Лучшие друзья

Домой идти почему-то не хотелось. Наверное, это неправильно, когда тебя не тянет после работы домой, что-то определенно не так. Хоть Лера и гнала от себя все тягостные мысли, но когда становилась честной хотя бы с собой, то прекрасно понимала, что у нее «не так». Это может показаться глупостью, но любой свой вечер она может по секундам расписать, что и в какой последовательности пройдет. Да хоть сейчас. Вот придет она домой, Рожков, как всегда, будет уже поджидать ее, начнет стонать, что хочет ужинать. Именно стонать, Лерка долго правильное слово подбирала к этому заунылому звуку. Этот стон у нас песней зовется, классика в чистом виде. Сам Кирилл, конечно, из еды умел делать лишь омлет, которым питался с утра. Не сказать, чтобы Лера не умела или не любила готовить. Наоборот, частенько делала это с душой, руки занимала делом, чтобы отвлечься от чего-нибудь. Даже стресс частенько таким образом снимала. Но Кирилл просил готовить ему еду низкокалорийную, он ведь следил за своим весом, постоянно торчал в спортивных залах, иной раз третируя Лерку тем, что она чересчур ленива и занятия спортом всегда стоят у нее последними в списке дел, которыми нужно заняться. И вот готовка, сопровождаемая рекомендациями, что нужно положить, что нет, какой овощ сегодня можно, а какой исключить категорически, порядком надоедала. Затем следовал час, в который каждый занимался своими делами, а потом становилось совсем тоскливо. Начиналось окультуривание. Опять-таки, слово Лерка подобрала, пытаясь всю суть процесса в него вложить. Кирилл обычно выбирал фильм, спектакль, книгу, музей, театр или галерею, выставку, в общем, все то, что считал достойным своего внимания. Каждый раз что-то новое, что непременно нужно было изучить, посмотреть, посетить. В понедельник, среду и пятницу. По вторникам и четвергам Рожков посещал спортивный зал. После окультуривания непременно нужно было поделиться впечатлениями, причем ответ желательно должен быть развернутым. Иначе Рожков начинал обижаться и дуться. И так раз за разом. Они никогда не бывали ни в клубах, ни в кафе, ни в парках, даже в магазины Лера предпочитала ходить одна в свободное время. Кирилл считал, что это все идет только на пользу, расширяет кругозор, заставляет смотреть на многие вещи по-другому, культурно просвещаться и непременно насыщаться положительной энергетикой. В чем-то он, возможно, был прав. Только Лерке такая жизнь начинала здорово бить по нервам. Из нее энергия частенько ключом била, на месте усидеть не могла. Поездки, походы, танцы, развлечения, вечное и непрерывное движение, эмоции яркие должны переливаться в душе, а сейчас что? Понимала, что просто-напросто закисает в прямом смысле этого слова. Она была совсем другая, ну не вписывалась она во всю эту обстановку. И как они так долго все еще могут уживаться на одной территории? Еще в детстве, когда всех девочек-красавиц наряжали в прекрасные платья принцесс, заплетали красивые косички, вплетали ленты, бантики, надевали сияющие лакированные туфельки, Лерка уже тогда выделялась на общем фоне. Во-первых, она в штыки воспринимала все то, что по каким-то неведомым ей правилам должна была любить девочка ее возраста. Где это, скажите, написано, чтобы все любили эти ужасные скрипящие в руках платья, большеглазых пупсов и сказки про принцесс? Куклы всегда ей были не интересны, платья непременно раздражали, ужасная юбка вечно мешала играть и ползать по деревьям, красивые ленты выбивались из прически, потому что волос было много, густых, красивых, шоколадных волос, и ни один бант не выдерживал. В итоге ей уже лет в пять сделали каре, чтобы не мучить больше ни ее, ни родителей. А уж то, что она один раз на новых дорогущих туфлях отрезала ненавистные бантики на носах, вызвав бурю негодования со стороны матери и бабушки, и говорить не приходится… Кстати, о родителях. Мама у Лерки была искусствоведом, работала в местном краеведческом музее. А вот папка был обычным рабочим, они шлепали на заводе запчасти для металлообрабатывающих станков. Даже удивительно было, что два таких разных человека вообще смогли встретиться и завести семью. А уж как охала и держалась за сердце Лерина бабушка, мама матери, когда ее единственная и любимая дочка сообщила, что выходит замуж и за кого, за Петьку с завода… Рассказывали, что бабушка почти в обморок упала, месяц с матерью не разговаривала, думая, что Машенька все же одумается, но нет. Мария для себя решила окончательно и бесповоротно, у нее вообще упрямство было в крови, и еще через месяц молодые сыграли свадьбу. Правда, стоит ли говорить, что такая «колоритная» пара распалась буквально через три года. Все-таки упрямство иногда бывает излишним, особенно по молодости. И вот в три с небольшим у Лерки появился новый папа - Игорь. Возвышенный, с вечно одухотворенным лицом, художник. Не удивительно, что льнувшая ко всему прекрасному и изысканному Мария влюбилась в первого заезжего художника, которому посчастливилось устроить выставку картин в том самом музее, где Лерина мама и трудилась. Правда, Лерка не припоминала ни одной стоящей работы у отчима после этой выставки. А вот сама девчушка уже с самого раннего возраста никак не могла найти с ним общий язык. Он приносил кукол, читал девочке сказки, водил в детский театр кукол, честно пытался наладить контакт, но Лера с ним упорно молчала, позже уже мать говорила, что та только огромные глазища на него таращила, словно он не человек был, а какой-то инопланетянин, и ни слова не произносила. Но вскоре и этого не стало. У мамы и нового папы родилась Лиля, черноволосая, с голубыми глазами, такими ясными, как небо весной. Вот она была девочкой, так девочкой, не то что Лерка. Налаживать контакты со старшей дочерью жены новый папа перестал, да и зачем, Лерка вообще отошла у него на какой-то предпоследний план, фактически присутствовала в квартире, и пусть. Да и мама вскоре все свое внимание обратила к Лилечке, к своему цветочку голубоглазому. Вот так Лерка, начиная лет с пяти, оказалась предоставлена самой себе. Ее почти никто и никогда не контролировал, бабушка только, которая к тому времени переехала к ним в квартиру. Лариса Львовна, кстати, по большому счету для того и приехала, потому что Марии тяжело было с двумя детьми управиться, а если еще и учесть, что одной из них была Лерка, то присутствие бабушки казалось просто необходимым. Вдруг она сможет повлиять на растущую неугомонную девчонку? Вот Лариса Львовна и старалась, каждый день пыталась учить ее, воспитывать. Получалось, правда, скверно, Леркин характер проявляться начал с пеленок, своенравность так и выпирала, поэтому любое бабулино нравоучение в итоге проваливалось и заканчивалось фразой «Вот вырастешь, скажешь своему отцу спасибо за то, что у тебя дурь по крови течет!». Зато она всегда была душой компании. Девочка-пацанка, всегда завсегдатай дворовых мальчишеских команд, лазила с ними по заборам и гаражам, стреляла из рогатки, играла в казаки-разбойники, даже среди друзей у нее были почти одни мальчишки. Ну не умела она общаться с девчонками, не интересно было. Когда ей исполнилось лет десять, она попробовала подружиться с Катькой, жившей в соседнем подъезде, когда совсем невмоготу стало слушать бабушкины упреки. Дружба началась быстро, также быстро правда и закончилась. Когда Катька в первый же вечер вынесла во двор свою блондинку-куклу и начала ей разные наряды примерять, женить с куклой-мальчиком, Лерка тут же заскучала и с тоской посмотрела на Гришку с Димкой, которые на великах катались. Она тоже о таком мечтала, скоростном, с блестящим рулем и звонкой бибикалкой, только куда там, если только у папки просить, Игорь с мамой поговаривают о том, чтобы переболевшую в этом году бронхитом Лилю вести на Черное море, а денег в семье и так нет, можно даже не заикаться о велосипеде. Хоть она и закончила четвертый класс на все пятерки, закрыть глаза на удовлетворительно по поведению мама не смогла, поэтому и в лагерь Лера не поехала этим летом. А уж о подарках, да еще и таких дорогих, можно смело молчать, без толку воздух лишний раз сотрясать в квартире. Но училась Лерка всегда хорошо, с золотой медалью школу закончила, чему была очень рада. Заслуженная, потом и кровью (ну почти) заработанная, да еще и так блестела на солнце. Гордилась Лерка еще и потому, что была единственной отличницей в классе. Утерла она нос всем тем славненьким девочкам, которые были милыми ангелами классе в пятом-шестом, а потом, начиная с девятого, скатились и так и не дотянули, чтобы закончить школу хотя бы на «хорошо». А ее только и хаяли вечно за отвратительное поведение, приводя этих же девочек в вечный пример. Но чем они лучше? Истинное лицо только к концу учебы показали. А вот она, пусть о ней вечно судачила вся школа, обсуждая, что еще натворила Лерка Чехова, она сразу всем свой характер показала. Ну и что, что дралась иногда, или родителей к директору вызывали за то, что стекло в окне разбила, зато медаль-то у нее на шее, а не у Машки Козловой, например, на которую возлагали большие надежды, посылали на олимпиады, конкурсы городские. Машка теперь каждый вечер пиво пьет сидит в соседнем дворе за гаражами, да с парнями шашни крутит, меняя их почти каждую неделю. У Лерки хотя бы ума хватило до такого не съехать. Она, конечно, дружила с мальчишками, но никогда не шла у них на поводу, всегда была независима и четко знала, чего хочет. Уж опускаться до Машкиного уровня точно. Это сначала бегала за мальчишками, играя в войнушки, а потом уже мальчишки ходили за ней, как за предводительницей. Класса с восьмого, когда мальчики начинают проявлять к девочкам совсем не дружеский интерес, Лерка начала понимать, что в компании мальчишек тоже, по большому счету, постоянно быть не может. Они начали задираться, частенько хихикать, что-то обсуждать шепотом, скосив глаза на нее, поэтому пришлось такого уже привычного круга общения лишиться. Ну и что, ну и черт с ними, подумала она тогда, когда поняла, что друзей по большому счету у нее не осталось. Одноклассники, разве что, но что это за друзья. У нее сестра подрастала, с ней теперь Лера и проводила свободное время. Правда и заботы на нее в то время навалились, некогда было о друзьях думать. Мать с Игорем вечно торчали на работе, бабушка принципиально не занималась домашними делами, считая, что она, кандидат наук, доцент в прошлом, просто не может опускаться до того, чтобы еще и полы за ними мыть. Вот лет с тринадцати все домашнее хозяйство, включая готовку, приняла на себя Лера. Даже заботы о младшей сестре, которая ходила во второй класс и которую Лерка любила больше всего из всей их семьи, приняла. Лильку в школу отводила с утра, из школы днем забирала, на танцы отводила. Пока сестра танцевала, можно было приготовить обед или прибраться дома, благо, что кружок танцев был в соседнем доме и можно было многое успеть. Потом забирала Лилька, гуляла с ней, потом уроки помогала делать, а когда родители приходили, то все ужинали, и только после вымытой посуды можно было сесть за уроки, наспех сделав домашнее задание, и день к тому времени уже заканчивался. В общем, скучать не приходилось, дел было много и их надо было делать. Только отношения с родителями год за годом ухудшались. Сначала Лерка была попросту маленькой, с ребенком разговор у Марии и Игоря был короткий, а вот с возрастом, с взрослением, Лера уже не давала так спокойно отмалчиваться и отмахиваться от возникающих проблем. Чаще ругалась с отчимом, с мамой нейтралитет держать было проще. Это все-таки мама. А вот с новоиспеченным папой она отстаивала свою позицию до последнего, доводя Игоря до бешенства, а мама бежала успокаивать мужа, шикала на дочь, заставляя ту немедленно замолчать. -Игореш, успокойся, ну ты же видишь, ей все равно, она тебя вывести пытается, - убаюкивающе-ласковым голосом говорила Мария, а грудь мужа тяжело вздымалась под ее хрупкой ладонью. -Это кошмар, а не ребенок! Еще и хамить надумала. -Я никому не хамила, - возражала Лера вполне справедливо, потому что грубые слова все же удавалось проглатывать во время спора. Кричала – да, спорила – да, но не хамила. – Просто я понять не могу, с какой стати вот он, - все же не удержалась и ткнула пальцем в сторону отчима, - почему только он имеет право голоса, мам? Этот скандал произошел, когда Лерке только-только стукнуло шестнадцать, и у нее появилась реальная возможность съездить в языковой лагерь. Но и тут папочка Игорь ввернул свое веское слово, буквально запретив даже думать об этом. Даже договорить не дал, при первом же упоминании запретил думать о каких-то там лагерях, а еще и напоследок добавил, что, если она уедет, то кто с Лилей будет сидеть? Так что может даже не мечтать. -Что еще за «вот он»? – вопрошающе уставившись на дочь, поинтересовалась Мария. – Это твой отец, не смей таким тоном разговаривать. -Отец? – девушка усмехнулась, а потом вдруг зло уставилась на мать. – Ты что, уже забыла, кто у меня папа?! У меня самый лучший на свете папа, и это не твой муж! -Вот и отправляйся к нему! – рявкнул из-за спины жены Игорь. – Пусть он оплачивает все твои лагеря, я не дам ни копейки, не мечтай даже! Рыдала Лерка тогда белугой, когда быстрым шагом шла к отцу в общежитие. Папа так и жил в общежитии от завода, как только съехал от них с мамой после развода. Комнатушка была маленькая, темная, почему-то от лампочки на полотке толка не было, ютился на десяти метрах. Только к нему она могла прийти поплакаться, рассказать о том, что на душе кошки скребут, или похвастаться оценками в дневнике, мать-то все равно хорошее не видела, только удовлетворительно по поведению замечала. -Ну, рыбка моя, не плачь, я придумаю что-нибудь, - укачивая, как малютку, приговаривал Петр. – Сколько там надо-то? Лерка всхлипывала, давилась слезами, дышала тяжело, сидела, уткнувшись только носом отцу в шею, а сама ни слова произнести не могла. И ведь дело было даже не в деньгах, совсем даже не в них. Она в принципе-то и не надеялась на то, что получится поехать туда, просто решила хоть раз в жизни что-то у матери и отчима попросить. Просто подарок, к окончанию школы, зимой ребята собирались в этот лагерь, о чем она и сообщила как бы между делом. Но первая фраза Игоря «Денег нет, не проси» так больно резанула где-то внутри, что тут же разрыдаться захотелось, хоть Лерка и плакала-то редко. Вот если бы все было по-другому, не так резко и не так категорично, Лерка бы и не заикалась больше об этом. А теперь вот лежала, свернувшись калачиком на тесной папкиной кровати, смотрела в темноте, как отец около окна стоит курит, потом он подошел к ней, посмотрел, подумав, что дочь успела заснуть, накрыл сверху шерстяным пледом и тихо вышел из комнаты. Лерка и правда успела задремать, а потом проснулась, услышав папкин голос: -Рыбка, спишь? Вставай, Лерусь, тебе домой нужно, мать уже звонила, спрашивала. Лера с трудом разлепила опухшие от слез глаза, приподнялась и уставилась на родителя. -А у тебя нельзя остаться? -Лерк, ну ты же понимаешь.., - виновато заговорил отец, отвернувшись от нее. -Понимаю, - грустно вздохнула Лерка. - Понимаю… Она действительно понимала. Порывов сорваться из ставшего ненавистным дома было множество, только идти было некуда. Отец сам едва помещался в своей крохотной комнате, а если еще и Лерка ему на голову бы свалилась, так что за жизнь бы была у них? Лера поднялась, потянула со спинки стула свою курточку, а когда оделась и шапку на голове пристроила, почувствовала, что что-то мешает. Руку в карман сунула, достала газетный сверток. Когда поняла, что это, глаза на отца удивленные подняла. -Пап, зачем? -Лерк, ну ты же хочешь туда поехать, - пояснил Петр Аркадьевич, подходя к дочери, а потом усмехнулся и Лерке шапку на глаза натянул, - и что я, не могу для своей рыбки подарок сделать к окончанию, успешному, между прочим, окончанию школы подарок? Могу. И не возражай, а то у тебя сейчас миллион доводов найдется. Чехова слабо улыбнулась, клюнув быстрым поцелуем отца в подбородок. -Спасибо. Принесешь мне попить, а то будто неделю в пустыне провела? Отец хмыкнул и вышел, а когда вернулся из кухни со стаканом воды в руке, Лерки уже и след простыл. Только свернутые в газету деньги одиноко лежали на столе у окна. Решение поступать в медицинский Лерка приняла, посоветовавшись только с отцом. Конечно, бабуля да и мать все еще тешили себя призрачными надеждами, что она пойдет на искусствоведческий факультет, который они обе заканчивали, но ни о каком искусстве у Лерки и речи быть не могло. Слишком яркие примеры были перед глазами. А вот в медицинский Лера давно подумывала пойти, класса с десятого, когда поняла, что биология и химия как-то по особенному приглянулись вдруг. Ей, как медалистке, двери были многие открыты, но почему-то медицина тянула больше всего. Конечно, она не болела этим, как многие ее сокурсники, относилась к выбранной профессии серьезно, но спокойно. В конце концов, чтобы заболеть этим делом, нужно столкнуться с ним лицом к лицу, а на теории во что влюбляться? А профессия серьезная, не пустой звук, чего и хотелось. Серьезности и конкретности. Прогнозы ее сбылись, на практике на третьем курсе она поняла, что не прогадала. Это то, чем ей хочется заниматься в жизни. Пусть знакомство с практической работой прошло довольно формально, никто студентам ничего не доверит, но все же живой интерес и рвение внутри постепенно разгорались. От родителей она все-таки съехала. Случилось это тоже на третьем курсе. Помог, как ни странно, отец. За выслугу лет на заводе ему определили ордер на однокомнатную квартиру на окраине города. Небольшую, но зато свою, а не общежитие. Самое главное сделали это, как потом оказалось, очень вовремя: завод вскоре обанкротился, и папе пришлось искать новую работу. Но зато теперь у них с Леркой появилась своя жилплощадь. Такой счастливой Чехова себя еще никогда не чувствовала, впервые расплакалась от счастья, честное слово. Домой не просто спешила, а летела, радовала папку вкусными ужинами и обедами, с удовольствием прибиралась, благоустраивала их первую квартирку. Даже Лильку как-то привела к себе, правда, когда папки не было дома. Очень уж гордилась своей теперешней независимостью от отчима с матерью. Особенно финансовой, подрабатывала теперь в районной поликлинике санитаркой, а потом и в регистратуре посчастливилось оказаться в помощниках. Да и папка вдруг решил свое дело организовать. Ребят хороших много ушло с завода, все в основном ходили, неприкаянными после потери постоянного места работы. А тут отец решил затеять бизнес. Начали собирать и продавать все те же станки, место нашли, детали где-то закупали, собирали, продавали. Он пропадал на работе сутками, работал, как вол, зато через года три, как раз к окончанию Леркой медина, папка приобрел себе машину. Первое, так сказать, доказательство того, что дело его медленно, но верно пошло в гору. Жизнь вроде как начала налаживаться, что не могло не радовать. Ординатуру Чехова проходила в шестой городской больнице, оставаться только там не планировала. С заведующей хирургическим отделением, где Лерка и была интерном, отношения у нее не сложились почему-то сразу. Причем понять было трудно, в чем дело. Наталья Михайловна невзлюбила ее, и все тут. Правда потом Лера стала смутно догадываться, что дело в одном из врачей. Виталий Сергеевич, мужчина уже лет под сорок, общался с Леркой легко, он вообще был весельчаком, постоянно смешил, она, кстати, и интерном была к нему прикреплена. А вот у зав отделением на его счет, видимо, были большие планы, поэтому Лерка, особо ничего не делая, попала в ранг невзлюбленных с первого взгляда. Зато потом тот же самый Виталий Сергеевич через знакомых смог порекомендовать Лерку на работу в Областную больницу, в хирургию, за что Лерка была ему безмерно благодарна. Лерка и не думала, что настолько сильно влюбится в свою работу и в свое дело. Во многом этому, конечно, поспособствовала больница, куда она попала на службу. Пропадала теперь она там сутками напролет, усталости не замечая, и что еще больше радовало, так это коллектив отделения, который к ней с первых минут отнесся благосклонно, а вскоре и вовсе новоиспеченный хирург была зачислена в ранг «своих». Только с одним человеком в отделении Чехова никак общий язык найти не могла. Доктор Гордеев, а имя его почти все отделение поголовно произносило или благоговейным шепотом, или с нескрываемым душевным трепетом, чуть ли не морщился, когда видел ее. Причем, непонятно было, чем ему Лерка так насолить успела? Ведь она ему не понравилась сразу же, при первом знакомстве у Ковалец в кабинете. К гадалке можно было не ходить, на лице у знаменитого в больнице мастера своего дела все было разборчивым почерком написано. Обидно стало в какой-то момент. А потом Чехова решила просто не обращать внимание. Ну, не жалует он ее, и Бог с ним, пересекаются они довольно редко, формально друг с другом здороваются и прощаются, и хватит на этом. Уж навязываться Лерка точно никому не собиралась. И кто бы мог подумать, что через некоторое время этого самого угрюмого врача она смело назовет своим лучшим другом?