***
Девушка в очках сдула пыль с черной блестящей пластинки и включила патефон. Тонкая игла тихо зашелестела по бороздкам, извлекая скрипящий фыркающий звук, наполнивший маленькую кафешку мягкой музыкой, прогнавшей пустую и немного унылую тишину. Разделавшись со своей порцией в два счета и даже не почувствовав вкуса еды, Реймонд разлил по чашкам крепко заваренный ароматный чай, потом достал блокнот и, щелкнув ручкой-автоматом, сделал в нем короткую запись. Краем глаза он заметил, как женщина с потрепанной книгой бросила на него недовольный взгляд и тут же, видимо понадеявшись, что ее славный отдых больше не нарушат всякими щелчками, снова углубилась в чтение. - Рай, слушай, - обратился он к жующему другу, судя по всему, абсолютно не готовому сейчас говорить о деле, драгоценностях и еще чем подобном. У него была вкусная еда и голодный желудок, с жадностью подхватывающий все, что хозяин ему подкидывал. Быть может, если бы Райсе вдруг вздумалось сжевать бумажник, желудок с радостью переварил бы и его. Но брюнет этого, то ли не замечал в своей сытости, то ли замечать просто не хотел. – Может, стоит съездить в соседний город. Там тоже есть несколько крупных ювелирных мастерских… - Сейчас? – придерживаясь мнения о том, что дело должно быть сделано немедленно, как поступает предложение, Вульф с некоторым неудовольствием прошамкал полным ртом, приподнимая светло-русые брови. Друг только пожал плечами, очевидно не понимая важности насыщения и удовлетворения простых жизненных потребностей: - А чего ждать-то? - Не, Рей, ты как хочешь, а сейчас я намерен отдохнуть, - тут он картинно взглянул на часы, пересекавшие его запястье черным кожаным ремешком, - время обеда, а завтра выходной. И у меня к тому же свидание. А тебе все равно делать нечего, вот сам и езжай. Завтра. Реймонд сначала в непонимании уставился на партнера, потом почесал ручкой висок, соображая все сказанное, и вдруг кивнул: - Хорошо, я съезжу. Только ты тут слишком не расслабляйся. И вообще, с кем это у тебя свидание? Вульф, чуть не поперхнувшись, в полном недоумении уставился на смуглое синеглазое лицо перед собой: - Я же говорил, Милеан… - Говорил, - со всей серьезностью согласился Реймонд, вновь заглядывая в свой блокнот с желто-коричневыми тонкими листами. – Сестра подруги, или что-то вроде того. - Ты все напутал, - вздохнул блондин, ковыряя вилкой полуразвалившуюся картошину, мясо закончилось как-то слишком быстро, оставив после себя «кровавый» след в виде подливки. – Ладно, как приедешь, я вас познакомлю. - Так она тебе нравится? - Кто? – задумчиво вскинул глаза Райсе, - картошка? - Нет, девушка твоя. - Ну конечно, как же иначе, - с улыбкой подтвердил друг, подцепляя на вилку кусок разоренного овоща, обильно вымазанного в мясном соусе. – А вообще, - разглядывая получившийся тандем, пробормотал Рай, - думаю, я схожу в женскую академию М. Слышал, там есть какая-то девушка, что носит браслет с крупным камнем. Может это то, что мы ищем. - Это хорошо, - кивнул удовлетворенно Блэк и, отпив до черноты крепкого чаю из своей чашки, вновь уткнулся в блокнот, что-то там зарисовывая. Он явно был доволен тем обстоятельством, что друг не бросает дело ради женщины. Какая бы любимая она ни была Ведь он вот не бросает, трудится в поте лица, на благо общества и так далее… Девушка-официантка, все это время невольно прислушивающаяся к их разговору (в частности потому, что они разговаривали громко, в частности потому, что разговаривали здесь только они), подошла забрать пустые тарелки и спросила, не желают ли они свежеиспеченных круасанов, запах которых вместе с блюзовой музыкой распространялся по всему маленькому помещению кафе. Блэк вскинул голову, заметив, что посетительница с книгой уже обзавелась выпечкой к тому чаю, что уже стоял на ее столике, когда они вошли, и кивнул девушке, соглашаясь на предложение. Услышав слово «браслет», женщина невольно вздрагивает и оборачивается. Снова бросает взгляд на парней, пытаясь понять, чем они могут быть опасны для нее (кроме как щелканиями ручек), для светлых… В книге, что она держит, нет ответов – только загадки, которые она не может разгадать, как бы ей этого ни хотелось. Женщина поднимается из-за своего стола, оставляя чаевые и пару круасанов на блюдечке, и покидает помещение за несколько минут до того, как из него выходят детективы. Нужно найти Эмилин, - думает женщина, ступая по дороге своими маленькими ножками в коричневых с квадратными носами туфлях. – Она должна знать ответы, должна понять, что сказано в этих пророчествах, увидеть, как видела раньше. Маленькая кафешка пустеет, и девушка-бармен скрывается в подсобке, чувствуя, что сегодня, несмотря на только середину дня, посетителей в «Серебристой чайке» уже не будет. Когда игла доползает до середины пластинки, музыка, сладко расползавшаяся по стенам помещения, наполняя собой воздух, затихает и съеживается обратно к проигрывателю, оставляя только шорох и шелест, так похожие на шум догорающего костра, с упоением дожевывающего последние поленья.***
Через некоторое время девушка вышла из подсобки с ведром, полным горячей воды и шваброй. Перевернув пластинку и снова установив на ней иглу, она принялась за уборку, пританцовывая и подпевая в такт заигравшей музыке. Протерев столы и подняв стулья, установив их сиденьями вниз, девушка принялась за полы, начав с дальнего столика, за которым сидела женщина. Что-то шелестнуло под тряпкой и, заглянув под стол, девушка обнаружила какой-то прямоугольник бумаги и, протянув руку, чтобы достать его, она поняла, что это черно-белая в желтизну и немного потрепанная фотография. Еще до того, как она успела рассмотреть находку, зазвонил телефон, потребовав немедленного ответа. Сделав в сторону стилизованного под старину телефона несколько шагов по паркетному полу, шатенка подняла трубку. Фотографию она держала в руке, с интересом разглядывая изображенных на ней людей. Узнав голос в трубке, девушка ответила: - Привет, мам. Да уже заканчиваю, посетителей сегодня преступно мало… - в этот момент девушка перевернула фотографию, и взгляд голубых глаз ее упал на короткую подпись: «На долгую память Мастеру Юдо. Все мы». – Ммм, мам… - задумчиво произнесла она, уцепившись взглядом за пару строк, написанных размашистым, с изящными завитушками, почерком. Этот кто-то явно использовал при написании настоящие черные чернила, макая в них хорошо наточенным гусиным или даже лебединым пером. В трубке вопросительно позвали, прерывая молчание. – Нет, ничего. Скоро буду дома.