Иначе - зачем?

Ион вырос на равнине. Там, дома, земля была ровной как стол. До горизонта. И сколько ни всматривайся - только ровная степь. Наверно, поэтому ему всегда нравились холмы, ущелья, горы. Наверно, поэтому он ушел из дома когда-то - искать, где заканчивается ровная земля и есть ли что-то за ней, или мир действительно плоский, как лавка в родительском доме. Мир оказался очень разным, но холмы так и не наскучили. Все время нравилось забираться повыше и смотреть. Сейчас Ион с трудом взбирался на холм, увенчанный кривым полузасохшим деревом. Трава скользила под ногами, но, все равно, лезть было проще, чем подниматься в горы, видные на горизонте: голубовато-прозрачные внизу и белая шапка сверху. Как сливки, взбитые рукой трудолюбивой хозяйки и теперь украшающие чашку с киселем. Наконец вершина. Ион прижался спиной к шершавому, нагретому солнцем стволу. Еще холодно, земля еще промозглая, но ничего. Куртка спасет его от холода. Тем более, что сидеть ему не долго. Из холщовой сумки появился тяжелый футляр. Темное, отполированное от долгого использования дерево скрывало в себе неброскую дудочку. Белую, деревянную же флейту. Она казалось недостойной такого богатого хранилища, но Ион достал ее бережно, как редкую драгоценность. Разобрал, тщательно вычищая, смазал тончайшую пробковую прослойку. Потом приладил на место мундштук. Флейта была старая, потертая, местами сколотая, но бесконечно дорогая. Юноша вздохнул, отложил футляр в сторону и, устроившись поудобнее, поднес инструмент к губам. Выдохнул легко, извлекая первый звук, пробуя на вкус деревянный мундштук. Изучая, как она зазвучит здесь, на этом холме. Как ловчей птицей пронесется нота вдоль речной глади и спрячется в горах. По спине протянуло холодком. Почти ласковым нежным прикосновением. Обещанием. Предупреждением. Набрав побольше воздуха, Ион заиграл, перебирая пальцами отверстия. Прижимая, обнимая, любя. Звуки, то тихие и нежные, то отрывистые срывались выпущенными из клетки бабочками и растворялись в небе. На спине лопалась тоненькая сетка шрамов. Легкие царапины от тихих звуков. Глубокие надрезы от сильных, звонких. Чуть дребезжала старая флейта, с надрывом, почти срываясь, звучали высокие ноты. Сетка надрезами покрывала плечи, красными каплями стекала к запястьям, ласкала ключицы. Рубашка набрякла, обезображенная бордовыми пятнами. По небу катилось равнодушное солнце. Тишина была вспорота звуками, как кожа на его спине. Сильнее растекалась мелодия, обнимая холм, лес вдалеке, скапливаясь блестящей лужицей у его ног. А потом обрывалась с последней каплей.

***

Мужчина сощурился, рассматривая фигуру на холме. Потом быстро поднялся к старому, умирающему дереву. Легким прикосновением закрыл веки юноше, который сидел, подставив лицо вечному небу. Небрежным движением путник подобрал с земли упавшую флейту и, аккуратно обойдя побуревшую землю, спустился к реке, чтобы продолжить Путь. Флейта убрана за пазуху, и теперь он должен подобрать для нее достойный футляр.