I can't let you go

Дорогой.. Я снова обрываю предложение на полуслове. Мне уже сорок с хвостом, чувак, десять лет я живу без тебя - и,представь себе, никак не могу отучиться и бросить эту дурацкую привычку. Я бросаю в воздух обрывок фразы, ожидая, что ты подхватишь ее и доведешь до конца, ведь так всегда было.. И когда в ответ я слышу тишину, мне хочется застрелиться и выпить горького чаю. А лучше в обратном порядке. Почему многим кажется, что мне легко? Я смотрю каждый день в зеркало, завязывая галстук, и вижу тебя - тебя и одного тебя,черт подери. И я разбиваю его снова и снова, как сделал уже однажды десять лет назад,нажравшись в очередной раз до танцующих гипогрифов. И мы с Анджелиной почти каждую неделю покупаем новое. Для меня каждое зеркало теперь чертов Еиналеж - и ты даже представить себе не можешь там, на высоте, насколько это больно - в зеркале каждый день я вижу тебя таким, каким никогда бы не увидел: на твоем\моем\нашем лице нет улыбки, а слезы текут сами собой - я не замечаю, как начинаю рыдать, как ребенок - это выводит, но я не могу сделать ничего со своей болью: я дышу ею, живу ею,и порой мне кажется, что выбор кто-то сделал за меня. Я смотрю в зеркало,и все,что я чувствую, смешивается в триады слез, и каждый раз красной линией перед глазами встает твое бледное лицо - и я умираю вместе с тобой, секундами, стайками секунд по шестьдесят. Я виноват. Я виноват в том, что не был рядом; я виноват в том, что не принял на себя тот роковой удар - я сделал бы это,не задумавшись ни на секунду, - и сейчас я твердо знаю,что первый в очереди за виной в твоей смерти стою я, и мне выдали уже сверх меры, а я продолжаю стоять на месте. Ты не прошел через войну,не вернулся живым.. и забрал меня с собой. Я чувствую,что застрял где-то между миром живых и миром мертвых - меня это устраивает. Ты знаешь, Фред, я в порядке. В искареженном, избитом, истощенном, измученном, неограненном порядке. Я привык вставать по утрам от стука в дверь и слов "Вставай, Джордж", а не от твоего пинка или резкого удара подушкой, за которые ты потом получал по полно программе. Я привык повязывать чертов галстук и спускаться вниз, закрывая отсутствие левого уха волосами, которые отрастил до плеч, чтобы не смущать покупателей (но давай будем честными, мы знаем, зачем я сделал это; я с каждой секундой пытаюсь найти еще больше тебя в себе, чтобы не чувствовать себя одиноким, хотя это нихрена не помогает, признаю, и внешнее отличие помогает мне хоть на секунду отвлечься и постараться найти в себе себя, хотя меня во мне уже не осталось вовсе: во мне ничего,черт возьми, уже не осталось). Я привык к тому,что, заглядывая в магазин, по привычке многие кричат "Мистеры Уизли!" или "Джо-о-ордж, Фре-е-ед", а потом глупо останавливаются на полуслове - как я, ожидая, что ты закончишь за меня фразу. Я привык, что Анджелина иногда называет меня Фредом - это будит во мне новую лавину боли, но именно это для меня уже в порядке вещей: каждый раз все больнее и больнее слышать твое имя в этом доме, и я в тысячный раз жалею,что додумался назвать твоим именем своего сына. Он никогда не заменит тебя, он лишь будет напоминанием о том,что я однажды потерял. И я ко всему привык, но только во,знаешь,мне не хочется вставать по утрам, мне совсем не хочется обнимать детей, от приторных духов Анджелины меня уже тошнит,и мне хочется просто застрелиться,когда мама назовет меня Фредом на очередном семейном торжестве, а мне приходится стискивать зубы и поправлять ее в духе "Нет,мам,прости,но я Джордж". Я извиняюсь за то,что жив; извиняюсь за то,что не сберег тебя, извиняюсь за то, что должен был уйти вместо тебя - но ни разу за все эти годы я не извинился перед собой. Я больше не улыбаюсь. Мне больно видеть в зеркале улыбку - я вспоминаю тебя, опять,в очередной раз,а поэтому мне проще запереть улыбку на замок. Я до сих пор рулю магазинчиком, который так ненавистен мне, я до сих пор существую, но как давно я не живу - двадцать пять лет, четверть века меня нет уже на этой планете. Говорят, время лечит. Видимо, нам слишком много и безжалостно врут. от этой раны на моей груди всегда останется шрам - изуродованными нитками, прожженными, с золой и пеплом какой-то криворукий лекарь залатал эту дыру в моей груди; дыру, края которой всегда будут кровоточить. Изо дня в день я не хочу возвращаться к жизни. Я, Фред, слишком сильно боюсь открывать глаза, а потому хожу по темноте вслепую,как слепой котенок без матери, которая покажет ему верный путь: натыкаюсь на что-то мучительно острое, и оно причиняет мне боль: жестокую,нечеловече­скую,неистовую боль, от которой мне некуда сбежать. Я просто знаю,что не похож на человека, и никуда не могу деться от этого. Я никому не доверяю, никогда и никому я не смогу рассказать,что со мной происходит. Обычный человек рыдал бы везде и всегда, делясь подробностями своего горя с каждым, кто выслушает, вот только мне не нужны свободные уши: я держу все это в себе и прокручиваю на миллионы раз пластинку этого чудовищного кошмара. Знаешь, я никогда не забуду день твоих похорон. Двадцать пять лет назад, двадцать,фестралу под хвост,пять лет. Но я переживаю его каждый час своего существования. Мать, Рон, Джинни, отец,Чарли, Билл.. Они все, все они рыдали и едва успевали утирать платком свои слезы. Я стоял с каменным лицом и смотрел, как один за одним на "сцену" выходят люди - многочисленные Уизли. Все наперебой расхваливают тебя, говорят, каким ты был классным и сколько дерьма мы с тобою натворили - ухмыляясь иногда, пытаясь даже смеяться.. Пока я стоял там и прокручивал в голове,что буду говорить,я думал лишь о том, что ты гребаный придурок. Я хотел сказать столько всего - я хотел сказать там то,что не сказал тебе, когда у меня была эта возможность. И что я сделал, по-твоему? Разумеется, я всегда все портил. Я просто вышел, помолчал минуту от силы и выдал: "Мне нечего сказать вам". От меня ждали шоу, ждали фальши - как это всегда бывает на похоронах. Но не получили. И они все ушли. Я стоял,как в тумане глядя на то,как гроб с твоим телом медленно погружают в яму, закапывают, молятся и делают что-то еще.. И они все ушли. Кладбище осталось пустым - и я стоял там один. На могиле своей души. Эмоции накатывали, как волны, одна,вторая,третья - и ни секунды на новый вдох. Я помню, моросил дождик, меня била мелкая дрожь,и я сотрясался в рыданиях. Ноги,кажется,не держали, я грохнулся на колени,а потом и вовсе лег,свернувшись калачиком. Я просто чувствовал, как во мне с хрустом ломаются кости. Я не помню,как вернулся домой, но я никогда не забуду, как тихо было там, возле твоей могилы, на которую я не хожу уже двадцать лет. По ночам я не могу спать. Меня мучают кошмары, черт возьми,это ужасно! Я просыпаюсь в холодном поту каждую ночь,и вижу склонившуюся над мое кроватью Анджелину - мы спим в разных постелях. Она говорит, что я пугаю детей - и я снова не засыпаю. Каждый раз, когда я пытаясь отправиться в царство Морфея, он подкладывает мне свинью,и я вновь сжимаю простыни и что-то испуганно кричу "во сне". А еще я давно перестал смеяться. Обои в комнате серые,и Фред растет точно таким же,как ты. Это ужасная идея - назвать так сына. Я пытался достучаться до Анджелины, но семья все решила за меня, в Мерлинову бороду их пинком через колено! Ненавижу вас обоих,гребаные эгоисты. У меня забрали душу - нас обоих здесь уже не осталось. На Fool's Day - у меня нет сил называть этот день иначе - Молли собрала всю семью в Норе. Тогда прошел всего год с твоей смерти - я и сейчас живу с дырой в груди, ты там,наверху, представляешь ведь, что со мной происходило? Я не рыдал, хотя ужасно хотелось, не бил посуду, хотя будь моя воля, все,что есть в этом доме, разлетелось бы осколками по стенам - я сидел и просто смотрел в стену, не выдавив ни слова. Я до сих пор так делаю, Фред, только каждую ночь. Под глазами залегли мешки - в них уже можно собирать картошку. Меня часто спрашивают "Как я?". Представляешь?! Одна четвертая века, а я все еще никак - по-прежнему, черт возьми, никак. Мама давно перестала плакать, отец давно поседел, все так давно поменялось,а я по-прежнему никак - не хорошо. Просто ужасающе, наверное. Я никогда не пойму, в чем смысл празднования твоего\моего\нашего­ дня рождения - тебя уже не вернуть,а мне никакого дела нет до того,что я стал на год старее. Сорок с хвостом, а я по-прежнему не отучусь от привычки обрывать фразу на полуслове. Иногда я захожу домой и слышу мамино "Фред вернулся". Они давно не ждут меня, но ждут тебя. "Он больше не вернется сюда. Никогда." Никогда – слишком страшное слово. И еще, Фред. Я знаю,что ты всегда рядом. Я знаю,что давно пора отпустить тебя. Только вот..