Сказка о российской армии

Конзен проснулся, как всегда, в плохом расположении духа. Ему не нравилось решительно всё: большая спальня с огромными окнами, мягкая постель, запах корицы и сдобы, тишина пустой квартиры, даже белые и тёмно-серые облака на ярко синем небе ему не нравились. Бурча себе под нос перечень необходимых на сегодня покупок, Конзен принялся расчёсывать недлинные пока ещё волосы. Из этого, собственно, и состоял весь его утренний туалет, не считая ванны с розовыми лепестками, задумчивого стояния перед строем шёлковых рубашек и, ещё более задумчивого, стояния перед лесом разноцветных шарфов. А зачем, спрашивается, прихорашиваться, если бывшему заместителю по хозяйственной части не велено бывшим командиром от дома отходить дальше универсама и магазина «Гурмэ» по причине недавнего утопления в забайкальской реке? Годжун по той же причине старался на улице лишний раз не светиться. Впрочем, осторожность эта была скорее перестраховкой. Узнать в гламурном блондине бывшего майора Козина смог бы только ясновидящий. Годжун тоже сильно изменился: обзавёлся буйной шевелюрой, часть которой завязывал в хвостик. Его заметно посветлевшая кожа часто шелушилась, но, в целом, вид у Годжуна был пока что вполне человеческий, хотя и страшноватый. Впрочем, однажды, заметив вонзаемые в пирожное клыки, в кафе к Годжуну пристали готы. Но Годжун любил детей, поэтому готы отделались лёгким испугом. А вот живущие совершенно легально Кенрен и Тенпо практически не изменились, разве что слегка помолодели, а Кенрен так ещё и немного подрос. Или, как сказал маршал, повзрослел. Гоку в питерской толпе вообще не выделялся, узнать его никто не мог, поэтому до поры, до времени он гулял совершенно свободно и даже обзавёлся приятелями. Вопреки опасениям, мальчик сразу понял правила игры и быстро перестал путаться в именах. Тенпо он называл Сашей или Шурой, Кенрена – братцем Яшей, и никак иначе. За «Яшку» от «братца» можно было огрести оглушительный щелбан. Конзен так и остался Конзеном, мало ли какие существуют имена у гламурных молодых людей, а Годжун превратился в Дракона, что от правды не отходило ни на йоту. Четверо взрослых без дела не сидели. Конзен обеспечивал общество продуктами и вёл домашнее хозяйство. Попытки гражданского существа переложить обязанности по дому на других в начале сосуществования имели место, но они вызвали у военных виртуальный громкий смех. Когда раздался страстный призыв Конзена убирать за собой, и им было проявлено негодование, Годжун, оторвавшись от бумаг, на Конзена посмотрел. Кенрен, у которого вещи всегда пребывали в идеальном порядке, возмутился, да так виртуозно, что Годжун поморщился. Тенпо увёл приятеля от греха подальше и долго рассказывал ему о тяжёлой жизни окружающих. О том, что Годжун дни и ночи разрабатывает план по удовлетворению сам-знаешь-кого-тётки, что он, Тенпо, единственный в академии, кто занимается научной работой – пишет Кенрену диссертацию. О том, что Кенрен, в меру сил и способностей, продирается через полузабытые термины, а не делать этого нельзя - защищаться-то ему придётся самому. Короче, военное мастерство маршала не прошло даром - Конзена без применения физической силы удалось уговорить на ударный труд по обеспечению тыла. Обычно, Кенрен под конец рабочего дня встречал Тенпо у дверей академии, и они вместе шли в расположенное рядом тихое кафе. Там под пиво и горячие котлеты Тенпо пересказывал Кенрену очередной кусок диссертации и объяснял подробности. Но сегодня друзьям не повезло. С воплем «Дымов!» к их столику устремился толстенький и низенький военный. - Привет, Дымов! Ты всё в майорах, а мне, глянь, - военный сунул под нос Тенпо опогоненное плечо, - подпола присвоили. Расту. - Здравствуйте, Зубов. - Да брось, Сашка, давай по имени. Сидящего рядом капитана Кремера коротышка игнорировал, хотя и знал отлично. Он, казалось, не замечал, что бывшие сослуживцы совсем не рады встрече. - Не надо было тебе в столицы уезжать. У нас там такое произошло! Командир и его замуля на рыбалке утонули. С берега на газике в воду булькнули. Машину потом нашли, а тела течением унесло, там – без вариантов, водичка осенняя, ледяная. Сразу всем дышать стало легче, и в кадрах произошла движуха. Я звание получил, но должности ждать не стал и тоже смылся. У меня тут тесть – командир училища, генерал и бывший подводник. Квартиру себе выбил, дачу на Финском заливе купил. Тенпо понял, что от разговора не отвертеться, и спросил из вежливости: - У тестя в училище работаешь? Коротышка возмутился: - Что я там не видел?! Тестенька у меня – глыба. Чуть что не по нему – придавит. В приёмке одного НИИ служу. Делать там ничего не надо, только документы подписывать пять дней в неделю. Хотя, лучше не подписывать, суеты меньше. А ты где устроился? - Снова в академии работаю. Некоторые даже не заметили, что меня несколько лет не было. - Живёшь в общаге? Расспросы всё меньше нравились Тенпо. Где живёшь, да с кем, да на какие деньги, поэтому он скромно ответил: - В квартире. - А, это однушки по немецкому проекту, которые даже семейным втирают? - Практически. Коротышка, обожающий сплетни и жизненные подробности, не унимался. - Колись, что ты виляешь. Пришлось ответить: - У меня трёхкомнатная на Морской. - Ни фига себе! За что же в академии такие квартиры раздают? Тенпо поправил очки и сказал скучным голосом: - По наследству досталась. - От кого? Вроде бы родственников у тебя не было. Маршал возвёл очи горе и ответил: - От Гаджиева. Коротышка, присвистнув, сдавленным голосом выдал: - А ведь ходили слухи, что ты не просто так за ним в ссылку подался. Я как-то не верил. Теперь понял – лубоффф. Тенпо сдержался, а вот Кенрен – нет. Он встал и с высоты своего роста очень громко сказанул: - Слышь, Колобок, тебя попкой об паркет давно не стучали? Коротышка возмутился: - Тут тебе не тайга, и Гаджиев не прикроет! - Я тебе без Гаджиева даже ловчее люлей надаю, - был громовой ответ. - С патрулём поговорить не хочешь? – изо всех сил задирая голову, спросил коротышка. Встать он боялся. Всё-таки оставалась вероятность, что сидящего Бешеный Яшка не тронет. - Если он поговорит с патрулём, - щуря глаза, сказал Тенпо, - я поговорю с твоим тестем, его Гаджиев в своё время от смерти спас. Слышал, что тесть твой ценит это и помнит. - Катись, Колобок, и на дороге моей больше не отсвечивай, в блинчик превратишься, - добавил Кенрен. После чего он подошёл к барной стойке и вернулся с графином коньяка. Тост был лапидарен: - Мудак, - сказал Кенрен. - Да, - согласился философичный Тенпо. – Но какой-то мелкий. Наши мудаки были эпичнее. Вечером следующего дня Годжун, сидя дома в полном одиночестве, любовался долгим закатом. Кенрен и Тенпо, занятые «вечерним обучением», обычно приходили гораздо позднее. Особенно поздно они явились вчера, причём явились пьянющими и весёлыми. Тенпо заплетающимся языком поведал разбуженным жильцам о встрече с сослуживцем. Кенрен проиллюстрировал рассказ жестами. Похоже, что говорить словами он уже не мог. Уяснив ситуацию, Годжун поднялся на дыбы и стал похож на памятник Петру Первому, но только без Петра. Не дотянулся дракон до Кенрена потому, что его обеими руками держало за талию такое хрупкое существо, как Конзен. Повредить безвредному гражданскому Годжун не хотел. Сегодня Конзен повёл Гоку на давно обещанный фильм. Вообще-то Гоку мог бы и сам спокойно сходить в кинотеатр, даже уже и с девочкой. Скорее всего, Конзену просто не хотелось признаваться, что ему любопытно посмотреть на очередную победу хиленьких сил добра над могущественными силами зла. Звали в кинотеатр и Годжуна, но он предпочёл смотреть на закат, а не на героических подростков. Годжуну и Гоку было вполне достаточно. Хлопнула входная дверь. Годжун, не отрываясь от окна, ждал слов или звуков, но вошедший оказался тихим и необщительным. Не было слышно шагов, не хлопала дверца шкафа. Годжун, так и не сообразив, кто бы мог прийти в неурочное время, выглянул в коридор. - Тенпо, - удивился он, - а где Кенрен? Маршал, сидя на тумбочке в прихожей, ответил: - У него сегодня отпуск, пусть проветрится, а то диссертация из ушей полезет. Маршал дрессировал генерала с упоением и об ушах последнего раньше не заботился. Годжун, объяснению не поверив, насторожился. - Не темни. Ты так поступил из-за вчерашнего скандала? - Угадал. Я после встречи с Зубом решил в кафе один денёк не ходить. Или даже два. В этом был свой резон. - Экий ты сделался осторожный. - Помню я Зуба, гад он мстительный. Годжун пожал плечами. - Многого я о подчинённых не знал. Хотя, именно к Зубову приглядывался. Не орёл, лямку тянул, в безобразиях не участвовал. - Ты видел то, что он хотел показать, а с другими Зуб не стеснялся. Только Яшку и тебя побаивался. Ещё, правда, Козина опасался, тот его махинации на раз вскрывал и всё нажитое непосильным воровством заставлял вернуть. - Странно, почему Козин мне ничего об этом не говорил? - Ты – друг тестя Зубова. Об этом все помнили. Годжун с досады кулаком стукнул стену, поморщился и проворчал: - Если ты знал о таких особенностях Зубова, надо было осторожней себя вести. Тенпо улыбнулся. - Миротворец ты наш. - Ладно, значит, мне с тобой и погодой сегодня повезло. Пойдём гулять, пока теплынь стоит. Под косыми лучами солнца бронзой и золотом горели листья деревьев, как смола блестел так и не просохший с утра асфальт. Небесные воины, не сговариваясь, дошли до набережной и остановились. Тенпо, опершись о парапет, разглядывал мутную тёмную воду. Годжун стоял у него за спиной, так близко, что маршал затылком чувствовал дыхание дракона. - Иногда мне кажется… Не договорив, Тенпо шагнул назад. Теперь он слышал, как мерно и гулко бьётся драконье сердце. - Что именно кажется? – тихо спросил Годжун. - Что я скучаю по Гаджиеву. Помнишь, как ты встречал меня у пятого разъезда? На БМП приехал. Годжун фыркнул. - Ничего удивительного. Накануне три дня шёл снег. Не на газике же было тебя встречать. - И сразу заставил переодеться. Я в тесноте все локти и колени себе отбил. - Естественно, заставил. Унты и меховой комбез обязательно надо было надеть. Ты же догадался приехать зимой под Читу в шинели и сапогах. Ещё бы в туфлях приехал. Паркетный воин. - А обнимал ты меня в кабинете именно потому, что я такой непрактичный? - Знаешь, - очень серьёзно сказал Годжун, - я до последнего не верил, что ты приедешь. Заставлял себя не верить и о тебе не думать. Патетично сказано, да? - Нет, - ответил Тенпо и надолго замолчал. Низкое солнце исчертили длинные тёмные облака. Тепло растаяло, наступал холодный осенний вечер. - Годжун, а почему ты никогда ни взглядом, ни жестом не говорил мне… - Ты рассуждаешь с позиции многоопытного и чувственного маршала Тенпо. Я тебе всё, что мог, сказал: устроил холостому капитану отдельную комнату в общежитии, выбил серьёзную должность и под неё - майорское звание. Если бы ты не был прекрасным специалистом и внештатным библиотекарем для всего гарнизона, тебя бы завистники живьём съели. И, вообще, скажи честно, был ли Дымов готов услышать от своего командира любовное признание? Тенпо хмыкнул и ничего не ответил. - Вот, - продолжил Годжун. – Молчишь? Ещё и по роже бы засветил старому дураку. - Я никогда не считал тебя ни старым, ни глупым. И по роже, как ты изящно выразился, в любом случае не засветил бы. Но об устройстве мира задумался бы крепко. - Кстати, - добавил Годжун, - я не уверен, что с моей стороны тогда имели место страстные чувства. Тоску, сильную до физической боли, я испытывал, а страсть – нет. Тенпо повернулся и, касаясь подбородком драконьего свитера, с усмешкой предложил: - Может быть, теперь дракон соберётся с силами и признается чувственному маршалу Тенпо… - Нельзя сказать, что я окончательно стал драконом. Хотя, был бы ты в гражданке… - смущённо пробурчал Годжун. – Как-то неловко главнокомандующему армией небесной целовать майора армии земной. Хлопнула дверца машины, и раздался вопль: - Дымов! Опять ты?! Никуда от тебя не деться! Тенпо отстранился и выдохнул сквозь сжатые челюсти: - Зубов, что тебе ещё надо? - Ехал я по набережной и остановился посмотреть, с кем это ты утешаешься. Высокий блондин в чёрном ботинке. В чёрных берцах. Похож. Специально выбирал? Кстати, этот сильнее нашего десанта или слабее? Годжун, совершенно молча, протянул руку и ухватил коротышку за горло. Ни такой ленивой стремительности, ни такой нечеловеческой силы у Гаджиева, конечно, быть не могло. - Хррр… - сказал Колобок. - Что-что? – переспросил Тенпо. – Стемнело. Вокруг – ни души. Вода глубокая, холодненькая. Удобное место и удобное время. Да, Дракон? Когда рука устанет, можешь это в реку бросить. Не отрывая взгляда от жертвы, Годжун кивнул. - Ррррехнулись, - прохрипела жертва драконьей хватки и маршальского остроумия. Годжун спросил вкрадчиво: - Ты что это, плесень, к приличным людям пристаёшь? Следишь? Вынюхиваешь? Бешеный Яшка, если узнает, ножками тебя стопчет, никакой патруль не спасёт. - Да не следил я, случайно проезжал. - Теперь ты знаешь, где не надо больше «случайно проезжать»? - Где? - Рядом с нами. - Вы бы, знаете ли, со старшим по званию осторожнее. Годжун спросил задумчиво: - Кто это тут «старший по званию»? Может быть, тебя, Колобок, Топору всё-таки для верности с потрохами сдать? Объяснить, откуда у тебя на дачу денежки. Топор – не ангел, но, помнится, крыс, которые рядовых обносят, он ненавидит до судорог. Топором в очень узких военных кругах называли колобковского тестя. Называли за полное неумение плавать без подводной лодки. Дымов и Кремер об этой кличке знать никак не могли, званием не вышли. У Колобка выпучились глаза, но вовсе не по причине удушения. - Вы кто? – спросил он с ужасом. Годжун сказал проникновенно: - Поверь, тебе лучше этого не знать, и с нами лучше в будущем не пересекаться. Веришь? - Верю, - ответил подлый, но жизнелюбивый Колобок и побежал к машине. - Миротворец ты наш, - припомнив недавний разговор, сказал Тенпо и улыбнулся. Поздним вечером жильцы квартиры на Морской улице собрались ужинать. Кенрен, гнусно хихикая, поглядывал на покрытого красными пятнами, перекошенного Годжуна. Тенпо только что закончил рассказ о несостоявшемся удушении Колобка. Реакция слушателей на рассказ оказалась нетривиальной. Конзен яростно сопя, пошвырял тарелки с едой на стол и застыл статуей Немезиде. Его упёртые в бока руки говорили о крайней степени праведного гнева. - Вы, военные! Заигрались в войну? Скучно стало? На рожон лезете? - Тебе не понять, - отмахнулся Кенрен, - некоторые вещи нельзя прощать. Правильно Годжун Колобка прищемил. А что вы на набережной такого делали, что Колобок остановился и из машины вылез? - Разговаривали, - ответил Годжун. – Прошлое вспоминали. Кенрен недоверчиво вздёрнул бровь, а Конзен возмутился: - Лучше бы о будущем думали! Бездельники! - Я изо всех сил о нём думаю. Твоя тётка сама виновата в задержке. Сначала она тянула и ничего о подробностях не рассказывала. Видите ли, ждала, пока мы приживёмся. А потом выяснилось, что Питер к заданию имеет весьма отдалённое отношение. Мне пришлось увязывать огромное количество нюансов. Кенрен задал вопрос, который давно уже никто за этим столом не задавал: - Теперь-то ты можешь нам всё рассказать? - Нет. У каждого своё дело. Потом узнаете. Кенрен, иди уроки учи. Генерал вздохнул и признался: - Не до уроков мне. Я, пока вы по набережным гуляли, после вчерашнего похмелился и сам не заметил, как литраху вискара выдул. Теперь к учению временно не способен. Тенпо спросил: - Годжун, ты сказал, что Милосердная сознательно затягивает с нашим возвращение? - Да, но это имеет рациональное объяснение. По крайней мере, я ещё не стал тем драконом, которым был, а подполковнику Гаджиеву на Небесах делать нечего. - Слушайте, - воскликнул Конзен. – А как вы думаете, мы будем счастливы на Небесах? Я уже здесь привык и, кстати, вообще никогда не стану тем Конзеном. - Можно подумать, - покосившись на Тенпо, пробурчал Годжун, - мы здесь счастливы. Конзен сидел на кухне и думал о жизни. В целом теперешняя жизнь Конзена вполне устраивала. Тётки нет, Гоку есть. Тенпо не собирается никого убивать. Кенрен глумится не над ним, Конзеном, а над диссертацией. Годжун после обеда говорит не «кю», а «спасибо», не плюётся огнём и даже не матерится. Остались в прошлом длинные дороги, запах пороха, суровые забайкальские зимы, мошка и комары. Настоящее дарило покой и уют. Комфортная одежда, вкусная еда и никаких клерков с глупыми тёткиными документами. Светлая, просторная даже по тенкайским меркам комната, которую отдали ему и Гоку. Тем более что со временем комната оказалась в полном распоряжении Конзена. Гоку упросил взрослых разрешить ему переселиться в просторный чулан, который старый хозяин квартиры с усмешкой называл четвёртой комнатой. Никто не возражал: вещей у переселенцев было мало, чулан пустовал. Конзен, хотя и привык к компании, тоже согласился, и Гоку стал обладателем собственного домика. Закалённые Нижним миром Кенрен и Тенпо поселились в угловой, прохладной комнате, а Годжун, на правах старшего по званию, – в громадном зале. Конзен, попадая в эту необозримую комнату, не всегда мог сразу сообразить, у себя дракон или нет. То ли это складки отодвинутой занавески, то ли дракон стоит у окна и разглядывает улицу. Кенрен учился, Тенпо работал, Годжун занимался непонятными комбинациями, часами занимая интернет. Их подозрительные сослуживцы больше не маячили на горизонте. Жизнь сделалась размеренной, но у Конзена осталась причина для беспокойства – всепроникающее любопытство соседок по дому. Они подстерегали его на лестничной площадке, останавливали у подъезда и караулили по дороге из магазина. Причудливо накрашенные женщины в разноцветных пуховиках, все, как на подбор, старше и противней тётки. Они загораживали Конзену дорогу и пытались с ним разговаривать о подробностях личной жизни. И чем дальше, тем чаще эти разговоры имели место быть. Три месяца назад. - Здравствуйте, уважаемый. - Бу-бу-бу. Два месяца назад. - Здравствуйте, я ваша соседка. - Спасибо, что сказали об этом. Месяц назад. - Как вам живётся на новом месте? - Я пресс-конференции не назначал! Неделю назад. - Откуда вы приехали? - Издалека. Позавчера. - Какой у вас сын бойкий! - Это племянник. Сегодня. - А почему ваш племянник не ходит в школу? - Мы после переезда ещё школу не выбрали. Потом выберем. - Но как же так, мальчик пропустит год, и ребёнку вместо ВУЗа придётся в армию идти! - Его старший братец именно там служит. Никто не умер, кроме врагов. - Ах, я знаю, кто это! Но странно… Симпатичный мужчина в очках – я его видела в форме - тоже ваш племянник? Совершенно офонарев от невиданных ранее родственных связей, Конзен возразил: - Нет, мой племянник – длинный, чернявый и без очков, а с очками – мой друг. Конзен подумал, что Годжун ему тоже не враг, и уточнил: - Мой близкий друг. Женщина ахнула: - Он живёт вместе с вами? А что по этому поводу говорят ваши родственники? Лицо собеседницы загорелось от любопытства, и Кенрен понял, что сболтнул лишнего. Пришлось спуститься на землю. - Где же ему ещё жить? Можно подумать, правительство раздаёт офицерам квартиры направо и налево. Пришлось потесниться. - А мужчина постарше, седой? - Это наш общий дедушка! – рявкнул Конзен и сбежал. Женщина, проводив его долгим взглядом, устремилась к сидящим на лавочке сверстницам. Вечером Конзен выступил перед обществом с речью. - Совершенно неестественно, что в квартире живут четверо мужчин и подросток. Соседи ломают голову над тем, кто кому кем приходится. Мне надоело объясняться с ними. Надо что-то делать. Например, вместе придумать удобоваримую версию нашего сожительства. Кенрен откликнулся первым. - Годжун – папа, ты – мама, а мы – ваши сыновья. Тенпо на полном серьёзе возразил: - Не пройдёт. Родители - блондины, а дети все на подбор - тёмненькие? Годжун горестно вздохнул. - Может быть, я не блондин, а просто поседел от такой семьи? Конзен опомнился и взвыл: - Какая я тебе мама?! Он мысленно вернулся к недавнему разговору с соседкой и тихо добавил: - Какая я тебе мама, если я - дядя? - Не надо было разговаривать с соседями, - пробурчал Тенпо. – Впредь делай морду кирпичом, ты это умеешь. Кивай, да и всё. Кенрен, почесав затылок, возразил: - Не поможет. Разговоры всё равно пойдут. В доме полно пенсионерок, они только и делают, что сплетничают. Тенпо потребовал конкретики. - А что ты предлагаешь? Срочно разбавить нашу компанию парой-тройкой женщин? Только так. Иначе, при любом раскладе, мы будем выглядеть подозрительно. Кенрен, взглянув на давних знакомых по-новому, спросил мечтательно: - Интересно, как нас сплетницы на пары распилят? Какие есть предположения? Предположений не было, только у Годжуна нашёлся вариант: - Мне – маршала, тебе – Конзена. Конзен немедленно и очень горячо возразил: - Не получится, все уже знают, что Кенрен – мой племянник. Услышав это, Кенрен захохотал. - Ой, не могу! Дядя! Или ты всё-таки тётя?! Остановил дискуссию Гоку. - Вам смешно, а меня все про школу спрашивают. Хоть во двор не выходи. Годжун стукнул ладонью по столешнице и в наступившей тишине торжественно произнёс: - Нет, Гоку, нам не смешно. Я тоже хотел кое-что сказать, но Конзен меня опередил. Мы возвращаемся на Небеса. Милосердная получила то, что заказывала. - А что она заказывала? – спросил Тенпо, но Годжун только отмахнулся. - Значит, я в школу не пойду? – огорчился Гоку. - А как же моя диссертация?! – расстроился Кенрен. – Защита через полгода. - Ваши сомнения понятны, - сказал Годжун, - но лично для меня вариантов не существует. Рога продолжают расти. Да и делать мне в Нижнем мире теперь нечего. Я уезжаю. Тенпо встал. - Ты куда? – спросил Конзен. - Собирать чемоданы. Не люблю расставаний. Надоело уже. - Тенпо, а диссер? – заныл Кенрен. - В Тенкай допишешь. - Не печалься, Гоку, - сказал Конзен. – Тебе в школе бы не понравилось. В десятом классе принято уметь читать и писать, а у тебя с этим – не очень. Вот только хозяйство бросать жалко. - Корова у меня, огород, запасы на зиму… - заныл Кенрен. – Ты даже кошку не успел завести. - Идиот. Квартира. - Что «квартира»? - Она наша, - ответил вместо Кенрена Годжун. – Я ключи приятелю оставлю. Можно будет приезжать, если кого тоска загрызёт. Кстати, что касается кошки, тебя в Тенкай ждёт сюрприз от тёти. Конзен, прошедший многие километры земных дорог, научился соображать быстро. Он встал и строго спросил: - Годжун, говори, чего тётка от тебя хотела, иначе я по всему Тенкай распущу слухи, что ты был у неё в сексуальном рабстве. - Я тебе распущу! – улыбнувшись, сказал Тенпо. – Годжун, говори, иначе я всем расскажу чистую правду о том, как ты в бане… - Предатель. Да пожалуйста. Милосердная, путешествуя в Питере по музеям, со скуки забрела в зоопарк. Там она увидела красивое животное с аккуратными рожками, большими ушами и выразительными глазами. Со временем страсть только усилилась. Короче, мне было приказано животное выкрасть. Но я убедил Милосердную, что лучше не разорять зоопарк, а найти в природе малыша и приручить его. Кенрен недоверчиво переспросил: - Точно - красивое? Больно уж по описанию тебя напоминает. - Какое животное-то? – поинтересовался Гоку. - Не скажу!!! – отрезал Годжун. – И не позволю тебе, маршал, меня шантажировать. В бане я сел на раскалённую железяку, потом долго купал задницу в сугробе и матерился. Всё! Впрочем, тайна недолго оставалась тайной. На Небесах выяснилось, что за Милосердной, куда бы она ни пошла, бродит ручной жирафёнок. Со временем, когда животное подросло…