"Перекрестье призраков"

Быть несчастной девушкой, нуждающейся во спасении, не входило в компетенцию Вайолет. Сколько она себя помнила – это она всех спасала, на правах старшей. Ответственность – вот как это называется. «Вайолет, дочка, ты старшая, ты ответственна за Клауса и Солнышко» «Вайолет, детка, я очень, очень тебя люблю, но, если мы когда-нибудь исчезнем, отвечать за ребят придется тебе» «Вайолет» «Вайолет»… Она смотрит на этого человека, который сидит напротив неё, закинув одну длинную тощую ногу на другую, и знает, что в его душе живут безлико-серые привидения. На его ногах никогда не бывает носков и можно разглядеть у него на щиколотке татуировку в виде глаза, и ей глубоко всё равно, кто её ему набил. Он ведь мерзкий, этот человек, удивительно мерзкий, некрасивый, какой-то бесконечно отталкивающий – таких не любят и такие не любят. Человек, с улыбкой заставивший её с Клаусом и Солнышко страдать. Он циничен, он безобразен, у него нет ничего такого, что есть у неё с младшими – и он смеётся над этим, смеётся над их привязанностью, любовью друг к другу, над непорочностью Вайолет, благородством Клауса и чистотой Солнышка. Вайолет это знала. Вайолет это чувствовала. Ей всё равно не потому, что она испытывает к нему презрение – сложно испытывать презрение к человеку, которого боишься. Ей всё равно, потому что его тайная история уже оставила след в его – и в её – душе, и зачем ворошить это, зачем? Это, наверное, удивительно, но она не испытывает ни гнева, ни ярости, ни стыда – только какая-то неприязнь и бесконечный страх. Она лишь гордо ему улыбнётся – чтобы не смел думать, что он её сломал, да никогда. Максимум, что может выдать её в такие моменты – это румянец, когда он говорит о том, что он может сделать с Клаусом и Солнышко, да дрожь от его ледяных пальцев, дотрагивающихся до её кожи, но не более. Наверное, это его ужасно раздражает – он привык подавлять: подавлять мистера По, подавлять своих актёров, даже эту свою женщину, Эсме – вот она воплощенное исключение из правил, что «таких не любят». Вайолет видит, сколько призраков оживает в его душе, когда он пытается сломать её, питаясь его внутренним горем и яростью – но ей это безразлично, для неё это дым. Потому что это его история, которую он наверняка сам заслужил. В ней даже пробуждается какое-то моральное удовлетворение от того, как он злится, в очередной раз получая на своё предложение о свадьбе твердое «Нет». Вайолет иногда хотелось бы в нём видеть человека, на щиколотке которого не было этой ужасной татуировки, но нет – здесь и сейчас перед ней сидит тот самый граф Олаф, именно такой, какой он есть на данный момент. Но в её паническом страхе и ненависти перед ним было что-то ещё, что-то совсем иное. Какое-то очень странное чувство именно к тому человеку, каким на самом деле граф Олаф и является. …По ночам она слышала шёпот его прошлого. Видит взгляды его призраков, смотрящих на неё несчастными брошенными глазами, вероятно, ожидая, что она разделит их участь. Она с ними даже заговаривает – они ведь хотят спасти её от него. И всякий раз их разговор кончается тишиной, потому что слова этих призраков не трогают сердце Вайолет. Наверное, именно так и выглядит равнодушие. Ничего светлого ей в будущем не грозило. Граф Олаф улыбается и оповещает Вайолет о своём предложении: либо она выходит за него замуж и добровольно отдаёт ему все деньги семьи Бодлер, либо с Клаусом и Солнышко может случиться что-то непоправимо ужасное. Вайолет держит голову прямо, а он неизменно встает, обходит вокруг неё и касается своими ледяными пальцами её шеи. И в какой-то момент она соглашается, доведённая до крайней степени ужаса его мерзкой улыбкой и касанием ледяных пальцев до лица. И она видит – тот, кто сломал её волю и жизнь, улыбается ей и касается холодными губами её лба. И она чувствует себя… счастливой?