаза. Вот они играют вместе. Много и часто играют. И даже иногда вовлекают в свои игры её, Малефисенту, потихоньку растапливая её сердце. Конечно, отличный способ её задобрить – комок болотной грязи в лицо. Диаваль первым рассмеялся. Смелый. Он всегда был смелым. Всегда умел рассмешить и утешить Аврору. Столько заботы и самоотверженности... Как же это всё ускользнуло от неё? «Какая… незаметная любовь, – Малефисента с сожалением покачала головой. – А когда я приказала ему найти парня для Авроры! Ему, наверное, было так больно, ведь он же тоже… парень. Проведший с ней столько времени… А я превратила его в коня и заставляла помогать мне тащить этого недотёпу Филиппа! Какая я невнимательная. Мой милый, бедный Диаваль…». Он что-то тихо говорил принцессе, и Малефисента готова была поклясться, что видела, как с его лица упала блестящая слеза. Такой всегда выносливый и мужественный Диаваль обронил слезу, подумать только! Фея отметила, что ворковать по-человечески ему шло больше, чем каркать по-вороньи. Непривычно растроганная, Малефисента хотела было скрыться от этого зрелища и дождаться слугу снаружи, но тут она увидела, как Диаваль стал неуверенно наклоняться к Авроре. «Настоящей любви не существует?» – в который раз спросил себя ворон. Впервые ощутив соль собственных слёз, он уже не был так уверен в ответе, к которому пришёл недавно. Может, Малефисента ошибается? Потому что, если нет, то что же он тогда чувствует? Волнение жгло его. Он знал, что хозяйка давно наблюдает за ним, но ни разу не решился посмотреть на неё. Малефисента относилась к Авроре, как к родной дочери, а он всего лишь её слуга и даже не человек вовсе. Заколдованный ворон. Оборотень. Что она скажет на это? Диаваль не стал искать ответа в малахите её глаз. Он наклонился ещё ниже, и его смоляные волосы коснулись бледного лба принцессы. Диаваль зажмурился и плотно сжал губы. Может ли он себе это позволить? А если Аврора отвергнет, не примет его? Если относится к нему, как к другу или старшему брату? Диаваль раскрыл глаза, размышляя, целомудренно поцеловать её в лоб или рискнуть – в губы. Если его чувства не взаимны, ему придётся попросить Малефисенту превратить его в дождевого червя и раздавить ботинком. Терять было нечего. Кроме жизни, если госпожа прогневится, но он уже был готов к этому. Сейчас или никогда. И Диаваль нежно припал губами к щеке Авроры. Малефисента посмотрела на него с сочувствием. Она не меньше него хотела возвращения крестницы к жизни, но, несмотря на все мысли о чувствах Диаваля, она всё ещё не верила в Поцелуй Истинной Любви. После этой трогательной, но бесполезной попытки ему будет только тяжелее. Диаваль выпрямился. Внимательно всматриваясь в спящую Аврору, он почувствовал, как кислота возвращается, разъедая сердце и снова подступая к глазам. Малефисента закусила свою рубиновую губу и тоже подавила ком в горле. «Я же говорила». Разочарование продолжало циркулировать по комнате. Диаваль закрыл лицо руками, желая, чтобы хозяйка поскорее обратила его уже хоть в кого-нибудь, лишь бы избавиться от груза человеческих эмоций. Внезапно он почувствовал на своей спине две маленькие ладошки. Отняв руки от лица, он уткнулся своим длинным носом в белокурые волосы Авроры. Она обнимала его. Она проснулась. Диаваль с облегчением прикрыл глаза и обнял принцессу в ответ. Малефисента широко улыбнулась, промокнув уголок глаза кончиком пальца. Ей тоже хотелось заключить в объятия Аврору, но она не поддалась этому желанию. «Пусть побудут вдвоём», – добродушно подумала она. И тут же обрадовалась такому решению: Аврора, всё ещё не замечая крёстную, поцеловала Диаваля в губы, а тот, поддавшись своим новым человеческим инстинктам, ответил ей. Малефисента только помешала бы им. – Я знала, что это будешь ты! – сказала Аврора, прервав поцелуй. Солнце Диаваля снова сияло. – Я не знал, – тихо и честно ответил он и зарылся в волосы принцессы. Но чей-то назойливый взгляд не давал ему в полной мере ощутить счастье. Откладывать дольше было невозможно. Он повернул голову в сторону двери. Малефисента раскручивала вокруг пальцев золотистую пыльцу. Выражение её лица скрывали тени. С каким бы трепетным уважением Диаваль ни относился к хозяйке, но иногда она внушала страх. Особенно сейчас. Неужели он будет снова превращён в ворона? За что? За дерзость? Но он ведь только что спас любимицу Малефисенты, ведь все были счастливы… «Вы же не можете так поступить со мной?» – мысленно умолял госпожу Диаваль. Но желтоватые искорки танцующим хороводом уже тянулись к нему. Диаваль приготовился снова принять такой родной и в то же время уже такой неродной облик, но пылинки лишь залетели в ухо и рассыпались в его сознании голосом Малефисенты: «Ты свободен». Диаваль приоткрыл рот от удивления. Неужели он сможет остаться человеком навсегда и больше не должен будет служить фее? Словно прочитав его мысли, Малефисента кивнула и хитро подмигнула ему в ответ. Диаваль благодарно улыбнулся и крепче сжал Аврору – теперь это главная его обязанность. "В этом вороне больше человеческого, чем я видела в ком-либо из людей..." – довольно подумала колдунья, ведь она оставляла в его руках самое ценное, что у неё осталось. Не желая больше отвлекать молодых людей, всё ещё улыбающаяся Малефисента вышла за двери. Переждав там несколько секунд, пока Диаваль отвернётся, фея заглянула в щёлочку напоследок полюбоваться чудом Истинной Любви. И хотя Диаваль своим человеческим слухом не мог её отсюда услышать, перед уходом она сказала ему то, чего не говорила ещё никогда за шестнадцать лет службы: – Спасибо.