От любви и обратно

      Мы с Левой слились в медленном танце, уносясь от земли. Я никогда не любила танцевать, но с ним хотелось постоянно находиться в движении, провести всю жизнь в его объятиях. Он тихо и легко прижимал меня к себе, совсем невинно и нежно, как в детстве, как будто я была из фарфора. Лева не отрываясь смотрел мне в глаза, в его взгляде плескались тепло и забота. Эти глаза цвета незабудок покоряют меня раз за разом. На него невозможно злиться, обижаться или ненавидеть. За один только его взгляд, переполненный любовью и нежностью, можно отдать все, что было, есть и будет.       Зал не хотел отпускать группу со сцены. Несмотря на то, что все музыканты уже давно выступали, но они оставались одними из немногих, кто почти всегда шел на поводу у зрителя. Они снова вышли на сцену и наполнили зал чарующими аккордами. Мы с Левой стояли и сверху смотрели на их выступление. Они всегда отрабатывают программу на полную мощь, отдаваясь залу. - Мы всегда очень рады видеть вас на концертах, - говорил заученные до автоматизма слова Саша, - но сегодня здесь не только вы, но и присутствует один мой друг, которого вы все прекрасно знаете. Это Лева БИ-2 со своей будущей женой. Лева, иди сюда. - Ну иди, чего ты стоишь, - я подталкивала растерявшегося Леву, злилась на Сашу, а зал тем временем ликовал, - тебе позвали, иди скорей. - Пойдем со мной? – Лева посмотрел на меня. - Тебя уже рассекретили. - У меня пока есть время пробраться к машине, буду ждать тебя внизу, - я смотрела Леве вслед, - что же будет завтра в газетах.       Лева вышел на сцену. Он как всегда прекрасен. Что-то шепнул Саше. Заиграла знакомая песня, я замешкалась, слишком уж хочется услышать его голос:

В одном из неснятых фильмов Федерико Феллини, На тоненькой льдине в бокале мартини… Герой на героине, героиня на героине, И двойная сплошная пролегла между ними. Между ними секунду назад было жарко, А теперь между ними лежать снега Килиманджаро. Патроны в магазине глазами на «визине», И отравленный воздух глотают так жадно. Зря ты думаешь о смерти, Я хочу найти письмо в пустом конверте И прочесть тебе.

      Я видела, как Лева ищет меня взглядом, махнула ему и пошла к выходу из зала. Больше всего не хотелось сейчас, чтобы кто-то из фанатов или журналистов стал догонять Леву. Уже понятно, что завтра только ленивый в мире музыке не будет говорить о скорой свадьбе солиста БИ-2, а там еще и насочиняют больше, чем есть. Попадать в неприятные ситуации – мое кредо. Скорее бы выходил Лева. Я сидела в машине, нервно постукивая пальцами по сумке. Зазвонил телефон Левы, это был Шура. - Да, привет, Шур, - думаю, на его звонки я вполне могу отвечать. - Привет, а где Лева? – Шура был явно не очень трезв. - Дай мне его. - Он еще на концерте, передать что-то? - Да нет, не надо, приезжайте ко мне, адрес помнишь? - Помню, хорошо, мы приедем, жди.       Сегодня мне очень хотелось провести вечер только с Левой, но он не простит мне, если я откажусь поехать к нашему лучшему другу. Как же сложно скрывать наши обострившиеся с Шурой отношения, разыгрывать все эти спектакли. Что будет происходить между нами дальше, как постараться забыть все, что едва не случилось? Шура – это запретная для меня территория, посягать на которую не имеет даже смысла, если я хочу сохранить отношения с Левой. Завтра утром мы с ним первый раз едем в клинику, он слишком хочет семью, детей. А после обеда встречаемся с его детьми. Нас ждет очень трудный день. Но ради Левы хочется справляться со всеми трудностями. Лева – это вечная жизнь, ураган, смерч, безумство. Но именно с ним почему-то хочется думать о смерти, наверное, потому что с ним не страшно. Я бы хотела умереть вместе с ним, как в сказках, жить долго и счастливо, а потом умереть в один день, чтобы не жить больше и секунды без него.       Наконец-то дверь машины распахнулась и в нее ворвался Лева, слегка мокрый от капель дождя. Он слегка дрожал от напряжения. Едва сев за руль он сорвался с места с оглушительным ревом. Мы петляли дворами и остановились на незнакомой мне улице. Лева повернулся ко мне и посмотрел в глаза. В них пылал огонь страсти, безумства, удовольствия. Я давно знаю, что он чувствует, когда выступает. Особенно после электрических концертов. Лева умеет ловить энергию музыки, зала, собственных движений. Он растворяется в этом всем. После концертов Лева всегда счастлив и безумно возбужден.       Лева схватил меня за талию и притянул к себе, зажав в стальных объятиях. Его губы нашаривали мои, зацеловывая плечи, шею, щеки. Руки срывали плащ, платье, блузку. Я расправлялась с его одеждой. С каждой секундой мы становились все горячее и свободнее в руках друг у друга. Наверное, нет ничего лучше, чем полностью отдавать себя любимому человеку, растворяться в нем без остатка. Задние сиденья его машины знали лучшие наши ночи, которые повторялись раз за разом. И вновь мы лежали на них уставшие, счастливые и влюбленные друг в друга. Я никогда не верила, что можно любить так долго, так сильно, так страстно, так беззаветно. Если в теории это казалось мне невозможным, то на практике я влюблена в него уже долгих 13 лет. Кто бы мог подумать, что любовь 17-летней девчонки может пронестись через года и находить свое отражение в жизни 30-летней пережившей многое женщины.       Я смотрела на лежащего рядом Леву. Он невообразимый, фантастический, нереальный. Лева один из немногих, кто с возрастом не теряет ребяческого озорства, искорки в глазах, пыла, страсти, способности чувствовать, любить, отдавать себя всего без остатка тому, что дорого. С ним хочется смеяться и плакать, жить и умирать каждое мгновение нашей жизни. Он научил меня любить все, что есть в этом мире, потому что весь мир сосредоточился в нем. Я хочу смотреть на него вечно, прикасаться к нему постоянно, зацеловывать и гладить каждую клеточку его тела, слышать все его мысли. Он такой единственный. Все мужчины, с которыми меня связывала жизнь были иными. У одного хотелось читать мысли и говорить ночи и дни напролет, другого хотелось узнать только в качестве любовника, с кем-то хотелось путешествовать и узнавать мир, с кем-то простого домашнего спокойствия. Каждый давал разное. А с Левой хочется все и сразу. Каждый день он открывается для меня, как книга. В этом его безумная прелесть и очарование, наверное, в этом и есть сила любви. В мысли снова вернулся Шура. А чего я хочу вместе с ним? Не знаю. Он прекрасный собеседник, отличный друг, надежный компаньон, наверняка весьма неплохой любовник. Кажется, я знаю о нем почти все. Но каждый пункт хочется раскрыть для себя шире, но я уверена, что смогу разгадать его полностью, как кроссворд.       Лева притянул меня к себе, моя голова легла ему на плечо. Он все еще переводил дыхание, а руками гладил мои плечи. С ним хорошо, удивительно хорошо. От этих мгновений хочется сойти с ума, забыться, исчезнуть. - И любовь, как акт, лишена глагола, - прошептала я вспомнившиеся вдруг строчки. - Что–то знакомое, не помню откуда это? - Бродский. Еще Диана Арбенина пела на эти стихи. - Ты согласна с ним? - Не знаю, любовь – это все, а ее акт и глагол в том числе. Мы же сейчас сказали друг другу «Я люблю тебя», но не взглядами или словами, а телами. - Я бы говорил тебе это вечно: и словами, и взглядом, и поступками, и телом, - Лева необычайно нежно смотрел на меня, - поехали домой? - Нет, Шурик звонил, пригласил к нему, - щеки залила краска стыда, - он, кажется, опять пьет. - Что вот с ним делать? – Лева вздохнул, одеваясь. - Его проблема явно не в Ире, мне уже самому интересно посмотреть на эту женщину, убил бы ее, чтобы она его не изводила так. - Да, интересно, кто она, - мне приходилось поддерживать начатую игру.       Остаток пути мы провели в молчании, лишь изредка обмениваясь словами. Мы подъехали к Шуриному дому уже глубоко за полночь, поднялись по лестнице. Лева открыл дверь своим ключом. Они всегда доверяли друг другу все, что было в их жизни, деля все ровно на два. Деньги, переживания, счастье, эмоции – все только на двоих. Кажется, даже родители у них общие. Он уже давно как братья. Больше всего я боюсь не потерять Леву, а разрушить их дружбу, потому что это убьет их.       Мы зашли в квартиру. На кухне гремели бокалы, Шура произносил длинный тост за чьи-то неземные глаза. Лева взял меня за руку и повел за собой. Мы вошли на кухню. Напротив Шуры сидело юное миловидное создание. Очевидно, это и есть Ирочка. Совсем молоденькая девушка, явно младше меня, ей похоже лет 20, может чуть больше. Она смотрит на Шуру огромными голубыми глазами, в которых плещется щенячий восторг. Светлые волосы обрамляют симпатичное, полудетское, немного глуповатое личико с капризно изогнутыми губами. Его сильная рука накрывает ее маленькую ручку с острым маникюром. Из–под ее коротенького платья торчат длинные ноги, обутые в туфли на высоченном каблуке. В целом не девушка, а кукла Барби. Шура улыбается ей, но без особого интереса. Но несмотря на это, я ощущаю острый укол ревности, поднимающейся в груди. Мне безумно неприятно видеть, как он обнимает, говорит комплименты, целует какую-то девчонку. Хотя я и не имею права на ревность, ни морального, ни физического. Но сердцу не прикажешь. В голову приходит ужасное осознание того, что в чем-то Шура мог быть и прав. Почему нам не попытаться быть втроем? Мне кажется, что я люблю их обоих, по-разному, по-своему, но сразу двоих. Надо прекращать эти мысли.       Наконец, нас представили друг другу. Мы с Левой сели за стол. Шура пересел к Ире, которая тут же взобралась ему на колени. Его сильные руки обнимали эту девчонку, грозя сломать пополам. Какой же все это спектакль. Он нарочито крепко прижимает ее к себе, глубоко и страстно целует, но сам при этом остается спокойным, глаза его выдают, а в волосах по-прежнему моя лента. Я прижалась к Леве, подсознательно ища у него защиты. Бокал за бокалом мы смеялись, веселились, но внутренне напряжение не спадало. Мы уже давно решили, что останемся ночевать у Шуры. Я пошла в комнату, отведенную для нас с Левой, пока он приводил себя в порядок. Следом вошел Шура и обдавая пьяным дыханием прижал к стене: - Что-то не так? – он смотрел мне в глаза. - Ты сегодня слишком грустная. - Все отлично, - я улыбнулась ему, - хорошая девочка, симпатичная. - А я знаю, почему ты расстроена, - Шура хитро и ехидно усмехнулся, - ты просто меня ревнуешь, думаешь, ты единственная? Нет, есть еще кто-то кроме тебя в этом мире, смирись. - Шур, если ты напился, то не изводи меня своими бреднями, - мне было обидно до слез слышать от него такие слова, даже под воздействием алкоголя, - иди спать, тебя заждались. - Упрямая, - Шура приблизился ко мне, - ты все равно не умеешь врать. - А даже если я и ревную, то что дальше? – мне надоело терпеть его издевки. - Может быть, запретишь?       Шура отпрянул от меня, в этот момент в комнату вошел Лева. Струйки воды стекали с волос на обнаженный торс, поднимая во мне желание собрать всю эту воду с него, насладиться им и его телом еще раз. - Шурочка, котик, я тебя уже заждалась, - раздался капризный голосок из соседней комнаты, едва не заставив меня засмеяться, - иди ко мне скорее. - Иду, иду, - Шура вышел из комнаты, - моя птичка, готовься. - Ну и как тебе они? – смеясь спросил меня Лева. - Шууууурочка, - передразнила я Иру, - кооооотик. Фу, самая отвратительная пошлость, какую я только слышала, девочка явно пересмотрела кино. - Может, и ты будешь звать меня котиком, ну или рыбкой, - Лева смеялся в голос, - зайка моя? - Прекрати, - я кинула в Леву подушку, попав прямо в голову, - еще одно слово, и я с тобой не разговариваю.       Лева поднялся и повалил меня на кровать. Мы смеялись, щекотали друг друга, дрались подушками, совсем как дети. Из соседней комнаты до нас донесся сдавленный стон удовольствия Шуры, что вызвало во мне очередной приступ ревности. Какая-то девчонка прикасается к нему. Даже одна мысль об этом была мне противна. Глаза застелила пелена страсти и злобы. Я повалила Леву на спину и впилась в его губы поцелуем. Он был удивлен такой внезапной сменой моего настроения, но поддался, отдаваясь мне.       Вся ночь напоминала сплошной марафон: кто дольше, кто громче, кто изобретательней. Мы слышали друг друга и пытались соревноваться, оставив наших партнеров в непонимании. Ближе к утру в квартире воцарилась тишина. Я уснула на груди у обессиленного Левы с мыслью о том, что не допущу, чтобы какая-то девчонка пользовалась Шурой. Кажется, я влюблена в него.