Соловей

Эрза остановилась совершенно внезапно, заставив заказчика врезаться носом в блестящий на новорожденном солнце доспех. - Эм, Скарлет-сан, что же вы так… - Тише. Она и сама не знала, почему ей так не нужны были его слова в воздухе. Возможно, потому, что где-то рядом заливался соловей – проникающей до костей и глубины души трелью, переливчатыми нотами птичьего пения то заставляя взглянуть на небо, то резко опустить взгляд, к самой земле, что только начала дышать полной грудью. Она обвела глазами весь, унылый пока, сад заказчика и наткнулась на позолоченную клетку, где на тонкой перекладине переступала лапками маленькая птичка. И без раздумий двинулась туда. Ей казалось, будто соловей заглядывал своими черными бусинками-глазами прямо в сердце, дальше, чем кто-либо может пробраться. Ломая своей песнью все доспехи – и внутренние, и внешние, только неосязаемо, без видимых повреждений. И невидимые трещинки с тихим звоном проходились по стали, которой она окружила себя. Быстро и нежно. О чем он поет, этот крошечный комочек перьев и тепла? О чем думает, пока заставляет своим голосом дрожать ее непроизвольно, всем телом, выбивая чечетку зубами и смаргивая внезапно выступившие слезы? Прутья клетки холодные, и Эрза, даже не вглядываясь, видела, с какой ненавистью смотрел соловей на эту свою пышную тюрьму, которая не давала ему улететь, расправить крылья и взмыть к солнцу, противясь воющему ветру. И она, признаться… понимала. Понимала эту его безумную тягу к свободе. Так о чем же он поет? О дальних странах, где нет плененных. О тех берегах, где все поддерживают друг друга. О том, что где-то тебя ждет человек, который никогда не оставит, пусть даже будет он несоизмеримо далеко. Соловей замолчал и склонил голову набок, вглядываясь в почти что плачущую аловолосую воительницу, что твердой рукой отперла дверцу клетки и распахнула ее под удивленно-возмущенный вздох низкого старичка. - Скарлет-сан, что вы себе позволяете?! – он задыхался от гнева. Никогда бы он не подумал, что маги Фэйри Тэйл настолько невоспитанны и недисциплинированны! – Да я подам на вас жалобу! Вы знаете, сколько стоит такая птица с чистым голосом? Титания улыбнулась соловью, побуждая к действиям и наблюдая, как он неуверенно, бочком, продвигается по перекладине к открытой дверце и всматривается в манящее голубое небо с легкими мазками облаков. Один взмах – и мимо лица проносится смазанная тень, оглашая серый сад торжествующим пением, приглашая солнце наконец-то заглянуть себя и дать земле раскрыться. А потом соловей исчез из поля зрения и унес с собой всю свою мудрость, стремясь быстрее долететь до тех самых берегов, о которых, несомненно, пытался рассказать другим. Эрза осторожно вытерла слезы, сняв латную перчатку, и обернулась к заказчику, что пыхтел от возмущения. Презрительно усмехнулась и пошла дальше, не удостоив того ни одним словом. Ей не важно было, откажется ли он заплатить или выдаст нужную сумму. Она чувствовала, что поступила правильно. Потому что единственная услышала и поняла всю боль птицы, что заперта в клетке. Потому что она знала человека, который был таким же. Но как только она собственными руками отперла его невидимую клетку, он засиял и стал другим. Он поверил в иные берега и дорогого человека. Эрза опустила голову и фыркнула в броню, заставляя ее покрыться испариной, и улыбнулась, следующим шагом оставляя во влажной грязи четкий отпечаток. Все же весна заставляет ностальгировать.