9 причин почему

14:18 Мои руки тоже в панике начинают трястись, но кассета включается и экран загорается, оповещая о начале записи. Вздыхаю с облегчением и возвращаюсь на софу, ставшую мне и другом и мучителем. Я думаю о том, что все, что я делаю – это бессмысленная трата времени. Она выглядит еще хуже, словно кто-то выкачал из нее всю кровь. Словно она не ест и не пьет как минимум неделю, а то и больше. Что же ты делаешь с собой, Гвенни? И где я, чтобы остановить это? Столько много факторов и случайностей могут остановить меня и опустить на дно с весом попыток. Их множество, больше, чем ты можешь себе представить. Но вместе с этим я словно посадила саженец боли в горшок и тщательно его поливала, пока он не достиг своего апогея. Не думаю, что у меня хватит сил дождаться того момента, когда он начнет увядать. Так что вот она я. Все еще здесь. Убитая и сломленная собственной жизнью. Когда я пришла в магазин антиквариата и купила этот старый видеомагнитофон, мне показалось, что я еще могла бы сделать что-то хорошее. Например, Джо, пожилой владелец магазина, выглядел таким счастливым, когда я расплачивалась за эту рухлядь, что на мгновение мне даже стало совестно. Ведь он даже не подозревал, чему свидетелем этот магнитофон станет. Но он так улыбался! Так улыбаются люди, которые уверена в том, что жизнь все-таки прекрасна. Как жаль, что я не могла бы этим похвастаться. А история продолжается в марте 2017ого. Мы растим прекрасного сына в штате Вашингтон, в городе Нью-Йорк. Звучит как вызов общественности, и так оно и было на самом деле. Каждый, кто мог дотянуться, осуждал нашу жизнь. И хотя нам было плевать на чье-то мнение, осадок скапливался на дне и постепенно стал выглядывать наружу. Так бывает, когда ты рождаешься в знатном роду, прорастающем сквозь многие поколения. У тебя голубая кровь – теперь ты выделен среди других красным маркером, и вряд ли сможешь стать точкой, пока сами люди не сотрут краску до основания. Мы перевернули все их слова. Мы сделали это. Втроем. Твоя стажировка стала превращаться в блестящее будущее, ведь кажется, именно в тот год тебе предложили должность, как только ты закончишь практику. У тебя и вправду золотые руки, и я не переставала повторять это, раз за разом, пока это не стало тебе надоедать. Моя же жизнь превратилась в беготню за нянями и сбором документов. Я поступила в университет искусства! Естественно, на заочную форму обучения. Вопреки заверениям тети Гленды, что «иди мне на дно», я смогла вылезти из ее ямы и уверенно идти вперед. И, конечно же, Лукас. Наш сын. Она улыбается, и я наконец-то вижу в ее глазах хоть что-то живое. Наверное, именно так живут матери, каждый день смотря на своего ребенка. Это их чудо. Они сотворили его своей любовью и храбростью. И вот Гвендолин на секунду погружается в рай воспоминаний, что делает ее абсолютно живой. Истинная любовь без притязаний и условий. Мальчик, что начал ходить до года, а после умудряющийся пересекать комнату в мгновения ока, снося все на своем пути, продолжая подниматься на свои некрепкие ноги и двигаться к цели. Упрямый, как его мать – говорил ты. А я отвечала, что «нет, он - твоя копия». Он впитывал знания как губка, воспринимая новую информацию как нечто невероятно легкое. Мы знали, что уж он-то точно покажет миру, на что способен. Но особенно он любил тебя. Так же, как и ты не чаял в нем души. Наверное, именно поэтому его первым словом стало вовсе не «мама», а вполне себе отличное для него «папа». Ты радовался как ребенок, когда кружил его по комнате, хохочущего, непонимающего. Экран на секунду гаснет, но затем появляется другое изображение. Это незнакомая мне комната, она очень светлая и невероятно уютная. Огромная кровать, укрытая красным покрывалом мелькает в кадре, но затем исчезает и вот передо мной лицо Гвендолин. Она снимает себя на камеру, выставив руки вперед. - Сейчас мы совершим переворот в сознании леди Аристы, что якобы наша жизнь катится в тартарары! Берегись, аллигатор, мы идем, - она смеется, и вновь отворачивают камеру, и выходит из комнаты, продолжая снимать. Проходит коридор, а впереди огромная гостиная, большую часть которого занимает белый кожаный диван, прямо напротив окна и телевизора. На полу, на зеленом ковре стилизованным под траву, сидят двое. Это я и… двухлетний мальчик. Мы играем в машинки, и он настойчиво требует вернуть ему его джип. - Отдай! – настаивает он. Не плача, просто требуя свое обратно. - Сегодня вы видите, что порою, взрослые мужчины ведут себя хуже детей, а дети могут привести вам сотню причин «почему ты глупый», - шепчет Гвендолин в камеру, тихо подкрадываясь к ним сзади, и теперь я наконец-то вижу лицо Лукаса. Если я думал, что знаю, что такое счастье, то я абсолютно ошибался. Нет ничего прекраснее твоего собственного ребенка. Мальчик и вправду похож на меня. Его глаза такие же зеленые. Моя мать упомянула как-то, что отец каждый день повторял ей, что этот оттенок нужно называть не иначе, как «Поцелуй Бога». Я был против такой фамильярности, глаза – это всего лишь глаза. Пока не понял, что готов тонуть в океане Гвендолин. Но вот теперь я смотрю в свои глаза и, наконец-то, понимаю, о чем говорили люди. Этого мальчика и вправду поцеловал Бог. - Мам! Он не вослашает, - он тычет во взрослого меня пальцем, а я лишь пожимаю плечами, улыбаясь как не пойманный преступник. - Это мой джип. - Нет, мой. - Ох, мои любимые мужчины как всегда спорят. И это с разрывом в 21 год! – она оставляет все еще включенную камеру на столе и идет к нам, чтобы через секунду, отвлечь меня поцелуем и таким сладким обманом отобрать у меня джип. - Теперь он мой. Мы сидим там очень долго, строя площадки и автостоянки, споря, смеясь и меняясь местами. И это выглядит лучше, чем просто рай. Это вся моя жизнь. Самая прекрасная жизнь на свете. Когда Лукас сидит у меня в ногах и перебирает детали, стараясь построить некое подобие космического корабля, а Гвендолин смеется, помогая ему в этом. Как можно называть это разрушением? Как можно считать, что наша жизнь превратилась в ад? В такие моменты я понимаю, что счастье – это бабочка-однодневка. В какой-то момент, бабочкам надоедает умирать настолько, что они прекращают жить.