"Дотянуться до неба"

Вокруг была такая красота, такое невероятное чудесное чудо, что у Энн-Мари кружилась голова. Она растерянно смотрела по сторонам, медленно вдыхала сладкий запах карамели, сахарной ваты, летнего воздуха и чьих-то чужих духов, и никак не могла поверить в своё счастье. С того самого момента, когда она достигла более-менее сознательного возраста (такие странные дети развиваются всегда очень быстро – и быстро же умирают; с такими способностями просто невозможно рассчитывать на старость), она мечтала попасть в парк аттракционов. Это было даже не заветной мечтой – мечта это что, бесплотное и невероятное. «Когда я вырасту, будет у меня то-то и то-то» - вот что такое, эта мечта. А аттракционы… ну… это было совсем, совсем другое. Энн-Мари даже слово себе дала, что, если она туда не попадёт, то умрёт, непременно умрёт. Она в растерянности посмотрела на свою новую маму: та улыбалась ей и держала за руку – одно из трех счастий, которое Энн-Мари долгое время считала для себя немыслимыми. Теперь у неё всё-таки есть мама. С ума сойти. - Ну, милая, куда мы пойдём? Энн-Мари растерянно огляделась вокруг, и тут её взгляд зацепился за что-то. Она молча показала пальцем в сторону колеса обозрения. - А тебе там не будет страшно? Энн-Мари слишком активно покачала головой. - Ну хорошо, как знаешь. – Мама чмокнула её в затылок, и Энн-Мари побежала вперёд. Она, конечно, соврала: высоты Энн-Мари боялась, особенно после этих гадких событий. Но причина, по которой она выбрала именно этот аттракцион, была невероятно логична и оправдывала такое неразумное решение: просто ей показалось, что, если она поднимется наверх, к небу, то она увидит Чарли. Ведь колесо такое высокое, доходит почти до неба, а если она ещё встанет на цыпочки… Но чуда не свершилось: небо оказалось куда выше колеса обозрения, а мама не разрешила Энн-Мари вставать на цыпочки и тем более подпрыгивать на такой неустойчивой поверхности. Это так расстроило девочку, что, когда их кабинка начала опускаться, то она горько заплакала, и испуганная мама не знала, в чём же дело. Папа вместе с Чесуном ждали их внизу. В обеих руках у папы были зажаты палочки с сахарной ватой. Увидев свою заплаканную принцессу, он немножко испугался и начал утешать, наклоняясь к ней. Энн-Мари всхлипывала, покорно кусала сахарную вату, и не знала, что родителям и говорить… Один Чесун всё понял правильно. - Эй, - сказал он ей, глядя в глаза, - просто завяжи узелок где-нибудь на память. - Узелок? - Ну да. Завяжи узелок и просто скажи что-нибудь Чарли. Он услышит, там-то все всё слышат… Энн-Мари резко полезла в карман и среди мелочи, каштанчиков, пыли и фантиков нашла помятую испачканную ленточку. Она торопливо вручила своё лакомство обратно отцу и подбежала к загорождению возле колеса обозрения. - Мари! – закричала мама. - Что ты хочешь делать, Мари? – удивился отец. Энн-Мари посмотрела на небо, одними губами прошептала «Спасибо», и завязала ленточку на загорождение. Затем она вернулась обратно, смущенно улыбаясь родителям; и как те ни пытались выведать у неё хоть что-нибудь о её поведении, она ничего не говорила, лишь обнимала Чесуна за шею. Она была уверена, что сейчас ей радостно лает с облака Чарли, который непременно попал в Рай, к Богу – об этом ей читала мама не столь давно. Ведь он же это заслужил.