Целая вечность

Где-то на креслах в коридоре на втором этаже дремлет чей-то отец или мать, надеясь на выздоровление своего чада. Около регистратуры уже ждут очередного выздоровевшего. С утра больным будут раздавать безвкусные завтраки, а бедные родители принесут своим детям что-нибудь из дома. Хоть какая-то радость для них. Я зайду за Донной к семи часам. Она, как всегда, испечет что-то своими собственными руками. И когда мы пойдём на утренний осмотр, она обязательно подсунет больному, будь то ребенку или взрослому человеку, своё фирменное печенье, думая, что я не замечу. Наивная. Но я не запрещаю — не понимаю, как она делает это, но не запрещаю. Она привязывается к каждому из них. Разговаривает, пытается развеселить, становится им другом. К сожалению, подобной силой я не обладаю. Возможно, никогда не обладал. Слишком горько видеть лица близких этих людей — измученных болезнью, последними надеждами. Ведь они не заслужили этого. По-моему, никто не заслужил подобного. Я горько усмехаюсь, падая на небольшую софу в своем кабинете. Я только закончил ночной осмотр, и лишь одно желание движет мною: спать и только спать. Донна опять будет ругаться за то, что я так и не соизволил отправиться домой, а мне снова придётся поджимать губы, чувствуя её сочувствующий взгляд. Донна знает — дома меня никто не ждет. Некому меня ждать. Поэтому, скинув больничный халат и положив очки на тумбочку, я удобно устраиваюсь на диване, блаженно закрыв глаза. Завтра меня ждет тяжёлый день, всё по новой.

***

Из царства Морфея меня выводит скрип двери, но я не обращаю на это внимания. Возможно, это миссис Уотсон, уборщица, пришла забрать мусорное ведро, но мои догадки оказываются неверными, когда я чувствую, что кто-то не очень удачно и удобно сворачивается на моем плече, приложив свои ледяные руки к моей шее. От холода я вздрагиваю, но почему-то не смею даже шелохнуться. Я разлепляю глаза лишь тогда, когда незнакомка (а это точно девушка) переходит все границы дозволенного и ложится прямо на меня. — Ч-что ты делаешь? — возмущаюсь я и, кажется, выходит слишком громко. К огромнейшему сожалению, девушка с меня не слезает. Лишь приподнимается на локте и, нахмурившись, спрашивает: — Разве непонятно? — она выгибает левую бровь, в темноте видно, как блестят ее глаза. — Мне холодно, а еще матрацы очень жесткие, а ты— тёплый и мягкий. Я греюсь. — Об меня? — как можно более спокойно спрашиваю я, прочистив горло. Чёрт его знает из какого отделения припёрлась эта девушка, стоит быть с ней помягче, осторожнее. — Эм, — незнакомка смотрит на меня, как на сумасшедшего, — ты слепой? — Кажется, она абсолютно серьёзно. — Нет, — с невозмутимым видом отвечаю я. — Тогда ты должен заметить что, да, я греюсь об тебя. Больше она ничего не говорит и вновь укладывается на меня. — Ты не бойся, — зевает девушка, — в четыре утра я свалю. — Ты должна быть в палате, понимаешь? — сдерживать себя становиться всё сложнее, когда она начинает ёрзать на мне. — Зачем же ты пришла ко мне? — Господи! — Хнычет пациентка, будто недовольный ребёнок. — Да ты идиот, не иначе. — Идиот? Так я ещё и идиот?! — Теперь я не выдерживаю — самолюбие — оно такое — и вскакиваю, чуть не уронив девушку на пол. — Я, конечно, всё понимаю, но вы, мисс, пациентка! И ваша собственная палата ожидает вас!.. — Там холодно, — она подгибает по себя ноги, потянувшись, — а здесь тепло. Не понимаю отчего, но у вас явные проблемы в девятой палате с отоплением, доктор. Если не ошибаюсь, по вашей вине. Вы же главный, а? Возмущенно выгибаю бровь, приоткрыв рот. Не сразу осознаю, что меня больше удивляет в этой девушке — её дерзость, осведомлённость или тот факт, что девятая палата с сегодняшнего дня находится находится на ремонте; девушку никак не могли уложить туда. — Мисс Ноубл весьма болтлива. — Усмехается девушка, поправив выбившуюся прядь белокурых волос за ухо. — Не волнуйтесь, я не шпион. Просто внимательна. Несложно было найти кабинет главного врача, Джон Смит. Моё имя она произносит явно с особым удовольствием, растянув губы в широкой улыбке. Действительно, очень внимательная особа. Я устало вздыхаю, спрятав лицо в ладонях. Когда я убираю ладони, то устремляю свой взгляд на часы. Половина второго ночи. — А в палате главного врача довольно тепло, — хмыкает девушка, пожав плечами. — Уютнее, чем в палате, знаете ли. — Её слова приковывают мой взгляд к ней. О, я прекрасно понимаю, к чему эта дерзкая девушка ведёт. — Вы же доктор, а я ваша пациентка. Разве пациенты не должны чувствовать себя в безопасности, уюте, тепле, а, доктор? Смирившись с тем, что оставшиеся два часа своего сна мне придётся делить с упертой пациенткой, я вновь ложусь на диван. Девушка по-прежнему пристально смотрит на меня, не смея двинуться с места. Похлопав по свободному месту возле себя, я зову ее лечь рядом со мной. Она с энтузиазмом принимает эту идею и вновь укладывается на меня, словно кот. — Тебя как зовут-то? — выдыхаю я, устремив свой взгляд к потолку. — Роуз, — вновь зевает девушка, — а теперь спи, идиот, я устала. И перед тем, как провалиться в сон, я понимаю, что Роуз — какое красивое имя — сплетает свои пальцы с моими.