Прикосновение жизни

Я по крупицам, часто, тонко, Вдыхаю жизнь в твои глаза. Подай мне руку. Тихо, звонко, Скатится горькая слеза. Доверься мне. Я не обижу. Доверься мне. Вся жизнь — в словах. Отчетливо дыханье слышу, Переплетаясь на телах.

Небо медленно и мучительно алеет под лучами уходящего солнца, с каждой минутой неумолимо становясь ярче и гуще. Глубокий красный цвет словно делает небо бездонным; пурпурная полупрозрачная дымка увлекает тебя туда, к облакам, сгорающим в легком огне, огне высоты. Я тихо протягиваю руку навстречу прохладному потоку воды, наслаждаясь минутным спокойствием. Вода охлаждает мою изнеможенную кожу, полностью покрытую порезами и ожогами. Неотрывно смотрю на белую гладь озера, медленно водя рукой по его поверхности, всматриваясь в круги, которые появляются после моих легких прикасаний. Самый большой ожог — у меня в сердце, оставленный огнем Революции. Его не охладить ледяной водой из озера, этот ожог способно излечить только время. Он безжалостно напоминает о себе каждый день, кровоточа, ноя, заставляя меня захлебываться болью. Легкий ветер едва заметно поднимает мои распущенные волосы, развевает их по плечам, забивает дыхание, затуманивает разум. Прикрываю глаза, пытаясь расслабиться, утопая во мраке и холоде собственных видений. … « Ты горишь в огне. Символ восстания, надежда всего Панема сгорает, не оправдав ожидания народа»… Резко открываю глаза, пытаясь найти опору, и падаю на мягкую, немного сухую от жары траву. Это не так. Я выдержала, я смогла. Я довела эту революцию до конца. Медленно сажусь на колени, нащупывая на земле маленький камушек. Беру его в руки и кручу, пощупывая и перекачивая со стороны в сторону. Немного поколебавшись, швыряю его в озеро, наблюдая за мелкими брызгами, которые рассыпаются небольшими каплями по идеально прозрачной водной глади. — Мы здесь часто гуляли вместе. Правда или ложь? — внезапно слышу я, и мое сердце уходит куда-то в пятки. Его голос я бы узнала из тысячи. — Правда, — отвечаю чуть слышно, боясь пошевелиться или повернуться. Слышу неуверенные шаги сзади, и нахожу в себе силы повернуть голову и улыбнуться. Пит неуклюже пробирается по сухой траве, делая слишком аккуратные движения. С надеждой смотрю в его глаза, но не замечаю обычной голубизны — они черные, с суженными зрачками, пустые, без единой нотки прошлой доброты или любви.  — Я видел, как ты шла сюда, — немного грубоватым голосом сообщает он, продолжая топтаться на одном месте. — Ты следил за мной? — болезненно улыбаюсь я, пряча глаза. Пит сначала шатает головой, затем кивает, и садится от меня на расстоянии вытянутой руки. — Я постоянно слежу, чтобы с тобой ничего не случилось. Понимаешь? — хрипит он, и я поспешно киваю. Вечер сегодня холодный. Я зябко обхватываю плечи руками, наблюдая за застелившим небо закатом. Цвет высоты теперь отображается и на водной глади озера: небольшие волны, устало дышащие под вздохи ветра, окрашиваются в ярко-красный цвет, рассыпаясь небольшими брызгами. — Ты замерзла. — Мне не холодно, — возражаю я, продолжая неустанно смотреть на игру закатного неба. Пит странно пожимает плечами и поднимается на ноги, снимая свою куртку и протягивая ее мне. Я неуверенно ее принимаю, накидывая на плечи. — Спасибо. Как же я хочу, чтобы вернулся прежний Пит. Обнял меня, сказал, что всё будет хорошо. Хочу, чтобы меня обдало привычным запахом корицы и тепла, хочу почувствовать кольцо защиты его рук. Передо мной — не Пит, а только фигура, слепленная жалкими ручищами Капитолия. После Революции прошло всего три недели, и сегодня я впервые выбралась из дома, да только для того, чтобы побыть в одиночестве. Медленно поднимаюсь и чувствую легкое прикосновение на моем плече. Пит робко обнимает меня, все сильней и сильней укрепляя схватку. Я как будто прикасаюсь к жизни — мое тело наполняется энергией, а душа — спокойствием. — Зачем ты это делаешь? — шепчу я, рывками принимая тепло его тела. — Не знаю. Мне просто хочется тебя защищать. Я смотрю ему в глаза, но там по-прежнему стоит холод и безразличие, безразличие Пита-переродка. — Ты ведь не переродок, нет? — спрашивает он меня, едва заметно касаясь губами к моим губам. — Нет, — боясь его спугнуть, отвечаю я, крепче к нему прижимаясь. — Нет.  — А я — да, — выкрикивает он, тяжело дыша и расцепляя объятия. — Мне лучше уйти. Я не могу ничего сказать, только смотрю, как маячит его силуэт за разлогими деревьями и слушаю биение собственного сердца. Красный оттенок неба темнеет, приобретая черный цвет. Сквозь тьму неуверенно пробиваются первые звезды, мигающие золотистым огнем.  — Курточку забыл… — бесполезно шепчу я, оседая на засохшую траву, которая раздается громким хрустом по всему притихшему озеру.