ПЛЕНительная Одержимость

Оставив все вещи в ванной, Эдвард выдал мне пару серых шортов и белую простую футболку, которые, конечно же, были на пару размеров больше моего. Это были его вещи, они пахли, как его кожа. Как то небольшое количество Эдварда, что я успела ощутить за пару раз интимного общения с ним. Как это ни дико осознавать, но нет ничего, что меня бы отталкивало в нём. Совершенно ничего. С каждым часом – а время тут идёт довольно медленно – я лишь открываю новые и новые черты, что привлекают. Мне нравится смотреть на него, пока он моет посуду, пока он моет меня, пока он бреется, пока он хмурится, что-то обдумывая. Что он обдумывает? Не знаю, что у этого парня в голове, но он явно строит планы нашей долгой совместной жизни, или совместной смерти – зависит от того, насколько он спятил. Я должна убежать, потому что всё это не нормально. Я не стану убегать, потому что интересно, что он сделает со мной дальше. Эдвард принёс откуда-то мою сумку и поставил её на стол, отодвинув посуду. Он закатал рукава до локтей и открыл замок. Я наблюдала за его движениями, пытаясь понять теперь, неужели после всего ему нужно меня грабить. - Прости, я должен был удостовериться… - пробормотал он, доставая со дна упаковку таблеток, которые я принимала на случай, если после работы меня настигнет маньяк и вздумает лишить чести. – Вообще-то я так не делаю, понимаешь? – будто оправдываясь, пояснил Эдвард. Я кивнула и взяла у него таблетки. Теперь уже всё равно, рылся он в моей сумке или нет. - Не забывай…. Не забывай о них, хорошо? - Хорошо. Он собирается сделать это. Он, чёрт возьми, сделает это, хочу я или нет. И моё счастье, что я этого хочу. Я чувствую себя такой птицей, которая в жизни не налеталась, не привыкла расправлять крылья. И, не смотря на то, что мой хозяин красив и чувственен – я то и дело чувствую жажду полёта, я хочу улететь, но я не хочу оставлять его. Я боюсь улететь, ведь я не знаю мира. Что я повидала в жизни? Депрессии и боль. Но он не один в этом мире. Есть же ещё другие парни, которые не станут держать меня взаперти, занавешивать окна, вести себя странно… всё это как заунывная песня текло по моим мыслям, окутывало их патокой самовнушения, такого обманчивого и наивного. Самовнушение – нечто такое, чего на дух не переносит страсть и инстинкт. Доктор не раз повторял мне, что человек сам способен решить свои проблемы. Мы даже представить себе не можем своими жалкими мозгами, на что способны. Мы все живём в коконе собственных иллюзий, стереотипов, предрассудков и стыда, мы забываем о том, что нам открыт мир. Мы забыли о столь многом, слишком увлёкшись написанием законов. Мы забыли о себе не как о единственной ценности, а как о том, что способно на невероятные вещи. И я могу излечить себя, если не буду поддаваться на его соблазны. Я могу изменить всё, а могу ничего не менять. Проблема в том, что доктор не учёл: я понятия не имею, что выбрать – чёрное или белое. Они пленительны, как Солнце и Луна. Побег слепого котёнка в большой красочный мир и заточение с самым красивым мужчиной на земле. Что делает его таким особенным? Ведь он же человек из плоти и крови, сумасшедший человек, который может убить меня, покалечить. Что делает его таким особенным, что я не в состоянии разделаться с ним? Ведь если бы у меня в сумочке был баллончик, я могла бы ослепить его, ударить, убежать. Передо мной лишь посуда и Эдвард, с его удивительными глазами цвета изумруда, изучающий моё лицо – сидит, сложив руки за столом. Я хватаю вилку из стаканчика со столовыми приборами и с дикой скоростью загоняю ему в кисть руки, или в глаз, или в шею – куда смогу достать, лишь бы лишить маньяка возможности догнать меня… Эдвард взял мои руки в свои, его большие пальцы прощупывали бешенный пульс на запястьях. Я закрыла глаза и отложила вилку. - Что ты чувствуешь? – произнёс бархатный голос, спокойный и низкий. - Ток, - Лёгкий, едва ощутимый разряд, как трогательная дрожь губ при волнительном поцелуе. Уголки мягких тёплых губ на мгновение чуть изогнулись, лишь намекнув на прекрасную улыбку. Затем он снова вернул себе это странное лицо с совершенно неопределённым выражением. Но как вышло, что я могу чувствовать ток с ним? Как может быть такое, если это божественное чувство, казалось, я могу испытать только с одним человеком на Земле. С тем, кто даже не понимает, как это возможно со мной - я ведь хороший друг… Могла ли я тогда поверить, что кто-то смертный способен заставить меня хоть что-то вообще испытывать, кроме полного безразличия, такого насыщенного, что это уже смело можно назвать эмоцией? Похоже, он никуда не собирался. Но, насколько я помню, сегодня суббота, и у него, скорее всего, просто выходной. Выходной… где-то люди бодро шагают по парку, гуляют с детьми, занимаются шопингом, готовят обед, смотрят бредовые шоу по телевизору – занимаются такими простыми и обычными вещами, но при этом остаются частью совершенно иной реальности. Реальности, в которой меня больше нет. Я чувствовала это, когда депрессия поглощала мозг и выжирала во мне всё живое. Я медленно умирала и думала, что никто и не заметит, если я начну разлагаться. Но здесь… я понимала, что реальность далеко, что иная реальность заменяет её. Что всё это странно, но не хуже, чем было. Я немного наклонилась и отодвинула занавеску, пока Эдвард раскладывал вымытую посуду по полкам. Вид из окна не говорил ни о чём конкретном, он не давал мне никаких опознавательных знаков о том, где мы находились. Лес. Небольшой двор и густой, непроходимый лес. Занавеска выскользнула из рук, как только сильные пальцы Эдварда сомкнулись на моём предплечье. Он выволок меня из-за стола и потащил в сторону подвала. - Нет! Эдвард, нет! Я не хочу в чёртов подвал! Пожалуйста! - Не умоляй меня, я ненавижу это! – прорычал он. Я вырывалась, но боялась, что он может ударить меня. Наконец Эдвард не выдержал и бросил меня на диванчик в зале. Он ловко присел рядом на одно колено и пригрозил пальцем, глаза горели, губы напряжены. - Ещё раз я увижу, что ты высматриваешь что-то в долбанном окне, Изабелла, будешь сидеть в подвале круглые сутки, ты меня поняла?! Изабелла?! Мои глаза округлились, и Эдвард тут же поджал губы и прорычал в негодовании. Он быстро поднялся, схватил со столика стакан и швырнул его об стену. Я вздрогнула и поджала ноги. Десятки осколков плотного стекла рассыпались по полу. Эдвард закрыл глаза и сделал глубокий вдох. Он прошёл в кухню и, достав совок и маленькую щётку для пола, осторожно смёл осколки. После Эдвард подошёл ко мне и снова присел на колени. Он теперь выглядел совершенно спокойным, расслабленным, сожалеющим. - Прости, я не хотел быть грубым. Но сама мысль о том, что ты можешь сбежать, убивает меня, - говорил Эдвард, покрывая поцелуями руку в том месте, где он крепко сжимал пальцами пару минут назад. Он будто озвучивает мои мысли прошедших лет. Как это типично: впадать в бешенство при мысли о том, что тебя лишат чего-то, что ты и так не имеешь. Типичная паранойя одержимых кем-то. Когда-то такой гнев охватывал и моё сердце. Я положила руку на стальную грудь Эдварда, поражаясь, какой твёрдой и тёплой она была. - Зачем ты делаешь всё это? Он пожал плечами. - Потому что мы должны быть вместе. Мне больно без тебя. - Ты меня с кем-то путаешь, наверное. - Чушь. Эдвард опустил ресницы и приблизился ко мне. Мы поцеловались, как встретившиеся после долгой разлуки влюблённые. Я облизнула его нижнюю губу и не заметила, как оказалась лежащей на Эдварде. Он чуть приподнимал голову, чтобы наш поцелуй не терял интенсивности. По мере того, как он неизбежно твердел подо мной, я двигалась на прекрасном теле, лежащем подо мной. Длинная стройная фигура, прекрасные мышцы, крепкая грудь. Чувствую себя кусочком зефира. Внезапно Эдвард разочарованно застонал, и я оторвалась от него. - Будь собой. Вырывайся, сопротивляйся, игнорируй меня… - прошептал он. Я понятия не имела, как такие действия могут быть связаны со мной. Разве не он просил не убегать? - Разве ты не просил меня не убегать? - Хватит воспринимать всё так буквально. Я не сказал «убегай». Я сказал, сопротивляйся. Но я просто смотрела на него, на его густые брови, на скулы, на волевой подбородок и не могла решить, что делать. Слишком запутано всё в его голове. Он вообще с какой планеты, ау? - Мне нравится, когда ты борешься, - сказал Эдвард так, тихо, что его фраза превратилась в эротический шёпот. Тем не менее, мы не продолжили. Он поднялся с дивана, морщась наверняка от дискомфорта между ног, так как я тоже его испытывала. Как хищный кот он прошёл к камину, там стояли две коробки с книгами, ветхими и новыми. Эдвард провёл рукой по волосам, наверняка размышляя о судьбе книг, и уселся на пол. Он достал первую и внимательно изучил обложку, затем задумался и бросил книгу в камин. То же самое он проделал со второй. - Зачем? - Их слишком много. - Можно я посмотрю их? - Нет. Некоторые книги он открывал и пролистывал, хмурился, пробегал глазами по строчкам, но так или иначе все они отправлялись в огонь. Неужели нельзя их сдать куда-нибудь? - Давай я помогу? – спросила я, уже изнывая от бездействия. Эдвард поднял голову и рассеянно кивнул. Я подошла и села на пол перед ним, он поставил стопку книг передо мной. – А какие нужно оставлять? - Те, что жаль выбрасывать. Эдвард не особо жалел о чём-то - он пока не отложил ни одной. Мы жгли наши книги до самого вечера, пока солнце не начало клониться к горизонту, почти касаясь земли. Запах старой типографской краски, бумаги, обложек распространялся по дому, несмотря на вытяжную трубу, - все книги отправлялись в камин. Мне в руки попала маленькая книжонка с названием «Маленький Принц», слёзы чуть не закапали сами из глаз. Прекрасная история о дружбе и любви и о том, где чьё место. Я всю жизнь была лисой, в то время как мой маленький принц искал и лелеял свои красивые строптивые розы. И пусть теперь всё вообще непонятно как, я хочу сохранить эту книгу. Я молча отложила её, и Эдвард тут же замер. Он покосился в сторону, где она лежала, но не сказал ни слова. Лишь сидел, надув полные чувственные губы и о чём-то размышлял. К вечеру он повёл меня на кухню, где занялся приготовлением ужина. Мелко порезанные колбаски, заправленные томатным соусом, поджаривались на сковороде, пока в микроволновке готовились сырные конвертики. Эдвард крутился у плиты, непринуждённо помешивая блюдо, а я рассматривала его тело и убеждалась, что хочу его. Даже уже за ужином, когда я заполняла свой изголодавшийся желудок едой, тело всё равно испытывало голод… Я просто не могла взять и сказать ему в лицо: «Эдвард, возьми меня.». Я не могла сказать это так просто, тем более сейчас, когда мы мирно ужинали. Я ведь должна быть собой, как он приказал мне. Я должна продолжать игнорировать его, иначе он меня возненавидит, иначе он потеряет ко мне интерес, и тогда уже больно будет мне. Тогда настанет моя очередь бродить по миру с этой болью, выжирающей во мне всё живое с каждым днём всё глубже. Я просто не могла себе позволить взять и сказать ему, что хочу его. Но я также не могла не прикасаться к нему. Меня на изнанку выворачивает без этой возможности. Всё, что я могла себе позволить – это вытянуть чуть дрожащую ногу и коснуться его тонкой лодыжки под столом. Такие длинные ровные ноги, сильные жёсткие мышцы, покрывающие лёгкие, но крепкие кости… Я не чувствую кожи, но помню, какая же она горячая, обжигающая. Так и сидя, прикрыв глаза в блаженстве, я касалась его ноги, совершенно позабыв о том, что его реакция на такое действие может быть совершенно непредсказуемой. Скользнув босыми ступнями по ногам перед собой, я остановила их у Эдварда на коленях. И, едва они коснулись выпуклости в его паху, я вздрогнула, как от одного из тех откровенных прикосновений Эдварда, хотя это именно я сейчас касалась его. Приоткрыв глаза, я посмотрела на Эдварда. Он осторожно отложил вилку и, глядя сквозь тарелку, я через стол слышала его тяжёлое дыхание, едва ли не переходящее в хрип. Меня бросило в жар, который тут же сосредоточился внизу живота – Эдвард сомкнул сильные пальцы на моих лодыжках, направляя мои ноги так, чтобы они касались его выпуклости с обеих сторон. Я чуть надавила на него, и Эдвард резко втянул воздух сквозь зубы, звук тут же вызвал мурашки на коже. - Хваааатит, - прорычал он, запрокидывая голову в блаженстве, однако всё ещё сжимая мне лодыжки. Это невероятно приятно – чувствовать его руки на запястьях, на лодыжках, контролирующие, направляющие, сдерживающие, поощряющие… Я продолжила этот массаж, чувствуя, как его пальцы, то усиливают хватку, то нежно беспомощно поглаживают тонкую кожу верхней части ступней. Внезапно он отпустил меня, обрушив крепко сжатые кулаки на стол. Те тарелки и стаканы, их которых мы ели и пили, в ужасе подскочили над поверхностью и в следующую секунду, злобно рыча, Эдвард одним движением смахнул со стола все приборы, те полетели на пол, образуя месиво и разводы из еды и осколков. Я вскочила с места, в большей степени следуя рефлексу, но никак не рассуждениям и помчалась прочь из комнаты, инстинктивно хватаясь за дверные косяки и углы мебели. Я знала, что Эдвард ринулся за мной, знала, что мне ни за что не выбраться отсюда, но само желание убегать и всё равно быть пойманной возбуждало до критической отметки. В доме было слышно лишь наше прерывистое дыхание и топот двух пар ног по паркету, пока я убегала, а Эдвард нёсся за мной. Занавеска на окне судорожно задрожала, когда он пролетел мимо неё, вытянув вперёд руку, чтобы схватить меня за край футболки. Послышался треск ткани, и рука Эдварда ловко обхватила меня за талию, прижимая к его телу спиной так, что я практически согнулась пополам, не способная затормозить нормально. Эдвард повалил меня на пол за собой, и я приземлилась на его твёрдое бедро, ахнув от опасения сломать ему что-нибудь или просто причинить боль. Эдвард поморщился от боли, обнажив зубы, пока я пыталась освободиться из его немыслимой хватки. Эта возня продолжалась ещё пару минут, прежде чем он грубо прижал меня спиной к полу, держа за запястья, сидя передо мной так, что мои ноги обвивали его талию. Крепко. Я держалась за него. А он держал меня, чтобы не убежала. - Это невыносимо, - голос Эдварда был напряжённым. Он отпустил мои руки и медленно провёл ладонями от ключиц по груди до живота. Даже через футболку и собственный жар тела, я ощущала, как он горит, - Прости, любимая, но ты сама виновата. Ты соблазнила меня. Это подло с твоей стороны, ты же знаешь, что я не могу отказать тебе, – тихо проговорил Эдвард сквозь зубы, стягивая с меня шорты. Он поднял мои ноги и уложил себе на плечо, избавляя меня от одежды. Оставшись в полуразорванной футболке, я потянулась обнять его за плечи, но Эдвард схватил меня за запястья и прижал к полу. - Сопротивляйся! Я вновь задрыгала ногами, извиваясь всем телом, пока Эдвард ловко справлялся с моими жалкими фальшивыми попытками спастись. Я должна была показать себя идеальной актрисой, потому что он любит истинное сопротивление, отчаянное, он любит страх в моих глазах. И, что ж, иногда ему удаётся этого добиться. На самом деле я сама наслаждалась этой полуигрой. Он то и дело перехватывал то мои руки, то ноги, взметнувшиеся в попытке оттолкнуть его. Я рычала и вскрикивала, пока Эдвард одним резким движением не раздвинул мне колени в стороны, от чего из глаз чуть не посыпались звёзды – мышцы ног у меня были не настолько эластичными. Он почувствовал натяжение, тут же ослабил хватку и стал уверенно массировать нежную кожу в местах, где ноги соединялись с телом. Я запрокинула голову и расслабилась немного, совершенно не стыдясь того, что все мои прелести были выставлены ему на обозрение. - Ты хочешь меня. Боишься, но хочешь… - будто сам себе потрясённо проговорил Эдвард, рассматривая мою промежность. Похоже, он реально думал, что я не способна была на попытки побега. Он думал, я боюсь его. Эдвард спешно расстегнул штаны и спустил их до колен, прежде чем взять в руку член и медленно провести головкой по моей влажной коже, окутывая себя моей жидкостью. Одним медленным движением он оказался внутри до отказа, я лишь в упоении открыла рот, не способная дышать. Непривычное чувство наполненности не вызывало острой боли, лишь дискомфорт в самом начале, но вскоре мои мышцы заботливо окутали его и держали в себе, сжимая. Эдвард, похоже, понятие не имел, что я впускаю в себя мужчину впервые. Мы не издавали ни звука, заполняя пространство лишь шорохом одежды, трением кожи и прерывистыми вздохами. Скорость движений Эдварда росла с каждой минутой, он сам не замечал, как сильно сжимает мои бёдра. Я чувствовала его пальцы, практически вонзающиеся в кожу, пока он набирал неистовый темп, точный как музыкальные такты. Я не могла отвести от него глаз, просто лежала и смотрела на это удивительное тело, широкие плечи, рельефные мускулы – не тонкие, не массивные; смотрела на живот, напрягающийся при каждом движении вперёд, в меня; непослушные волосы раскачивались в такт, падая ему на глаза. Как он прекрасен… - Ааааааахххх! – закричала я, сама того не ожидая, когда он внезапно поменял угол проникновения, чуть приподняв мои бёдра. Одна его рука тут же легла мне на живот, будто он хотел почувствовать, как двигается внутри. - Я вот здесь, - задыхался он, - прямо здесь, глубоко в тебе, милая, - Эдвард покачал головой, тяжело выдохнув, потирая низ живота. Похоже, он чувствовал, что долго не продержится. - Ещё! – взмолилась я, готовая взорваться в умопомрачительном оргазме от одних только его слов. – Ёщёёё! – Эдвард сильнее ударялся бёдрами о мои ягодицы, направляя движения снизу вверх, пока я извивалась, совсем уже не в стремлении вырваться. Он громко стонал своим низким голосом, то и дело облизывая пересохшие губы. Я положила ладони поверх его рук, сжимающих мои бёдра мёртвой хваткой. Он терял контроль. Я не знала, кем он был теперь: тем Эдвардом, который лелеет меня, или тем, который пугает. Он стал морщить нос, что означало одно – он в паре секунд от оргазма. - Скажи, что…. ненавидишь… меня! – приказал Эдвард, содрогаясь всем телом. - Я. Ненавижу. Тебя! … - кричала я, мотая головой в отрицание собственных слов, которые он заставил сказать, при каждом его резком погружении в моё тело… Ещё! Ненавижу!... Ещё, Эдвард! Наконец, он остановился, наклоняясь ко мне чтобы поцеловать затвердевший сосок, обнажившийся под разорванной тканью футболки, скользнуть губами к ключицам и, наконец, уткнуться лицом в шею, придерживая вес на локтях. Наконец-то я смогла обнять его.