Однажды (рабочее)

Инквизитор Исидора Вейл была женщиной властной и очень амбициозной, с ней уживались редкие мужчины. Впрочем, было бы ошибочным считать, что проблемы инквизитора с противоположным полом коренились в её религиозных убеждениях или обете целомудрия: последний она с превеликим удовольствием нарушала, и не раз. Истиной причиной являлась банальная зависть: инквизитор небезосновательно полагала, что этот мир принадлежит мужчинам, а любой женщине, которая хочет стать вровень с ними, приходится работать в три раза усерднее, чтобы доказать своё право на это, при этом общество будет сурово её порицать. Работать она, впрочем, была готова сколько понадобится: несколько лет её отряд был самым успешным в деле уничтожения детей тьмы и искоренения сочувствующих им. Гэбриел Ван Хелсинг был для инквизитора Вейл просто костью в горле, хотя они не были знакомы лично. Ещё десяток лет назад на нечисть охотились группами, потому что прийти в логово чудовища одному означало пойти ему на корм. Сейчас же научно-технический прогресс сделал возможным появление успешных охотников-одиночек и попросту наёмников. Они пользовались большим спросом у Рима, потому что в случае их исчезновения за них не нужно было ни перед кем отчитываться, а так же объясняться с властями касательно их деятельности, которая в понимании общества была попросту уголовной. Это положение дел инквизитор считала порочной практикой, которая не доведёт до добра весь Орден, о чём громко и регулярно заявляла на общих собраниях. Ей кивали, мягко объясняли, почему ничего нельзя сделать, указывали на то, что смирение — одна из величайших добродетелей, и всё оставалось по-прежнему. Охотники-одиночки досадили Исидоре Вейл тем, что требовали куда меньше финансовых затрат, чем содержание того же инквизитора с его свитой, о чём ей недвусмысленно намекали последние несколько лет. Это напоминало игру в теннис. Инквизитор яростно отстаивала свою свиту, доказывая, что каждый человек в ней на своём месте, вместе они — отличная боевая группа, к распаду которой приведёт потеря хотя бы одного, и вообще, пусть одиночки и ловят мелочёвку вроде молодых вампиров и неосторожных ведьм, там, где требуется планирование, разведка и аккуратная работа — они не справляются. Так оно и было до появления в рядах Ордена Гэбриела Ван Хелсинга, который был то ли очень везучим, то ли попросту уникальным, но ему удавалось то, что удалось бы не всякой боевой группе. Аккуратностью, впрочем, он всё равно не отличался, но Исидора Вейл вынуждена была признать, что выбитое в Нотр-Даме стекло — не такая уж большая плата за обезвреженного мистера Хайда. Теперь же благодаря Ван Хелсингу Орден увидел новые перспективы в сотрудничестве с охотниками-одиночками, а отряды, возглавляемые инквизиторами, начали сокращать. И неважно, что Гэбриел был пока единственным в своём роде, руководство свято верило в то, что где один — там и второй, а потом и третий. Регулярный отчёт о чьих-то успехах с намёком на то, что слушающий требует куда больше людских и денежных ресурсов, а справляется в лучшем случае так же, кого угодно доведёт до ручки, и госпожа инквизитор не была исключением. Гэбриела Ван Хелсинга она заочно мягко говоря недолюбливала, к тому же слишком загадочным было его появление в Ордене: на ступенях храма, зимой, без памяти… Инквизитор Вейл была согласна с фразой о том, что друзей нужно держать близко, а врагов — ещё ближе, поэтому старательно наводила справки о Ван Хелсинге. Как женщина она была не столь физически сильна и вынослива, но она умела ладить с людьми и в её распоряжении была достаточно неплохая агентурная сеть, благодаря которой ей и попало в руки письмо Велкана Валериуса. Когда она прочла его содержимое, то поняла, что это прямой билет знаменитому охотнику в подвалы инквизиции для знакомства с некоторыми приспособлениями, при помощи которых заставляли говорить правду еретиков. Часть души инквизитора ликовала: вот оно, объяснение феноменальной везучести Гэбриела — сговор с нечистой силой. В то же время другая её часть требовала досконально изучить обстоятельства дела: при всей своей неприязни к Ван Хелсингу, Исидора Вейл не могла отрицать, что охотник многое сделал для Ордена. Если этот человек попадёт в застенки подвалов инквизиции незаслуженно — это будет просто ужасно, потому что обратно из них выходили только на костёр. С другой стороны, если отдать письмо руководству — неизвестно, насколько тщательно будет произведено расследование: Гэбриел был любимчиком кардинала. И инквизитор Вейл приняла единственное на её взгляд правильное решение: припрятала письмо и решила разобраться во всём самолично, для чего и прибыла в Будапешт со своей свитой. В Трансильванию они благоразумно решили пока что не соваться, тем более, что потомки рода Валериус некоторое время были в Будапеште, а где они — там и Ван Хелсинг. Информация, добытая в Будапеште, инквизитора обескуражила: ходили слухи, что Велкану Валериусу был завещан какими-то дальними родственниками сам Грааль. Что ещё хуже, информация эта поступила от некоего загадочного члена русской масонской ложи, которого до сих пор не могли найти. Исидора Вейл слабо верила в то, что кто-то в самом деле мог завещать Велкану Грааль, но вот то, кто об этом сказал… Скорее всего, это какая-то очередная провокация русской ложи масонов. Но почему в Будапеште? И при чём тут Валериусы? Может быть, Гэбриел Ван Хелсинг вовсе не заигрывает с нечистью, а связан с масонской ложей? Ответов на эти вопросы у Исидоры Вейл не было, и она решила занять позицию выжидательного наблюдения, результаты которого были не менее удивительны. Активность нежити в Карпатах и их окрестностях превысила все допустимые пределы, создавалось впечатление, что сюда начали стекаться вампиры со всей Европы. Но зачем? Никакого особого значения эти места не имели… Оставалось только одно предположение: Грааль — не выдумка. Много разных легенд ходило о том, что может этот древний артефакт, вполне вероятно, что дети ночи боялись того, что он попадёт в руки слуг Господних, потому что тогда последние могут получить некое преимущество, которое позволит раз и навсегда покончить с созданиями тьмы. Если это так — то Гэбриел Ван Хелсинг, успевший приехать в эти края задолго до инквизитора и её свиты, имел приличную фору. Поэтому инквизитор Вейл решила работать сразу в двух направлениях: сбор всевозможной информации и слежка за самим охотником. Последнего на удивление удачно обнаружили её подчинённые на одной из костюмированных рождественских вечеринок и с тех пор старались не выпускать из виду. Вёл охотник себя, впрочем, крайне эпатажно: купался в фонтанах, воровал в садах ромашки, играл на гитаре в склепе (кладбищенскому смотрителю он объяснил, что там просто замечательная акустика) и шатался по борделям. Как будто его не разыскивают в пяти странах за убийства с особой жестокостью. Инквизитор Вейл подозревала, что это какая-то изощрённая игра, смысла которой она пока не улавливает. Возможно, охотник давно уже заметил, что за ним есть хвост, и ведёт себя так, чтобы… Чтобы что? Тут инквизитор терялась в догадках. Она плохо понимала, зачем человеку, обнаружившему, что за ним следят, вести себя так по-идиотски. Тяжело вздохнув, Исидора Вейл пришла к выводу, что наблюдения не приносят желаемого результата. Значит, нужно выходить на контакт с самим Ван Хелсингом. Если он до сих пор верный слуга Ордена — приезду инквизитора он будет рад. Если нет, или если он ведёт свою собственную игру в попытках найти Грааль — у неё есть письмо Велкана, чтобы его приструнить. Шантаж, конечно, дело небогоугодное, но что поделать, если некоторые по-другому не понимают. Анна Валериус с удовольствием бы сказала, что всю неделю своего отсутствия она занималась какими-то важными делами или решала какие-то сложные вопросы, но по-настоящему она примитивно не рассчитала время, уйдя в Бездну в расстроенных чувствах. Сначала принцесса умудрилась выйти из неё в какой-то дикой степи, где с большим удовольствием просидела по собственным ощущениям часов пять вообще ни о чём не думая, просто вдыхая запах нагретого солнцем разнотравья. Затем она пришла к неутешительному выводу, что медитация — это хорошо, но надо возвращаться обратно. А по возвращении с неудовольствием узнала, что её не было неделю, и решила окончательно расставить всё на свои места. За этим она и приходила к Владиславу. Разговор с ним будто оставил после себя какую-то невыносимую пустоту в груди. Анна не могла понять, почему. Ведь рассказывал же ей отец о том, каким чудовищем является их враг. Разве она не знала раньше, что Дракула убил своих отца и брата? Знала. Разве не знала, сколько поколений её предков умерли от рук безжалостного монстра? Знала. Так почему же сейчас так больно? Тем более, что реальность оказалась всяко куда менее страшной, чем истории, которые рассказывали про Дракулу долгими зимними вечерами люди, пугая друг друга… События последних месяцев показали ей, что невозможно делить мир на чёрное и белое, и плавно подвели к тому, чтобы их с Владиславом разговор наконец состоялся. И Анна знала, что ей будет больно, но представить не могла, что настолько. «Он ведь уже пытался мне рассказывать… Я ведь заранее догадывалась о том, что услышу. Почему же мне так плохо?» Ответ пришёл сам. «Потому что одно дело — догадываться, а другое — знать». Но единственная ли это причина? Будучи честной с самой собой, Анна признала, что нет. Владислав действительно старался заставить её проявить к нему благосклонность до её побега. Все эти занятия по фехтованию, ночные прогулки, разговоры… Он умел быть удивительно внимательным и заботливым. И хотела этого принцесса или нет, она медленно покорялась его тёмному обаянию. На что же она надеялась, зная правду о том, кто он такой? «На то, что все эти жуткие события были чередой случайностей, — честно ответила она себе. — На то, что кто-то что-то не так понял». Анна и раньше испытывала к нему сложную гамму эмоций, в которой причудливо переплетались страх, ненависть, любопытство и влечение, а после её обращения он стал ещё и тем, рядом с кем она снова могла почувствовать себя прежней. Но дочь древнего рода, борющегося с порождениями тьмы, не может испытывать симпатию к тому, кто убивал её предков. И подсознательно Анна всё последнее время искала ему оправдания, пытаясь втиснуть в образ этакого романтического никем непонятого героя из романов, которые втайне от всех читала по ночам, будучи подростком, и где злодеи часто оказывались таковыми волею случая или из-за какого-то недопонимания. Но фантазии не выдержали столкновения с реальностью. Трудно трактовать двояко откровенное признание в убийстве, высказанное без какого-либо намёка на сожаление. А то, что он сказал о прошлых возлюбленных Ван Хелсинга… Что бы он ни говорил, а именно он был виновен в их гибели, хотя они сами были виноваты лишь в том, что благосклонно отнеслись к Гэбриелу. И она должна была стать третьей из их числа. Интересно, а в этот раз он бы тоже разрешил охотнику вбить в её сердце кол? Что-то подсказывало ей, что нет, но она не была уверена полностью. Анна на мгновение прижала руки к лицу и на ладонях остались прозрачные капли слёз. Она сидела на низком диванчике в их небольшом особняке по улице Ракоци, купленном Мэй, о присутствии которой здесь теперь не напоминало почти ничего. Принцесса не знала, сколько она просидела так вперясь в пространство невидящим взглядом, пока не пришёл Гархольд, как обычно навеселе и в прекрасном настроении. Он просто собирался взять что-то и уйти, но посмотрев на лицо её высочества, решил остаться. Долгое время шатался мимо из гостиной из комнаты в комнату, делая вид, что ему не очень-то и интересно, а по-настоящему придумывая, как тактично спросить. Тактично не придумалось, поэтому в итоге спросил как умел. — По какому поводу ревём? — поинтересовался цимисх, плюхаясь рядом с принцессой на диван. — А какая разница? — спросила она. — Исходя из повода я подберу напиток… ну или другой способ снять стресс. Так что случилось? — Я знаю правду и от этого мне больно, — тихо произнесла Анна. — По-моему, ты и раньше о ней догадывалась, — заметил Гархольд. — Одно дело догадываться, а другое дело — точно знать. Знать, что папа мог бы быть жив. И дедушка с бабушкой. Я совсем не знала их, они умерли ещё до моего рождения. — Тебя ведь не это так расстроило? Ну, в смысле, они же не вчера умерли, было время привыкнуть к этой мысли, — Гархольд бывал потрясающе проницательным, особенно тогда, когда это совсем не к месту. — Да, не это, — её высочество не видело смысла отпираться. — Ну, так чем он тебя так расстроил? — Просто был откровенным. И это было для меня… слишком. Я заранее обо всём догадывалась, но то, как он об этом рассказывал… Мне трудно объяснить, что я чувствую. — Учитывая то, что до того, как Мэй сделала тебе амулет, пару раз ты неплохо так окатывала своими эмоциями всех окружающих, в том числе и меня, думаю, я могу себе представить. — Прости… — Не суть. Так вот. Ты любишь свою семью и до сих пор считаешь правильным то, чему тебя в ней учили. При этом тебе вполне по вкусу твои новые способности, не отрицай, я твои глаза на арене видел. Ещё тебе нравится Гэбриел Ван Хелсинг. И Дракула тебе тоже нравится, чтобы ты сейчас мне на это не ответила. И как-то так получилось, что в твоей картине мира все эти нравится предполагают взаимоисключение друг друга. Поэтому тебе хотелось, чтобы всё это было каким-то недопониманием, все вокруг оказались хорошими, а дела минувших дней — просто недоразумением. Но оказалось, что это не так. — Не так, — тихо согласилась Анна. — Валерий и правда был интриганом и алкоголиком. Гэбриел и правда предал Владислава. А сам Владислав… действительно может быть очень жестоким. А за всё это столетиями платила моя семья. Гархольд пожал плечами. — Люди бывают жестокими. И лгунами бывают. И интриганами. Но это не делает их полностью плохими. Вообще, все мы в этой жизни чей-то редкостный мудак. Иногда нарочно, но часто по глупости. Вывод был настолько неожиданным, что её высочество рассмеялось. — Знаешь, я тоже делал вещи… которыми не горжусь. И поверь, это было намного круче, чем твои невинные выходки по приведению главы Совета в неработоспособное состояние и ужин грабителем, я не мелочился. Ты просто не понимаешь, как тебе повезло. — В чём повезло? — Мэй обратила тебя и сразу взяла на короткий поводок. Ты не успела наломать дров до того, как тебя привели в относительно вменяемое и безопасное для окружающих состояние. Так почему бы не радоваться тому, что тебя не связывают больше древние клятвы и проклятия? — Они до сих пор связывают меня, потому что мой брат ни о чём не знает — Послушай, мелкая, — проникновенно начал Гархольд, — я уже говорил, обеспечить безопасность твоему брату можно простым примитивным способом: дать ему по башке и утащить куда подальше от эпицентра событий. Да, он узнает, что ты теперь вампир. Но он всё равно рано или поздно узнает. Даже если ты проявишь потрясающую выдержку, осторожность и лицемерие, лет через десять он задастся вопросом, как это так получается, что он стареет, а ты нет. Ну, разве что ты филигранно выучишься метаморфозам и сможешь организовать себе морщины и всё прочее. А ещё можешь сделать вид, что ты умерла совсем. Только тогда в Васерию не вернёшься, пока живы все, кто тебя помнит. — Ты не понимаешь… — Анна зажмурилась. — Я всё прекрасно понимаю. Поэтому и остаюсь здесь с тобой, пока Мэй ищет демона, хотя знаю, что потом она уйдёт. Я видел в кабинете бумаги. Она не в первый раз так делает — исчезает на пару лет, а то и больше, предварительно позаботившись о том, чтобы привести дела в порядок. Скоро мы останемся с тобой только вдвоём. И когда тебе всё это надоест — просто дай мне знать. Мы уедем куда-нибудь. Например, в Новый Свет. Тебе понравится, я уверен. — Но мы не можем всех бросить. — Я не предлагаю тебе всех бросать. Конечно, мы поможем разобраться с Шабашем и инквизицией. И с братом твоим что-нибудь придумаем. Но не думаешь же ты остаться в Будапеште навечно? Анна задумалась. Она практически не задумывалась раньше над тем, чего бы ей хотелось, потому что была уверена, что жизнь её закончится раньше. Что ж, жизнь и в самом деле закончилась. А Анна осталась. И чего же она теперь хочет? — О, у нас гости, — оживился тем временем Гархольд. — Знать не хочу, кого ещё принесла нелёгкая, — пробормотала принцесса. — Какая ты негостеприимная… А вдруг они принесли нам что-нибудь вкусное? — Гархольд всегда был полон оптимизма. Надежды цимисха, впрочем, не оправдались, потому что в парадной он обнаружил Владислава Дракулу собственной персоной и ничего вкусного у того с собой не было. — Если ты пришёл к мелкой, то момент выбран не самым удачным образом, — заметил Гархольд. — Она в соплях, в прострации и занята саморефлексией. — Мне безразлична удачность момента. У меня возникли некоторые трудности, связанные, вероятно, с особенностью вашей клановой магии, а Анна успела уйти до того, как я их задал, — мрачно отозвался господарь Валахии. — Я думаю, если ты будешь расспрашивать её сейчас, она предпочтёт не рассказать, а опробовать что-нибудь на тебе же, — хмыкнул цимисх. — Полагаешь, ей хватит сил? — Без понятия. Мелкая существо загадочное. Только списываешь её со счетов — а она берёт и удивляет. А потом бац — и снова какие-то непонятные душевные терзания там, где просто можно дать в морду. Ну не суть, пойдём. Гархольд благоразумно решил не беспокоить Анну тем, с чем в состоянии разобраться сам, тем более, что она не могла не слышать, кто пришёл, и раз не вышла — значит, не хотела. Цимисху нравилась идея кабинета, но при этом никакой работы, которую бы требовалось выполнять за столом, он никогда не делал. Поэтому он организовал себе комнату для того, чтобы маяться дурью, которую гордо кабинетом именовал. Владислав оказался в очень странном помещении. Одна из стен была покрыта яркими мазками самых разных масляных красок, плавно перетекающих одна в другую. Другая стена была изначально белой, а теперь была вся исписана нотными символами и иероглифами. Писали, кажется, углём. — Мне пришла в голову песня, а бумага закончилась, а идти за ней было лень, — объяснил Гархольд, заметив недоуменный взгляд Дракулы. Посередине комнаты гордо стоял круглый кофейный столик на гнутых ножках, на который был воодружён кальян, а рядом лежал череп крокодила, вероятно того самого, которого цимисх лично поймал в болоте. Вокруг столика были разбросаны большие подушки, на полу возле них стояли пустые бокалы и чашки, по полу валялись скомканные бумаги. В углу была аккуратно поставлена гитара. С потолка свисало что-то, напоминающее выполненную грубыми нитками и чем-то ещё паутину, вплетённую в деревянный обруч. С низа обруча свисали тонкие шнурки с нанизанными на них бусинами и примотанными к ним перьями. Выглядела конструкция диковато, но Владиславу чем-то понравилась. — Оджибве, — пояснил хозяин комнаты, могущей быть эталоном хаоса. — Ловец. — Что ловит? — Пакость всякую. Господарь Валахии некоторое время подумал и опустился на единственное в комнате кресло. Гархольд не выказал никакого недовольства и подтянул поближе к столику гигантский там-там, на который и умостился. Рыжий кот, который взялся будто из ниоткуда, тотчас прыгнул ему на колени. — Я потерял весь свой отряд в Карпатах, — мрачно сообщил Владислав. — Я что-то такое слышал, — беспечно отозвался Гархольд. — И способ, которым их вывели из строя, был весьма занятным. Похожим на то, что вы называете Путём Земли. — О, — проявил заинтересованность собеседник. — Просто чавкнуло или тряхнуло? Владислав на мгновение замолчал, пытаясь соотнести произошедшее со сказанным, а затем понял, что под чавканьем, по всей видимости, цимисх имеет ввиду ту грязь, в которую провалились его бойцы. — И то, и другое, — мрачно ответил он. — И мне нужно знать, была ли это магия извергов, и если да, то на что ещё может быть способно существо, способное к такой магии. — Я жажду подробностей. Изобразишь в лицах или поделишься воспоминаниями? Владислав прищурился. Гархольд был образцово беспечен. Не догадывался, что собеседник опытный менталист, или настолько был уверен в своей неуязвимости? — Могу поделиться. — Обожаю чужие воспоминания, — радостно потёр руки цимисх. — Ты представь, я с одним товарищем познакомился во Франции. Он утверждает, что работает над тем, чтобы фотографии двигались. Ну, то есть вот ты на фотографии стоишь в одной позе и не шевелишься, а на его фотографиях будешь в движении. И движение может длиться несколько минут. Представляешь, какие возможности открываются? — Какие? — вздохнул Владислав, про себя думая, что никогда не привыкнет к этой странной манере перескакивать в разговоре с одного на другое. — Если захочешь что-то показать, можно будет не искать кого-то, кто сможет посмотреть твои воспоминания и ими поделиться! Просто таскаешь сам с собой прибор и запечатлеваешь, например… Как дирижёр случайно падает в оркестровую яму, потому что слишком сильно взмахнул руками. Я когда рассказываю — несмешно совсем, а по-настоящему это было уморительно. Господарь Валахии только вздохнул, оценив масштаб ассоциативного ряда, но взял на заметку узнать, что там с движущимися фотографиями, всё-таки наука всегда была объектом его интереса. Прикосновение к сознанию Гархольда было… В общем, Дракула понял, почему тот не беспокоился. Ни одно адекватное существо такое долго выдержать не в состоянии. У Владислава создалось впечатление, будто его два часа крутили в шторме на самодельном плоту, а потом выбросили посередине карнавала рядом с десятком музыкантов, которые в своём искусстве исходят из того, что если играть как можно громче, то никто не заметит, что они все играют совершенно разную музыку. Уловить в этом хаосе какую-то отдельную мысль было крайне трудно. Владислав тихо порадовался, что ему и не нужно это делать, быстро прокрутил цимисху предсмертные воспоминания Дору Добижа и с облегчением откинулся на спинку кресла. — Это какой-то способ ментальной защиты? — поинтересовался господарь Валахии. — А? — не понял Гархольд. — То, что происходит в твоей голове. Ты нарочно? — В смысле нарочно? Всё у меня в голове в порядке, как и всегда. А ты что — хотел что-то увидеть? Вообще, Мэй учила меня как защищаться от менталистов… Но там нужно как-то рассеивать внимание, очищать сознания… Короче, не получалась у меня эта ерунда, и я изобрёл свой способ. — Какой? — заинтригованно поинтересовался Владислав. — Я воображаю себя маленьким мёртвым крольчонком! Господарю Валахии с трудом удалось сохранить непроницаемое выражение лица. — Представляю, как подсыхают мои глаза, вылазит клочьями мех, разлагается тельце, а в нём копошатся мерзкие розовые червяки и личинки, — продолжал тем временем Гархольд. — И… Работает? — с интересом спросил Дракула. — Ну, менталист, на котором я ставил эксперименты, сказал, что контакт с моим сознанием в принципе стоит назначать в качестве наказания за особо тяжкие преступления, а уж копаться в мозгах разлагающегося кролика… Владислав не нашёлся что ответить, всё ещё испытывая откат после контакта с дурдомом, коим являлось сознание Гархольда, зато теперь он ясно понимал, что его эпатажная эксцентричность — не имидж, а сущность. — Так что там с магией? — решил вернуть он в продуктивное русло куда-то не туда ушедший разговор. — Ну, как по мне, так и правда Путь Земли. Первая атака считается примитивной, но зато сделана на большую площадь, это непросто. А вот последняя является заклинанием высокоуровневым — локальное контролируемое землетрясение. Оно было маленькое — тряхнули всего одну скалу, которая обрушилась на отряд, но то, что это произошло сразу после первого… — Гархольд уныло примолк. — Маг крут, короче, — закончил он свою мысль после секундного молчания. — Хотя вот я когда в Путь Земли пытался, у меня только землетрясение и вышло, а ни одно заклинание из тех, что считается более простым, не получилось. Но я в целом со стихиями кроме воздуха не лажу. — Бороться с этим как? — хмуро спросил Владислав. — Ну, лично я бы просто улетел к демонам оттуда. А крутой маг того же пути может попробовать взять чужое заклинание под контроль и даже обратить против заклинающего. Но ты особо не рассчитывай. У меня не получится, а мелкая вообще таких вещей не умеет. — А Мэй? — закинул удочку Владислав. — Мэй может всё, — как-то с лёгкой грустью отозвался Гархольд. — А могла она сама тряхнуть эту злосчастную скалу? — Дракула не ожидал получить честный ответ, если это Мэй и Гархольд об этом знает, но по реакции цимисха ответ можно было бы попытаться угадать. Гархольд посмотрел на него как на идиота. — Ты не понял. Мэй может всё. Тряхнула бы она — и Шабашитов не понадобилось бы. А вообще, если бы этот отряд мешал лично ей, скорее всего они все испытали бы непреодолимое чувство страха и желание убежать как можно дальше от того места. Путём Скорби Мэй владеет виртуозно, это не мелкая с её эмоциональными качелями то на приём, то на отдачу, причём всего, чего попало. Дракула с недовольством подумал, что могла бы эта загадочная Мэй взять и тряхнуть шабашитов, раз уж самоустранилась от воспитания своих ненормальных детей, одна из которых явно до сих пор не в себе от того, что с ней сделал Андрей, а у другого в голове вообще такое, чему сам Владислав описание дать не в силах, хотя за четыре сотни лет всякое повидал. — Лично ты с магом что бы сделал в такой ситуации? — тяжело вздохнув спросил господарь Валахии. — А мне то что, — пожал плечами цимисх, — я же летаю, земля мне нипочём. С неба свалюсь и отпинаю. Тут главное этого мага найти. Владислав взял на заметку способ решения проблемы и пришёл к выводу, что ничего путного он тут больше не узнает. — А где Анна? — спросил он, вставая с кресла. — Когда я видел её в последний раз — была в гостиной, — отозвался Гархольд. — И я аж полчаса сидел спокойно, пытался быть тактичным и не ляпнуть чего-нибудь невпопад, поэтому сделай одолжение, не испорть ей настроение. Ну, во всяком случае, больше, чем уже. Владислав оставил цимисха в его странной обители и отправился на поиски гостиной. Дом, впрочем, был достаточно небольшой, и искомая комната нашлась быстро. Её высочество сидело на диване притянув колени к подбородку и невидящим взглядом смотрело в пустоту. На щеках виднелись подсохшие дорожки от слёз. — Зачем ты пришёл? — спросила она, не глядя на него. — Я подумал, ты обрадуешься их возвращению, — сказал Владислав, доставая из кармана красивые перламутровые чётки. На лице Анны отразилось изумление. — Это мамины. Я потеряла их давным-давно… Откуда они у тебя? — Ты обронила их там, где на тебя напала Алира. А Казмер подобрал. Если ты помнишь об этом инциденте. — Трудно забыть, как тебя пытались задушить, — заметила принцесса. — Зачем они ему были? — Скажем так, мне очень нужно было попасть в ваш дом. А имея вещь, принадлежащую кому-то из жильцов, можно создать портал. — Ты был в нашем доме? — в её глазах мелькнул испуг. — Да, в ту памятную ночь, когда ты так неосмотрительно решила напиться абсента и приняла меня за свою пьяную галлюцинацию. — Я помню, что кто-то приходил, но я была уверена, что мне показалось… Мне потом такое виделось… — Я знаю. Анна почувствовала себя очень неловко от того, что он видел её в таком непотребном состоянии. — Почему ты тогда ничего не сделал? — спросила она после минутного молчания. — Не сделал чего? — Ты мог покончить со всей моей семьёй, пока мы спали. — Во-первых, твои отец и брат были в то время в на собрании Совета. Ты же сама опасность представляла в тот момент только для себя самой. А во-вторых, нападать на спящего, имея перед ним и так большое преимущество в бою — это недостойно. К тому же, я уже говорил, что кровная месть твоей семье за пару сотен лет мне наскучила и начала казаться… мелочной. — Но и прислужников своих ты не отозвал, — тихо заметила она. — Равно как и вы не оставили попыток меня убить, — ответил Владислав. — Не оставили, — эхом отозвалась она, и он уловил в её голосе горечь от загубленной жизни отца. — Мне когда-то думалось: вот бы убежать. Далеко, где никто не найдёт, и забыть про всё это как про дурной сон. Жить обычной жизнью. Но я думала, что не могу. А оказалось, что могла бы. И ничего бы этого не было. — Не было. И Велкана бы не было, потому что ты его не спасла бы. И Гархольда в твоей жизни тоже не было бы. К тому же, ты до конца дней бы мучилась чувством вины. Да и, будем искренни, где и на что ты собиралась жить? Сейчас бессмысленно гадать, что было бы если… Если бы кто-то выполнил обещание, если бы успел вовремя, если бы сделал другой выбор… Как получилось — так получилось. Ты уже ничего не изменишь, — сказал Владислав, опускаясь рядом с ней на диван. Анна вздрогнула, но не стала отстраняться. — А ты хотел? — внезапно спросила она. — Хотел изменить что-то? — Хотел, — ответил он. — Поэтому я и вернулся в этот мир. Потому что думал, что всё изменю. Но оказалось, что некоторые вещи не в силах изменить даже я. Впрочем, я не жалею. То, что было с нами вчера, сделало нас теми, кто мы сегодня. — Это меня и пугает. — Смирись, Анна. Эта история с предназначением и проклятьем не могла кончиться хорошо. Ты сделала, что могла. Спасла брата, убила монстра Франкенштейна. За последнее я был готов тебя задушить, но, должен признать, с твоей стороны поступок был правильным. Отца бы ты спасти не смогла — он был слишком упрям и самолюбив, чтобы кого-либо слушать. — Мама умерла от родильной горячки, — невпопад ответило её высочество. — Спустя пару дней после моего рождения. И мне всегда казалось, что я должна как-то оправдать… — Своё появление на свет? Анна кивнула, перебирая пальцами чётки. — Теперь понятно, откуда такое маниакальное желание всех спасать, — хмыкнул Дракула. — Просто я не могу спокойно смотреть на страдания своих близких, — вскинулась принцесса. — Ты вообще ни на чьи страдания спокойно смотреть не можешь, — отозвался Владислав. — Помню я твои мольбы о прощении, адресованные монстру Франкенштейна перед выстрелом. — Он был ни в чём не виноват. — Такая жизнь, ужасные вещи иногда случаются с хорошими людьми. Например, с тобой. Она поежилась, вспоминая Андрея. В коридоре раздался звон битого стекла. — Рагнарек, — вздохнуло её высочество. — Не хочу разочаровывать тебя в твоих ожиданиях, но мне кажется, это всего лишь что-то разбилось, — заметил Владислав. — Рагнарек — имя кота, — пояснила принцесса. — Спорю на что угодно, имя выбирал Гархольд, — хмыкнул Дракула. — И вторым вариантом было Уицилопочтли. — Значит, коту ещё повезло, — констатировал господарь Валахии, невзначай пристраивая руку на плечи её высочества. Анна прикусила губу, думая о том, что этой руки когда-то погибли Валерий, Раду и многие другие. Впрочем, разве не был второй предателем христианской веры? Хотя теперь уже нет разницы, какая вера. Она была проклята по меркам их всех, но, как ни странно, проклятия этого не ощущала. Ей бы бежать сейчас от Дракулы без оглядки. Или в горло ему вцепиться за всё то, что он причинил её семье. А если с другой стороны, то это он вцепился в горло её семье за то, что сделал ему Валерий. Что там Мэй говорила? Насилие порождает новый виток насилия? Но что бы там ни было, а его близость всё равно странным образом её успокаивала, потому что именно с ним она чувствовала себя прежней, живой. Анна украдкой бросила на него взгляд. У него тоже не всё было просто. Отец, оказавшийся и не отцом вовсе, годы жизни при дворе султана, бесчисленные войны, самоубийство обеих жён, предательство друга… А затем годы кровавой мести и удовлетворения от смерти своих обидчиков. А сейчас — спокоен. Возможно, время действительно лечит? Возможно, когда-нибудь и ей перестанет быть плохо? Она ведь уже легко забывается, особенно когда рядом Гархольд со своим бессчётным количеством дурных идей. Владислав, не получив отпора, обнаглел окончательно и притянул её к себе. Анна немного подумала и осторожно пристроила голову ему на плечо, а он осторожно погладил её по щеке тыльной стороной ладони. — Ты пришёл вернуть мне чётки? — спросила принцесса. — Не обольщайся, я пришёл по делу. Но наткнулся на эту вещь и подумал, что ты будешь рада её возвращению. Это ничего мне не стоило, а у тебя и так был тяжёлый день. — Твоими стараниями. — Ты хотела правды — ты её получила. — Я не отрицаю. Но было бы ложью сказать, что то, как ты её рассказывал, не пугает меня. Владислав хмыкнул. — Не тебе меня бояться, радость моя. Думаю, теперь ты понимаешь, что с тобой я был даже нежен. Она ничего не ответила, только прикусила губу, будто задумавшись о чём-то своём. Чужая близость будто гипнотизировала, хотя теперь-то Анна уж точно не была в его власти. Некоторое время они так и сидели на диване, прижавшись друг к другу. Не враги, не друзья, но существа, связанные чем-то незримым, объяснения чему найти были пока не в силах. Надо было идти рассказывать регенту о результате беседы с Гархольдом, надо было думать, что делать с незнакомым магом, надо было трясти агентурную сеть на предмет связей Вильгельма, но как же Владиславу не хотелось портить момент. Как бы там ни было, а принцесса Анна, так ловко выскользнувшая из его сетей, теперь вызывала ещё больший интерес. Было ли дело в том, что он привык всегда получать желаемое и не мог смириться с поражением, или же причина крылась в самой девушке, Дракула уже сам затруднялся ответить. Смерть раскрыла в ней некие новые черты, которые не изменили её, но стали будто бы заключительными штрихами образа. Черты любопытные. Да, ему очень хотелось ещё раз ощутить вкус её губ и нежность кожи, но больше интересовало то, что было в её голове. Анна до сих пор избегала смотреть ему в глаза после их предыдущего разговора, но и из его объятий вырываться не торопилась. Владислав считал это хорошим знаком. Однажды ему уже почти удалось приручить её демонов, получится и во второй. Он лишён сейчас возможности проникать в её сознание, но когда его останавливало отсутствие лёгких путей? Особенно сейчас, когда она уже не смотрит волком, а у них обоих есть общий враг. Знать бы ещё, кто её сир и где её носит. А главное — зачем? В случайное обращение Анны Валериус Владислав поверить мог. А вот в случайное появление в этих местах древнего вампира — уже нет. Думал ли он, насколько запутано всё окажется, когда ввязывался в этот конфликт? Принцесса будто почувствовала занимающие его мысли, бросила украдкой настороженный взгляд. Дракула вздохнул, прижимая девушку ещё крепче к себе, прижался лбом к её виску и, бросив взгляд на большие напольные часы, разрешил себе десять минут не думать вообще ни о чём.