***
May.. А ты теперь тяжелый и унылый, Отрекшийся от славы и мечты, Но для меня непоправимо милый, И чем темней, тем трогательнее ты. Ты пьешь вино, твои нечисты ночи, Что наяву, не знаешь, что во сне, Но зелены мучительные очи, — Покоя, видно, не нашел в вине. И сердце только скорой смерти просит, Кляня медлительность судьбы. Всё чаще ветер западный приносит Твои упреки и твои мольбы. Но разве я к тебе вернуться смею? Под бледным небом родины моей Я только петь и вспоминать умею, А ты меня и вспоминать не смей. Так дни идут, печали умножая. Как за тебя мне Господа молить? Ты угадал: моя любовь такая, Что даже ты не смог ее убить. Высокие белые потолки душили, сердце кричало, а душу рвало. Боль приносит страдания, боль убивает покой, а мы всего лишь искали мимолетный укрой.***
POV Jiyuong 2 года спустя. Аэропорт Инчхон встретил меня как нельзя лучше: крики фанатов, вспышки фотокамер и всякой прочей ереси. Ну, конечно, целых два года меня не было в Корее, и вся моя деятельность шла в Америке. Для агентства и для всего другого я достиг популярности, но для себя только душевный покой, если пустоту можно так величать?! Я не как не ожидал, что причиной моего возвращения станут похороны. Пройти сквозь толпу становится просто нереальным, и меня отправляют в комнату ожидания. Огромное помещение, как длинный коридор с панорамным видом на Сеул и взлетно-посадочную полосу. Если быть честным, я не ожидал такого ажиотажа сейчас. Два года назад — может быть, но не сейчас, когда я просто убежал от проблем. Наверное, люди правду говорят — время лечит. Моих фанатов излечило. Меня же нет. Наверное, даже больше отравило. Порог весь мокрый, на улице давно октябрь. Помнится, уезжал я отсюда в ноябре. Наверное, что-то тут изменилось, люди — вряд ли, но места — наверно. Всего лишь за два года Европа стала для меня домом, где меня приятно приняли и ждут. Когда уеду, даже не знаю. Зависит от обстоятельств. *** Сад, церемония похорон. Виски сейчас был как нельзя кстати. Вокруг плач настоящий, что встречалось очень редко, и Джиену «повезло» попасть на этот случай. Оглушительный вой вперемешку с плачем накрывали ужасным настроением. Время паскудно тянулось, и, кажись, найти знакомого человека стало уже нереально. Из темной массы выходит красная макушка в черном смокинге с огромным зонтом, прикрываясь от осенней поры. Огромные мешки под глазами, впалые щеки, бледное лицо и неподходящий к этому телу костюм, который не сливался с этой гримасой боли, что разрывало лицо друга. — Ты как? В руках сминая тяжелый стакан дорого виски, Джиен не отводил взгляда от друга. — Хреново… Было видно, что парень держался еле-еле и ждал момента кинуть все, уйти куда-нибудь, уединиться и пустить эти горькие слезы. Об этом говорило опухшее лицо. — Я ничего не знал, а когда оказался в курсе, делать было нечего, механизм был запущен. Джиен слушал друга и что-то, или яснее кого-то, искал в толпе. — Мне жаль… Видеть вечно веселого друга над пропастью было ужасно. Джиен и сам в шоке. В момент их последней встречи с Мией, она была как всегда задорная и лукавая, а сейчас стоять на ее похоронах и тянуть этот виски напротив лучшего друга было посильно медленной и мучительной смерти. Вечер подходил к концу, люди расходились, подносы с пустыми бокалами разносили туда-сюда. Джиен и Тэхен находились в доме возле бара. Обстановка была мучительной, а друг выпивал уже десятый по счету виски, но тот не помогал утолить пыл. — Тэхен, наверное, тебе стоит поменять обстановку или съехать из этого дома. Тут все напоминает о Мие. Джиен разглядывал стены, на которых висели картины покойной. — Не знаю… Наверное, ты прав… Мару звонил, звал к себе, сам не смог приехать. — Это же хорошо! Испания, другие лица, обстановка. Джиен хлопнул друга по плечу, допивая алкоголь и копошась в карманах в поисках Malboro. — Я это… Джиен думал, стоит ли задавать самый интересующий его вопрос со дня прихода. Как-никак сердце он оставил именно здесь, хоть и врал сам себе. Да, врать самому себе — это целое искусство, и он владел им в совершенстве. — Я не видел Мэй… Беспристрастно спросил Джиен, будто бы разговор пошел о природе. — А, Мэй… Как ты ушел многое изменилось. Это был не тот ответ, который хотел услышать Джиен. — Но все же? — Наверное, я сам ее видел после твоего отъезда от силы два раза. — Томно ответил Тэхен, вспоминая хоть какие-то детали. — С ней что-то случилось? Джиен не смог спрятать в голосе нотки переживания. — Джиен… — Голос резко прервался и Тэхен, обернувшись, посмотрел на друга, встретив обеспокоенный взгляд с надеждой на лучшее. — Она больна… Мир Джиена рвется в клочья. — Что? .. Как? Обрывки слов кажутся сейчас такими смешными по сравнению с миром внутри, что, кажется, остановился. — Даже не знаю, с чего начать… Когда ты уехал, ей стало хуже. Дело в том, что она лечилась… до тебя… — Я не понимаю. — Джиен еле сводил слова, которые не внушали интереса и только отражали мысль. — Она лечилась после смерти матери и сидела на транквилизаторах, а после твоего отъезда вроде бы стала чувствовать себя хуже и исчезла. Тэхен закончил свой рассказ, а Джиен приходил в себя. -Что значит «исчезла»? — Джиен встал с места, но нотки агрессивности брали верх. — Ну, знаешь, в Германии вряд ли ты найдешь ее так просто. — Также в тон ему ответил Тэхен, ведь это не он бросил девушку и сбежал, пытаясь уклониться от обязанностей. — В Германию, куда? Ты не знаешь адрес? Джиена прорвало. Он чувствовал, что должен найти ее любыми путями. — Нет, не знаю, и вряд ли ты узнаешь. А если захочешь, то ее отец сделает так, чтобы расхотелось. — Вспылил Тэхен, вставая со стула, беря с собой графин коньяка и направляясь к лестнице, ведущей вверх. — И тебе спокойной ночи. Джиен вышел из дома под удивленные взгляды прислуги. Он был зол на этот мир, он ни хрена не знал о ней, не знал даже о матери, что покинула свет в еще ранние годы жизни Мэй, не знал о ее проблемах, не знал о лечении… Не знал! .. С силой вдавливая педаль газа, он двинулся в ближайший бар, на ходу набирая Сын Хо и предупреждая о приезде. Даже если бы Джиен был весь месяц в городе, его друг и не узнал бы этого, ведь вся жизнь его проходила в запое. Быстро пересекая двойную сплошную, Джиен выезжает вперед. И пофиг на то, что ему завтра придет чек с кругленькой суммой за штраф. Все сейчас казалось таким мизерным наряду с его проблемой. Джиен всегда был эгоистом, всегда думал о себе, а сейчас он просто не понимал, что движет им, что за чувство. В кафе его ожидает Сын Хо. Они не виделись целый год. Легкие объятия и перегляды. — Думал, мы уже потеряли тебя. Выпуская клубок дыма, Сын Хо поглядывал на друга, вид которого был ужасен: худой, усталость во взгляде, но тот же молочный коктейль, который не меняется с каждым годами. — Я тоже не думал. Как дела в агентстве? — Неплохо. Ты же знаешь, я ими не интересуюсь. — Смеясь, ответил Сын Хо. Он видел Джиена насквозь. Джи никогда не мог спрятать эмоций во взгляде. Наверное, поэтому его было легко читать, как открытую книгу. — Много чего изменилось. Джиен находился в своем мире, в своих мыслях. Поглядывая в окно, где сгустки светлого неба преображались в голубые дымки, скрывая солнце за горизонтом. Красиво, однако! — Ты в порядке? Все время один и тот же вопрос. — Я в порядке. Все время одна и та же ложь. — Может, расскажешь? Вот что нравилось Джиену в Сын Хо! Он всегда все видел и понимал, не давал советов, но всегда выслушивал до конца. — Помнишь девчонку, о которой я тебе рассказывал? Джиен начал издалека, не зная, как именно сказать об этом. — И? — Я потерял её. Точнее, бросил, а сейчас хочу найти… Я кажусь тебе идиотом? — Изогнув бровь, спросил Джиен и посмотрел на последнюю сигарету. — Нет… Докурив Malboro, он продолжил. — Я могу помочь тебе с этим, ты ведь знаешь, мой Хен в этом хорош. — Почему мы приобретаем ценность людей, только после их ухода. Это был не вопрос, это было утверждение… — Даже не знаю… Вопрос не относился к Сын Хо, но он ответил. *** Берлин встретил меня знойной погодой и насыщенным количеством пассажиров. Жизнь продолжалась, хоть моя и застыла. Интересно получается, как внутри одного человека может измениться и рухнуть мир, а все остальное такое же. За осенью придет зима, а сменит её весна. Мой мир. Наверное, раньше обзор этого слова был слишком узок, а сейчас он расширился, впуская знойный вихрь. Узнать, где именно лежит Мэй было нелегко, но с лучшим детективом Кореи это возможно. Приняв душ, я принялся начинать поиски. Со мной приехал и Сын Хо. Берлин он знал прекрасно. Многие его посиделки проходили здесь, но в больницу я поеду сам. Мне кажется это чем-то очень сокровенным, что я не могу раскрыть другим. Уже у входа в больницу когда остаются несчастные метры, при том, что я проехал какие-то 1000000 километров, кажутся шагами, а эти шаги внутри просто душат. Я не знаю, что встречу по ту сторону. Может, меня не узнают, может, ждут, но одно я знаю точно: мир внутри Мэй изменился. Не знаю, примет ли он меня… нужен ли я такой ей... Я углубляюсь в сияющий ярким светом лабиринт. Коридоры, еще коридоры… Дверь за дверью, и я потихоньку открываю для себя удивительный мир. Вот уже который раз, как я оказался в больнице, но впечатление по-прежнему ужасающее. Всё равно как проникнуть в храм белизны со снующими повсюду санитарами в белых одеяниях. Хладнокровные люди снуют между палатами, они палачи нашего времени. Пытаясь не остать от выбранного темпа, прохожу вдоль нужной палаты и застываю. Табличка над дверью гласит «Nam May intensive». Замираю на мгновение и дергаю ручку. Комната до предела освещена. В самом углу возле небольшой кровати девушка склонилась над мольбертом, грациозно что-то вырисовывая, при этом закрывая картину собой. Она была очень худой. Казалось, подойди я к ней сейчас, она просто растворится. Фигура была одета в темное, средней длины платье и такого же оттенка балетки, длинные волосы, что непослушное вились были собраны в конский хвост, а руки просто изрисованы чёрной краской. Тонкие кисти пальцев смешивали краску и, случайно пустив капельку на кафель, она обернулась. Я не знал, что возможно влюбиться дважды. Мне казалось, что в зеленых зрачках ничто не менялось, но вот эмоции выливали другое. Но самое удивительное для меня было, что, смерив меня взглядом, она вновь обернулась, начиная и дальше погружаться в работу. Словно я один из многочисленных палачей, но к сожалению, я хуже, я инквизитор чужого горя...