Неизменно

Логан шёл по коридору, слышал радостные голоса, глухой смех, но все живые краски и звуки были размыты. Его сознание словно оказалось окутано туманом, сквозь который было страшно прорываться. Логан ускорял шаг, цеплялся взглядом за счастливых детей, пробегавших рядом, за знакомые лица, не выражавшие больше ни страха, ни горя, ни отчаяния. Логан не понимал, чему так робко улыбался. Мутный туман рассеивался, и Росомаха молил каждого, в кого вовсе не верил, чтобы вслед за туманом не пропало это невесомое, хрупкое счастье, ясный свет, заполнивший школу для одарённых детей спустя мучительное время жестокой тьмы… Логан спустился с лестницы, повернул голову, уже и не предполагая, что бы смогло поразить его в самое сердце. Он удивлённо моргнул, будто прогоняя прочь остатки серой пелены, и невольно, даже боязливо зашагал навстречу женщине, что молча стояла в дверном проёме. Логан уже чувствовал знакомый запах, но неокрепший после тяжёлого испытания разум опровергал первые догадки, противился огню, разгоравшемуся в груди, раздиравшего её в клочья… Невозможно. Логан излечился от галлюцинаций, отпустил боль, оставив клеймо страшного горя на воспоминаниях о прошлом, но его усталые глаза продолжали видеть эту женщину, что не спешила показывать своего лица. «Джин» – мелькнуло в голове её имя, и Логан смелее к ней приближался, опасаясь насмешки немилосердной судьбы, вновь истязавшей его образом женщины, которую Логан отважился любить вопреки всякой помехе, всякому горю. Любовь к Джин Грей не была ни лекарством, ни ядом, и сравнить её можно лишь с горячей кровью в жилах, какая никогда не высохнет и не остынет. Красная, бессмертная кровь… – Джин, – произнёс Логан вслух, и женщина, наконец, обернулась. Её лицо было таким же умиротворённым и светлым как за секунду до смерти, когда когти Росомахи вырвали из её тела жизнь и разрушительное зло. И смотрела Джин с той же немой благодарностью, лёгким удивлением, неким скрытым восхищением и теплотой, вынуждавшей улыбаться в ответ. Живая Джин. Живая… Логан протянул к ней руку, но едва ладонью успел коснуться мягкой щеки, как из-за дверей показался Скотт и перехватил его запястье. – Полегче, – настоятельно посоветовал Саммерс, полный решимости биться за возлюбленную. Но Логан был рад и его появлению. Он не желал смерти Скотта, ведь Джин успела сделать свой выбор, который нельзя было не принять. Если Джин решила так, то бессовестно принуждать её, склонять утолять чужой эгоизм, чужую боль и страсть… – Ты в порядке? – спросила она обеспокоенно и нежно. По её встревоженному, доброму взгляду Росомаха будто бы прочитал, что обрывки прошлого, не искажённого путешествием во времени, сохранились и в её памяти. Будто она кое-что ясно помнила. Безжалостное пламя Феникса, хаос и дым, торжество безумия и разрухи… Что же могла помнить Джин Грей? Или Логану лишь померещилась страшная тайна, сверкнувшая в любимых глазах? – Теперь да, – кивнул он и осознал, что лишь в эту счастливую минуту сожаление и груз вины отлегли от сердца, освободили его. Логан не причинял ей вреда, не хоронил дважды. Росомаха твёрдо пообещал себе больше не терять Джин, сделать всё ради спасения, если случится беда, бороться не с ней, а ради неё. Если, кроме крепкой любви, неизменной осталась и катастрофа, Логан вытащит из Джин любую дрянь, перерубит себе все кости, лишь сберечь жизнь той, что умирала слишком часто, безрассудно, лишённая помощи. Он пообещал и не смирился с невозможностью сдержать слово, когда судьба вновь возложит на его плечи ответственность за безопасность целого мира такой ужасной ценой… Джин улыбнулась, опустив смущённо взгляд, и направилась вперёд по коридору. Длинные, огненные волосы слегка развевались от стремительного шага. Росомаха провожал её нежным взглядом, и сердце, уставшее биться десятилетие за десятилетием, забилось с непримиримой жадностью и сладкой мукой. Выбор. А что если в новом будущем другой выбор? Джин вдруг неожиданно взглянула на Логана через плечо, и он услышал в своей голове её тихий голос: «Мы всё это пережили».