Полгода спустя:
- Ты уверен, что стоило идти со мной? – спросила у меня Яна, останавливаясь и смотря мне в глаза. Я никогда раньше не замечал, какие они у нее красивые. Зеленые, словно изумруды. Волосы рыжие, такие длинные и мягкие. Если бы не та девочка, я бы никогда не обрел любимой. Всю жизнь, и в этом я уверен, я бы оставался один. Она открыла мне глаза. Она почти ничего не говорила, но смогла открыть их. Хоть я и был слеп, я был счастлив. Яна со мной и поддерживает всеми силами. Ее семья поддерживает меня так, как не смогла сделать моя. Яна осторожно провела пальцами по моим щекам. Я видел, не так хорошо, как хотелось бы, но видел. И зрение возвращалось семимильными шагами. - Я уверен, - я взял ее руки в свои. – Со мной все хорошо. - Но ведь сегодня только репетиция, может, стоило придти на концерт? - Я бы не дотерпел, - улыбнулся я и до меня донеслась песня. Шекспир. Эту песню пела она. Девочка, в странном лесу, земля которого была коричневой, покрыта листьями, деревья твердые и, кажется сухие. Я с Яной тихо вошел в зал. Головы девочек были закрыты платками. В этом отделении лежали раковые больные. Часть детей уже нельзя было спасти, и именно они решили спеть на концерте. Из четырех девочек вышла одна, она единственная стояла на ногах. Она запела соло... Внутри меня все сжалось. Сердце забилось как сумасшедшее. Этот голос я узнал бы где угодно! Ноги были ватные. Я медленно подошел к импровизированной сцене и остановился. Она продолжала петь. Она продолжала петь, смотря на меня и улыбаясь! Я не понимаю... как... - Это когда-то сказал Шекспир: "Мир театр, мы в нем актеры"... Она спустилась вниз, поддерживая белый халат худой рукой. - Но с любовью нельзя играть, нужно ей дорожить. Я упал на колени и прижался к ее ногам, цепляясь как за соломинку. - Ну почему так устроен мир, что признанья в любви и ссоры... Я заплакал. - Бесконечный один спектакль под названием "Жизнь"... Повторял только одно: «Ты открыла мне глаза. Ты открыла мне глаза».Часть 1
3 мая 2014 г. в 00:33
Вышло что-то странное и непонятное. Но я довольна.
Честно сказать, заявка далась с трудом, и как из той фотографии, что дала мне Евгения Дюкар, получилось это, я не представляю.
Но, все-таки надеюсь, что вам понравится драббл.
Мне перестали сниться сны с тех самых пор, как я почти ослеп. Словно мой собственный разум издевался надо мной. Когда я закрывал глаза, то видел темноту, стоило открыть, и передо мной был расплывчатый до неузнаваемости мир.
Я не узнавал собственных рук, потому что они сливались с полом. Еще немного и я полностью ослепну.
Мне не хочется жить дальше. Какой смысл в том, чтобы жить, не видя мир? Не видя то, что окружает меня? Кому я нужен таким?!
- Уходи! – кричал я, хватая первое, что попалось мне под руку и швыряя это в сторону голоса. – Я сказал тебе уходи! И больше не возвращайся!
- Олег, постой! – старалась спокойно говорить Яна, хотя она уже давилась слезами. – Олег, я понимаю, тебе тяжело, но не...
- Ты понимаешь?! – закричал я, перебив ее. – Ты ничерта не понимаешь! Ты даже не представляешь, что я чувствую! Я почти слеп! Ты не можешь меня понять!
- Могу... – прошептала она, шмыгая носом.
- Убирайся, - с остервенением, от которого даже мне стало тошно, сказал я.
- Олег, послушай меня. Я тут покопалась в документах отца и нашла хорошую клинику...
- Замолчи! – в руке оказался еще какой-то предмет, по ощущениям это был мой альбом с рисунками. Но сейчас, какая разница?! Я зашвырнул альбом в девушку. Зашелестела бумага.
- О боже... – раздался голос Яны, и я услышал слабый удар, а затем шелест бумаги. Она собирала разлетевшиеся листки. – Олег, почему ты такой? Ты ведь никогда...
- Убирайся, Яна! Мне не нужна твоя жалость! Твои слова! Ты не нужна мне, понимаешь?! Такая как ты никогда не была нужна мне!
Раздался шелест, тихие всхлипы, пару секунд я слышал только тишину.
- Я ведь... тебя... – вдруг произнесла девушка, сбивающимся голосом.
Застучали каблуки, и громко хлопнула входная дверь.
Я оперся на стол рукой, крепко зажмурился и ударил кулаком по столешнице.
- Да плевать! На все плевать!
Я на ощупь добрался до своей комнаты, наткнулся на спинку кровати и завалился на холодное покрывало. Раскалывалась голова, пульсировал затылок. Я повернулся на бок, сейчас мне не надо закрывать глаза, ведь я выбрал вечную тьму.
- Это когда-то сказал Шекспир: "Мир театр, мы в нем актеры".
Но с любовью нельзя играть, нужно ей дорожить.
Ну почему так устроен мир, что признанья в любви и ссоры -
Бесконечный один спектакль под названием "Жизнь".
Я слушал этот голос, он был так красив. Но это ведь просто сон. Я не знаю эту песню.
- Кто здесь? – спросил я, и песня резко оборвалась на полуслове. Повисла тишина.
- Я, - это был девичий голос. Молодая девушка, возможно девочка, еще школьница.
Я услышал шаги, кажется, по листве. Я в лесу?
До моего лица дотронулась холодная рука, я отпрянул, споткнулся и упал.
- Почему ты споткнулся? – спросила девочка, оставаясь на месте, я не слышал шагов.
- Потому что я не вижу, - с раздражением плюнул я.
- Ты не видишь, потому что глаза закрыты, - сказала она, отступая назад. – Почему ты не открываешь глаза?
- Потому что я почти не вижу, - сказал я, вставая, хватаясь за дерево, о корни которого споткнулся.
Кора была твердой, прямо как камень, на который я упал полгода назад.
- Ты сказал «почти», это не значит, что ты слеп. Почему ты не открываешь глаза? Ты ведь все еще можешь видеть.
- Кто ты?
- Открой и увидишь.
Я помедлил, но все же приоткрыл глаза. Все мутно. Под ногами что-то темно-рыжее, даже коричневое, дерево, за которое я держусь – черное пятно, его крона – зеленое месиво. А передо мной мутный, расплывчатый белый силуэт. Девочка ниже меня, я вижу ее голову, но не могу понять, что с ней такое. Почему я не вижу другого цвета кроме светло-персикового и белого?
- И что ты видишь?
- Не знаю.
- Верно. Я тоже.
- Ты тоже слепа?
- Нет. Я все прекрасно вижу. И теперь кое-что знаю, - она что-то сделала, но я не разглядел.
- Что видишь?
- Я вижу перед собой того, кто не умеет ценить чужие чувства.
Девочка развернулась и быстрым шагом пошла от меня. Я поспешил за ней. Спотыкался о корни, наткнулся на деревья, в какой-то момент я просто ускорился и схватил девочку за руку. Зачем я это сделал – не знаю. Я не представлял, что ей сказать. Но, ее слова...
Она смотрела на меня. Я это чувствовал, хоть и не видел. Она находилась в шаге от меня, но я ее не видел. Не мог различить лица.
Предательские слезы навернулись на глаза, я попытался их незаметно стереть.
- Почему ты так расстроен?
- А сама не понимаешь?! Я слепой! Кому я нужен таким?
Я повернулся, поднял лицо. И опять я ничего не вижу, что-то зеленое и непонятно-серое, видимо это небо.
- Я не понимаю, - помолчав с минуту, сказала девочка.
- Конечно, ты не понимаешь, ведь ты все видишь, - спокойно сказал я, смотря на девочку и закрывая глаза. Опять вокруг темнота.
- Я не понимаю, почему ты так расстроен, - уточнила она.
- Что ты имеешь в виду?
- Я не понимаю, почему ты так расстроен. Ведь ты молод, полон сил, твой организм работает как часы и зрение, если бы ты захотел...
- Да что ты знаешь?! – перебил я ее своим криком, и услышал, как зашелестела листва. На щеках я почувствовал ветер.
- Знаю, что ты потерял того единственного, кому ты был действительно нужен.
- Яна? Ей я таким не нужен.
- А вдруг ты ошибаешься? – у меня внутри что-то екнуло. - Скажи, много ли осталось с тобой людей?
- Нет. Я...
- Ты всех их разогнал своим отношением.
- Да что ты знаешь?!
- А что знаешь ты? Ты всегда мог видеть лишь глазами.
- А ты?
- Как, по-твоему, я узнала о тебе?
- Просвети, - мне захотелось увидеть ее, пусть я и знал, что не разгляжу.
Я вздрогнул. Она стояла рядом со мной. Я не заметил, как она подошла, я не слышал ее шагов.
- Я вижу не только глазами. Мое сердце способно показать мне гораздо больше, чем видят глаза.
- И что же ты видишь?
У нее что, нет волос?
- Я вижу перед собой одинокого слепца, который все растерял из-за собственной глупости. Но знаешь... – девочка помедлила, отступая назад. – Ты еще не безнадежен. Она все еще рядом с тобой. И надеется, что ты придешь. Ты сам того еще не понял, но, если ты как следуешь подумаешь, покопаешься с своих воспоминаниях, то поймешь...
Девочка резко замолчала, отвернулась и медленно, мыча под нос песню, пошла вперед.
- Погоди! – воскликнул я, впервые за долгое время, широко открывая глаза. Я приспустил за ней. – Погоди!
Она остановилась и обернулась. Я нагнал ее, опять споткнувшись о корни, и чуть не сбив девочку.
- Что?
- Ты можешь, спеть эту песню еще раз? Полностью.
Я чувствовал, что она улыбнулась.
Девочка схватила меня за руку. Ее пальцы были холодные, как лед. Она вела меня куда-то вглубь леса. Я не понимал, куда именно она вела меня. Девочка резко остановилась.
Передо мной было что-то голубое и широкое.
- Что ты видишь? – спросил я у девочки. Я старался напрячь глаза, но лучше не становилось.
- Голубое небо. Оно такое же чистое, как и сейчас твой разум. Ведь я права?
Я улыбнулся, опустил взгляд, заметил размытую границу земли и сказал: «Да, наверное, ты права».
Я осторожно опустился на корточки, ощупал землю и сел. Похоже мы на краю обрыва. Но это ведь только сон.
- Ты споешь?
- Да, спою, - сказала девочка, осторожно дотрагиваясь до моей головы.
- Это когда-то сказал Шекспир: "Мир театр, мы в нем актеры".
Но с любовью нельзя играть, нужно ей дорожить.
Ну почему так устроен мир, что признанья в любви и ссоры -
Бесконечный один спектакль под названием "Жизнь"...
Я резко раскрыл глаза, спустил ноги на холодный пол. В голове крутился припев этой песни.
Нужно было встать и попить воды, потому что в горле пересохло, словно я реально разговаривал с кем-то, и даже кричал. Но ведь это не возможно, я просто спал. Хотя мог и говорить во сне.
Весь пол кухни был завален листками, которые я поднял. Пускай так, я даже не видел, что на них нарисовано. Яна ими дорожила. Даже когда я возненавидел, она дорожила ими. Даже когда я накричал на нее, она пыталась помочь мне. Нашла клинику... А я...
А я оттолкнул ее.
«Такая как ты никогда не была нужна мне!»
Какой же я идиот! Листки из мои рук опять разлетелись по полу. Передвигаясь на ощупь, я кинулся в коридор и наскоро завязал шнурки, но все-таки вернулся прямо в ботинках на кухню. Там стоял стационарный телефон.
В кармане точно было около пятисот рублей.
Я вызвал такси. Чтобы не пугать таксиста, я сидел с открытыми глазами, смотрел, как что-то черное мелькает мимо.
Мне не нужны были глаза, чтобы найти ее подъезд. Повезло, что выходила какая-то старушка и пустила меня. Тридцать семь ступенек, несколько шагов и я вдавил звонок.