Женщина в белом

Здравствуй. Это снова я. Хочешь, я расскажу, как прошел мой день? Что? Нет-нет, не обращай внимания на мой вид, я знаю – выгляжу не очень. Но эти крысы уже почти здесь. Ангел мой, можешь себе представить, как эти грязные животные врываются в наше гнёздышко? Они очень любят рушить чужой покой. Мы ведь никому не мешаем. Но эти мерзкие уроды ни за что не оставят тебя в покое. Дорогая, скажу честно - выглядишь ты ужасно. Но я все равно улыбаюсь, глядя в твои пустые глаза. Не знаю, что в них такого особенного, но каждый раз в мою голову настойчиво врываются ассоциации с рыбами. Когда-то, уже так давно, что теперь кажется, будто это было и вовсе в другой жизни, отец брал меня на рыбалку. Когда он снимал рыбу с крючка (это всегда делал только он, я вечно чего-то боялся), у той рыбы взгляд не был похож на твой. Твои глаза - глаза той рыбы, что покупаешь в магазине. Она - холодная, склизкая и пустая. Не обижайся, милая, но ты так похожа на неё. Я беру твою холодную, влажную руку в свою, подношу к лицу и целую. В носу – едкий запах. На губах – сладковатый привкус. Напоминает десерт, который я заказал в ресторане на прошлой неделе, а потом весь вечер плевался, помнишь? Ты не замечала, что занавески немного засалились? Их не помешало бы постирать. Хотя тебе, вроде бы, совсем нет дела до этого. Ты сидишь так безучастно в своём безукоризненно белом платье, смотришь на меня с молчаливым укором. Я поправляю твои волосы. Мне всегда ужасно нравилось, как контрастируют твои смольно-черные волосы со снежно-белой кожей. Я прихожу от этого в восторг. Но как же ты раздражаешь меня своим чрезмерно безразличным видом. Я вскакиваю на ноги, из моих глаз текут солёные слёзы обиды. Почему ты всегда так смотришь на меня, будто хочешь чего-то, но никогда не говоришь? Ответь мне хотя бы один чёртов раз! Прежде, чем успеваю сообразить, я наотмашь бью тебя ладонью по лицу, и сразу закрываю свое руками. Теперь этого запаха так много, а лицо и руки все в чём-то вязком. Ты гнила изнутри, милая. Я слышу шум мотора и шелест шин снаружи, но не голоса. И даже не топот. Крысы решили действовать тихо? Они что, думают, я не знаю, что они здесь? Прости меня за всё, любимая, я был неосторожен. Мне нужно идти. Спецназ тихо, один за другим, пробирался вдоль стены небольшого одноэтажного дома, больше похожего на сарай. Неприметный, безмолвный и построенный явно незаконно, он стоял далеко в пустыне. Неудивительно, что так долго полиция не могла найти это место. Тем не менее, теперь они уже в одном шаге от поимки этого мерзавца Свифта. Пресса, эти показушники, назвали его третьим Гримм, а его жертв они пафосно обзывали Золушками, поскольку на месте похищения, как правило, находили туфлю, только одну. Настоящий плевок в их родных. Теперь-то закон доберётся до него. Тихий шелест выверенных шагов, шорох обмундирования. Все хранили молчание, не было никаких выстрелов, едва они высадились, и криков "Возьмем его, ребята", как это бывает в фильмах. И в какой-то миг один звук взорвался в тишине. Один глухой хлопок заставил дёрнуться от неожиданности некоторых парней из группы. Только после этого началось оживление, и, с громким грохотом выбив входную дверь, блюстители порядка ворвались внутрь, особо больше не беспокоясь о конспирации. Лица присутствующих исказились, вся решительность, вместе с сердцами, ушли в пятки. Страх сковал тела. Весь небольшой дом представлял собой одну комнату, разве что, туалет стоял в отдельной небольшой каморке. И не похоже это было на клишированные убежища маньяков, здесь всё было чисто, светло и вполне себе уютно. И тем неправильнее на фоне этого казался объект, притягивающий к себе внимание. Ни у кого из присутствующих не повернулся бы язык назвать это человеком, никто не хотел сравнивать это с собой. За обеденным столом, на котором стояла вазочка с конфетками, спиной к окну, сидело тело. В открытом зияющем провале рта, можно было без особого труда разглядеть копошение чего-то бледного и жирного, кожа, местами испещрённая рваными дырами, внутри которых тоже можно было видеть небольшие извивающиеся рисинки, вся шевелилась, ходила волнами под влиянием чего-то изнутри. Вряд ли, конечно, воодушевления. Руки лежали на столе, и было видно, как древесина под ним намокла, а сами руки будто приросли к ней. Короткое белое платье теперь выглядело старой тряпкой, пропитанной свиным жиром. Чёрные волосы походили на верёвки, и просто лежали на плечах, не крепясь больше к голове. На лице недоставало куска кожи, и на его месте зияло влажное гнилое мясо, всё испещрённое крошечными ходами насекомых. Безжизненный взгляд глазных яблок - желто-зеленых, с красными прожилками - устремлён был на второе тело. Оно лежало на полу со сквозной дырой в затылке, не тронутое пока процессами разложения, а рядом валялся ствол. Но хуже всего был запах. Если вы можете закрыть глаза и ничего этого не видеть, то даже заткнув нос, вы будете чувствовать сладких вкус разложения на своих губах. А ещё металлическая вонь, волнами распространяющаяся от тела на полу. Эта смесь густо забивалась в ноздри, не давала спокойно вдохнуть, а надоедливые мухи, кружившие и ползающие кругом, создавали дополнительный раздражающий фактор. Прости, милая. Я влюбился, когда увидел тебя на той дороге в этом белом платье. Ты была так красива, а я так влюбчив. Как жаль, что я имею привычку разрушать то, что люблю.