БУДЬ ЗДОРОВА

Подростком я была сложным. Пропадала в клубах, баловалась пивом и марихуаной. И по-своему сходила с ума. У меня случались частые перепады настроения. Я постоянно обижалась по пустякам. Еще ссорилась с родителями. В общем, устраивала бури в стакане воды. Я все принимала слишком близко к сердцу. В 16 у меня нашли доброкачественную опухоль в желудке. Пришлось резать. Это стало какой-то последней каплей. У меня случился нервный срыв. Сначала я впала в истерику. А потом отключилась от мира. Я заперлась дома. Сидела в своей комнате все свободное время и тупо пялилась в потолок. Я тогда всех ненавидела. В какой-то момент у меня начались проблемы со сном. Я отрубалась в 6 утра и вставала в 8 на учебу. Из-за этого я выключалась прямо на занятиях. Так продолжалось неделю. Мама, когда поняла, что со мной творится что-то странное, пинками погнала меня к психиатру. Врач оказалась тучной женщиной в строгом костюме. Большая, жизнерадостная такая дамочка. Ее вид меня взбесил. – Жалобы? – спросила она. Я ответила, что у меня все не так. На тот момент я могла излагать мысли исключительно матом. – Спишь хорошо? Аппетит здоровый? Тревожность не ощущаешь? Выслушав еще одну порцию моих тирад, психиатр поставила диагноз: подростковая депрессия. И велела явиться на следующий день. На втором приеме доктору оказалось куда легче меня разболтать. Я рассказала о своей страшной операции и о плохих отношениях с одноклас-сниками. Призналась в том, что боюсь одиночества. И будущего. И даже немного самой себя. – Все будет окей! – резво отозвалась врач. – Сейчас выпишу тебе рецепт. В тот же день я начала принимать назначенный комплекс из 2 лекарств – от депрессии и от бессонницы. Через 2 недели я признала: таблетки работают. У меня нормализовался сон. Я перестала злиться на себя. По утрам я уже с охотой собиралась на учебу. А после уроков не включала телевизор – шла гулять одна. Со временем я начала снова улыбаться. А однажды купила подруге набор теней. На ровном месте – без повода. Такие широкие жесты мне вообще-то раньше были не свойственны. К концу курса лечения я чувствовала себя превосходно. Но только в том случае, если принимала свое снотворное рано. День за днем я чуть-чуть сдвигала время приема – вроде как чтобы поспать. Но при этом я не ложилась. Я просто перемещалась в другой – более яркий – мир. Я рассказала о своих наблюдениях и ощущениях доктору. Но она не придала этому никакого значения. Вместо того чтобы снять меня с таблеток, психиатр просто немного снизила дозу препарата. Через некоторое время стало ясно, что новой порции мне мало. Я снова превратилась в рассеянную, раздражительную. Если просыпалась в плохом настроении, я прямо утром проглатывала внеплановую таблетку. Она меня успокаивала. Когда пилюли заканчивались раньше срока, я доставала рецепты обходными путями – просто врала врачу, что растеряла старые бумажки. В какой-то момент я не выдержала и открыто попросила психиатра вернуть высокую дозу лекарств. Доктор безропотно пошла на это. За полгода на таблетках я похудела на 9 кг. У меня появились галлюцинации. И зародилась новая фобия: мне стало страшно, что когда-нибудь я лишусь своего препарата. Через какое-то время у меня появились мысли о суициде. Раньше, когда еще не лечилась от депрессии, иногда я думала о том, чтобы покончить с собой. А теперь эта идея стала навязчивой. До меня вдруг дошло, что уйти из жизни совсем не сложно. И ничуть не страшно. В очередной раз на приеме я разболтала психиатру о своих порывах. Рассказала, что теперь не боюсь самоубийства. Объяснила: мне страшно оттого, что я готова умереть в любой момент. Достаточно маленькой неприятности – и... Доктор равнодушно отметила, что это нормально – мол, нет поводов волноваться, скоро пройдет. Так я начала по-настоящему играть с судьбой. Я стала делать откровенные глупости. Я гуляла одна по ночам. Хамила опасным на вид незнакомцам. Несколько раз ввязывалась в драки с одноклассниками. На выпускном балу я напилась и кинулась с кулаками на одну девочку прямо при всех. Когда я рассказала врачу о своих последних приключениях, ей наконец пришлось признать, что все пошло не по плану. В том, что чуть не сгубила меня слишком высокой дозой препаратов, психиатр, конечно, не призналась. Она просто направила меня к наркологу. Бредово, правда? Все началось с банальной подростковой депрессии, а закончилось наркоманией. Я пролежала в больнице 4 месяца, а потом еще год наблюдалась у наркологов. Новый врач подтвердила мои догадки: мое снотворное – мой фенобарбитал – это, по сути, самый обычный наркотик, да еще и очень сильный. Я принимала эти таблетки довольно долго. И в итоге подсела. А еще врач разъяснила мне все про суицидальные наклонности. Оказалось, что в депрессии человек не способен себя убить. Ему воли просто не хватает. Антидепрессанты как бы повышают решимость. С ними ты уже готов совершить задуманное. Они тебя подталкивают. Я была на волоске от самоубийства. Мне только нужен был повод. Какой-нибудь несущественный. Выходит, меня не только подсадили на снотворное – мне еще и прописали смертельно опасный антидепрессант. Вот это доктор! В больнице мне стали медленно снижать дозу таблеток. Общее состояние было ужасным. Мышцы тряслись, поднималась температура. Меня тошнило и лихорадило. Это были последствия интоксикации. В наркологической клинике, надо сказать, вообще страшно. Вокруг – одни героинщики и кокаинщицы. С одной гламурной наркоманочкой я постоянно скандалила. Пару раз даже по лицу ей врезала. На ровном месте. Я бы вообще ее избила, если б санитары не оттащили меня. Пока лежала в 4 стенах, я пыталась сама разложить свою жизнь по полочкам. Но, ясное дело, ничего у меня не вышло. Пришлось общаться с врачами, которые копаются в голове, и ходить в группы поддержки. В клинике мне начали давать препараты, которые заменили мои «наркотики». Но они не очень-то помогали – меня снова начало штормить. Я опять перестала нормально спать. И то я чувствовала себя всемогущим героем, то бестолковым ничтожеством. Случались дни, когда я тупо валялась на кровати и истерически орала матом. Еще у меня появилась новая навязчивая идея. Я захотела отомстить психиатру, которая испортила мне жизнь. Мне позарез приспичило сделать ей какую-нибудь гадость. Моя ненависть прямо сконцентрировалась на ней. Я даже желала ей смерти. Со временем – не только ей одной. За месяц в больнице злость, бешенство стали мной. Меня раздражали врачи, медсестры, санитары. Я представляла, как буду медленно убивать по одному. Я ненавидела столы, стулья, стены, еду, вид за окном. Оказалось, в том, что я стала таким зверем, тоже были виноваты таблетки от грусти. Благо, врачи меня не ругали. Я думала, что за наезды на гламурную кокаинщицу, за крики и за попытки избить санитаров меня повяжут. Но вместо этого меня просто кормили успокоительным. А еще со мной разговаривали. Мой лечащий доктор уверял, что все это не моя вина. Что я не злая. Что мне просто нужно взять себя в руки. И я подобрею. Лечение в наркологии дало результаты только спустя еще пару месяцев. Тогда я потихоньку даже начала общаться с больными. Без охоты, но иногда интересовалась, как у них дела. Это было показателем нереального прогресса. Через год я стала почти нормальной. Не наркоманкой, не истеричкой, не самоубийцей. При этом я все равно очень сильно и бесповоротно изменилась. Я закрылась. Я и сейчас довольно замкнутая. И у меня никак не проходит одна из фобий. Я постоянно думаю о том, что гнев снова может ко мне вернуться. С того момента, как меня выписали, прошло 4 года. А я все еще наблюдаюсь у психоаналитика. Мой первый психиатр так и не признала свою вину. Мама ходила разбираться с ней. Она пыталась собрать справки о врачебной халатности. Но даже бумажки о том, что мне прописали неподходящий препарат – слишком сильный, не помогли. Мой первый доктор отделалась выговором. Небось, подкупила своего главврача. Если бы не антидепрессанты и лечение в наркологическом отделении, я была бы простой жизнерадостной девочкой. Но прошлое не изменишь. Исправить можно только настоящее. Чем я и занимаюсь сейчас.