Я не хочу убивать тебя...

Здесь, в Глотке Мира, суровый скайримский ветер не касался ее вершин. Сюда ни разу не ступала нога непосвященного, ибо тот, кто не владеет Thu’um’ом ни за что не сможет пробиться сквозь нещадную метель, ревностно охраняющую это священное место, дабы защитить его от посторонних глаз. Его, и то, что там таится. Сидя у Стены Слов, Довакин молча созерцала ночное скайримское небо уже который час подряд, вертя в руках стрелу из драконьей кости. Тишина и неприступность этого места неистово притягивала ее к себе, а присутствие Партурнакса доставляло невероятное чувство защищенности и внутреннего умиротворения. Девушка слегка приоткрыла потрескавшиеся губы и едва слышно прошептала: - Yol*… Вокруг раздалось протяжное басовитое гудение, а с подножья скалы осыпались хлопья Нетающего снега. Полупрозрачные клубы пламени развернулись перед Стеной. Довакин поспешно сунула стрелу в колчан и подставила руки палящим языкам пламени, что бесцельно кружились лишь несколько коротких секунд, а после бесследно испарились, не оставив после себя и жалкой толики того тепла, что они приносили мгновение назад. Девушка разочарованно выдохнула, и из ее разомкнутых губ вырвалась струя теплого воздуха – нордская кровь не уберегала ее от царивших здесь лютых морозов. Опустив глаза и поплотнее укутавшись в дорожный меховой плащ, она принялась размышлять о Пути Голоса, по наставлению Партурнакса, но в это же время тишину рассек свист драконьих крыльев, а через пару коротких мгновений на покрытый свежей коркой снега ледяной покров грузно опустился дракон, сотрясая своим мощным телом камни вековых гор. - Ты чем-то встревожена, Kiir*? – равнодушно поинтересовался он. Нордка подняла глаза на это прекрасное гордое существо: его не сломили ни люди, ни собратья, ни даже время, и вот он, стоит перед ней, взирая своим вечно усталым и одиноким взглядом. Не в силах и дальше выдерживать этот сверлящий взгляд, она виновато опустила глаза, даже не в состоянии выдавить из себя ни единого слова. Как только она желала говорить с ним, внутри что-то обрывалось, и к горлу подступал ком. - Ну же, Kiir, поведай старому Dovah* о том, что тебя гложет, - спокойно и вместе с тем властно повторил он. Спустя несколько минут молчания, показавшихся вечностью, Драконорожденная наконец поднялась на ноги – теперь она твердо смотрела перед собой, яростно сжимая кулаки. - Партурнакс… - она попыталась придать голосу решительный тон, но он предательски дрожал и срывался на непозволительно высокие ноты. – Помнишь, ты говорил мне, каждый имеет право на ошибку? Дракон в свою очередь не спешил ответить. Он все так же внимательно изучал девушку, временами неторопливо моргая серо-зеленой парой глаз, затянутых мутной блестящей дымкой. - Geh*, Kiir. Также я упоминал, что совершенные ошибки могут обернуться как во благо, так и во вред. Все хотя бы единожды ошибаются, и конечным результатом неуклонно оказывается одно из двух. Все наши деяния уже давным-давно предрешены, и никто из нас не в силах противостоять собственному будущему. - Партурнакс, ты многое поведал мне, и я многим тебе обязана, но я не могу ничем тебе отплатить, я… - Drem*. Всему свое время. Девушка тихонько застонала, бессильно опустив голову и все крепче сжимая кулаки до дрожи в руках. Слабый морозный ветерок легонько трепал ее каштановые волосы, подхватывая непослушные пряди и щекоча ими бледное, покрытое красными пятнами лицо. Старый Dovah все так же молча наблюдал за ней не торопясь нарушить ничем не тревожимую тишину. Он никогда не пренебрегал непосредственным общением с ней и с тщательно скрываемым удовольствием отвечал на ее нескончаемые вопросы, ласково называя ее отеческим словом Kiir. Особенно ему нравились те минуты, когда она во время неловкой паузы просто обращала к нему взгляд темно-синих глаз, словно ища его поддержки. Он в свою очередь отвечал ей тем же, не в состоянии отвести глаз. Они могли таким образом созерцать друг друга часами, беспрестанно ловя себя на мысли, что нашли наконец свою родственную душу. В эти минуты их сердца бились в одном ритме, как бы сливаясь воедино, а лютый холод сменяло летнее тепло, приятно разливаясь в теле. Она любила его спокойный усталый взгляд, он любил ее противоречивый и временами сложный характер, и обоим им было намного лучше рядом друг с другом, чем со своими собратьями. Конечно, это была любовь. Не человеческая – приземленная, лишенная богатого спектра чувств и эмоций, плотская любовь. Эта любовь высокая, не имеющая границ, не нуждающаяся в словах, подобная бескрайней Вселенной, которая непрерывно растет, освобождая место для новых небесных тел. В этом и заключалась вся суть: подобная любовь не умрет, навечно канув в небытие, а будет жить, расти и расширяться, давая место для новых чувств и эмоций. Пожалуй, ни одно иное существо не способно испытывать подобное. И не будет способно. Никогда. Подавляющий звон тишины прервал тягучий низкий голос дракона: - Я знаю, ты хочешь мне что-то сказать. Я готов ждать, в моем распоряжении вечность… однако… ты не обладаешь сей привилегией. Драконорожденная нервно зашагала из стороны в сторону, не поднимая головы. В руках не унималась дрожь, а лицо обрамляли растрепанные волосы. Всегда решительная, преисполненная чувством гордости, сейчас выглядела донельзя удрученной и даже жалкой. - Мы нашли Стену Алдуина, - остановившись, промолвила она, судорожно заламывая руки. - Итак? Каков итог? - Ты и сам знаешь! – нервно выкрикнула она, но тут же осеклась. – Там описан Крик, при помощи которого можно сразить Пожирателя Мира, но… - Но? - Но это ужасные, извращенные слова! Они причиняют драконам невыносимую, телесную и душевную боль, склоняют их к земле, порочат их гордость! Я не могу этого выносить! Сейчас Партурнакс гордился своей ученицей, как никогда прежде. Эта еще совсем юная девушка за крайне короткий срок поняла истинную суть Dovah, осознала и приняла их природу, что делало ее настоящим Довакином. Конечно, он не собирался этого озвучивать, потому как знал, что она понимала это и без его назидательных речей. - Ужасные слова! – сдавленно повторила она, как будто желая убедить в этом себя. – Но… я должна, обязана выучить их! – на одном дыхании выпалила она и, не в силах более продолжать, устало опустилась на колени. Между тем, Партурнакс молчал. Не осмеливался заговорить, в то время, как ему хотелось сделать это больше всего на Свете, потому что догадывался, к чему все шло, и сейчас она должна сказать что-то крайне важное для себя и – он был почти наверняка уверен – для него. - Они сказали… - продолжила девушка, обреченно закрывая лицо руками. – Сказали, что не помогут мне… пока я не убью тебя… Последние слова дались ей непосильным трудом, и она, по-прежнему стоя на коленях, была похожа на осужденную, только что признавшуюся в содеянном, и готовую вот-вот возложить голову на плаху. В глазах старого Dovah невозможно было прочесть, о чем он сейчас думает, что чувствует. Однако на этот момент его переполняла тьма противоречивых эмоций – инстинкты яростно убеждали его перекусить дерзкую девчонку пополам, но что-то иное, спрятанное глубоко внутри, жалобно билось и кричало изо всех сил, что это была бы величайшая ошибка в его жизни, и все же… - У тебя есть право на ошибку, и она несет за собой благо. Подойди, Kiir. Драконожденная медленно поднялась с колен и опустила руки. Теперь она не выглядела жалко, напротив – она стояла прямо, гордо расправив плечи, а заостренный подборок смотрел вперед. Вот только глаза сейчас выражали ту же усталость, что была во взгляде так полюбившегося ей дракона. Медленными, размеренными шагами она приблизилась к нему. - Я не хочу убивать тебя, - прошептала девушка и в то же мгновение мягко прильнула к нему, осторожно касаясь губами его жесткой, но вместе с тем теплой чешуйчатой морды и бесшумно выхватывая меч. Доля секунды, и дракон тяжело валится на искрящийся под светом двух лун снег. - Я всегда буду рядом… - хрипло протянул он в то время, как его душа свистящим мерцающим потоком покидала его тело и плавно обволакивала фигуру склонившейся над ним девушки. С того момента что-то переломилось в ней, умерло, сгорело дотла вместе с Партурнаксом. Это умерла ее часть души, и теперь эту пустоту ничем не заполнить. Глядя на пропитанный кровью снег под хрупким скелетом, она закрыла глаза и Закричала, вкладывая в этот Крик всю свою боль и отчаяние. И долго еще весь Скайрим содрогался от звуков этого безудержного Thu’u’ма.