"Исповедь Дома и его обитателей"

Бреду из крысиного логова, не таясь, сигаретой за поворотами опалясь, и качаю призывно бедрами — на, смотри! — и снаружи можешь трогать ты, И внутри. Мне до ваших слов фи-о-ле-то-во! Что за бред! «Ах она бесстыжая, с юных лет!» Я шагаю звонко, бесстыдная, в каблуках, и маню улыбкой сытною на губах: — Ну же, ну же, сладенький, дуй за мной. Растворись, почувствуй, что ты живой. Ну же, ну же, ближе и горячей, мне не нужно лживых твоих речей. Я итак открытая — на, бери, — посмотри на тело, ну, посмотри. Смело, жарко трогай, кусай, целуй, наши стоны звонче душевных струй, наши метки ярче открытых ран, погружайся глубже, чем в океан. И не думай, господи, ни о чем. Ты закончил? Ну, приходи еще. Ты доволен? Славно. Я закурю? Выметайся, сладенький, говорю. Там меня давно уже ждет другой, страшно переломанный и пустой, пересохший, выпитый до краев, разве ты не слышишь тот горький рев? Выметайся, сладкий, а мне пора, мне разбитых склеивать до утра, ненадолго, кривенько… А вослед: «Ах она бесстыжая, с юных лет!»