Под крылом Дракона

Соловьева Римма, растирая руки в перчатках, скользила по тонкому льду, стараясь не выронить зажатую подмышкой сумку. Зима, неуверенно вступающая в свои вроде бы законные права, поражала жителей города своими слишком нетипичными сюрпризами – то оттепелью, то дождем, то хлопьями крупного снега. Иногда, выходя из дома на работу, девушка не понимала какое сейчас время года все-таки. Календарь же утверждал, что «декабрь – это зима». Приходилось соглашаться. Тем не менее, в тот день погода была все-таки больше зимняя – лужи промерзли до дна, изо рта вырывались облачка пара, а снежная крупа практически скрыла заледеневшие куски грязи под собой. Уместный шарф, шапка и теплые сапоги приятно согревали, но вот перчатки подводили. Видимо, виной всему был влажный воздух, а, может, то, что в составе материала не было и процента шерсти. Мобильник оттягивал карман в недрах шерстяного пальто, иногда ударяясь о бок хозяйки при ходьбе. Римма ждала, что он нетерпеливо начнет вибрировать из-за звонка, но техника не торопилась совсем никуда, в то время, как девушка начинала волноваться – последний раз она разговаривала по нему минут сорок назад, а, значит, она сильно опаздывала. Рита позвонила сразу после окончания рабочей смены сестры, и ее голос не казался глухим и тусклым. Совсем наоборот – школьница была чем-то довольна, что сразу показалось куда более взрослой родственнице странным, учитывая её общее поведение последние месяца полтора. После общего праздника школьников в стенах квартиры Риммы, Рита практически пропала из виду – она не звонила, не присылала сообщений. Впрочем, старшая из сестер Соловьёвых оказалась по уши занята на работе и узнавала о событиях в семье только через редкие разговоры с матерью по домашнему телефону. Сначала Соловьева-младшая вечерами закрывалась в комнате и, судя по еле слышным звукам изнутри, ложилась едва ли не в третьем часу ночи ежедневно. Это сказалось на учебе, начавшейся после коротких осенних каникул, и вскоре Рита вовсе перестала ходить в школу, время от времени передавая письменную домашнюю работу через подругу Марину. Но и это продолжалось недолго. Перестав разговаривать даже с родителями, девушка безвылазно сидела в комнате, лишь изредка выходя на прогулку, чем пугала мать. Отец же, ссылаясь на возраст, просто наблюдал и не предпринимал никаких бурных действий. И, вот, наконец, она решила пообщаться, попросив свою единственную сестру прийти в старый парк, недалеко от их старого дома, к любимой скамейке, где они любили играть детьми. Римма прекрасно помнила и скамейку, и парк, но чертов автобус слишком долго не подходил, и она боялась, что Рита потеряла терпение, как это может случаться в ее возрасте и снова уйти домой, закрывшись от всех. Мама говорила своей старшей дочери, что младшая сильно изменилась, но Римма верила в это с трудом, особенно когда ей чуть ли не шепотом сказали, что Ритке, этой хохотушке и баловнице должно быть скорее не семнадцать, а минимум сорок лет – внезапно накатившая серьезность и замкнутость не скрывались. До своего добровольного заключения она все так же продолжала вести домашние дела, но как-то привычно-отрешенно. А ее взгляды, задумчивость, новая манера говорить… Римма бы с удовольствием вызвала бы родительнице коллегу-врача, если бы не рассказ Риты в ночь ее появления после дней полного отсутствия. Длинные волосы, ожоги на теле… А странное поведение на празднике?! С ней действительно приключилось что-то из ряда вон выходящее, что она предпочла скрыть даже от сестры. Однако, даже держа язык за зубами, она невольно выдала свою тайну – она была без ума от неизвестного Римме мужчины, настолько, что ее реакцию было невозможно объяснить несколькими словами. «Она ведь правда его любит, бедняжка,» - мысленно посочувствовала сестре девушка, заходя в ворота парка и выходя по заснеженной дорожке к заветной скамье. Фигурку сестрицы она заметила издалека из-за яркой ткани куртки. Не смотря на то, что с их последнего свидания прошло немного времени, Римма видела, что родственница умудрилась немного поправиться даже с ее образом жизни. Школьница внимательно следила за движением Риммы, а когда их разделяло метров тридцать, положила пакет, который держала в руках, на лавочку и, развернувшись, двинулась прочь. Римма прибавила шагу, но чуть было не подскользнулась, вовремя найдя опору в скамье. Вновь взглянув туда, где должна была быть Рита, девушка увидела, что та теперь просто стоит в нескольких десятках метров и наблюдает без движения. Когда Римма собралась-таки догнать сестру, она вспомнила про оставленный пакет и взяла его, найдя его довольно-таки тяжелым. Внутри оказалась приличная стопка толстых тетрадей, заботливо упакованных в пластиковую папку на кнопке. На небольшом листочке, под пластиком была единственная запись – «Римме». Заинтриговано щелкнув кнопкой папки, девушка достала тетради, пролистав несколько первых попавшихся, поняв по строчкам, что перед ней какой-то дневник, или что-то очень его напоминающее. Открыв последнюю из тетрадей, Римма нашла вкладыш на конечной странице. Все, что она видела до этого, было написано очень торопливым почерком, кое-где буквы выводились не один раз, но записка оказалась иной – ровные строки, ровные буквы, неторопливый слог. «Все это должно тебе помочь. По крайней мере, я на это надеюсь. Пожалуйста, выполни мою просьбу – пусть мой подарок тебе увидят другие – думаю, некоторым из них он принесет большую пользу и ответит на некоторые вопросы. Я очень люблю и тебя, и маму с папой, но для них это будет сложнее – они всегда будут считать меня своей маленькой дочкой. Присмотри за ними, пока не сможешь разъяснить им простые истины, ладно? Еще раз – очень тебя люблю. И жду. Фарэ.» - Фарэ? – одними губами пробормотала Римма, поднимая голову в поисках Риты, но очень сильно удивилась, найдя ее на том же месте, но уже не одну. При виде новой незнакомой фигуры девушка испытала незнакомое ранее волнение, и его не объясняла необычная одежда незнакомца и его длинные смольные волосы. В нем было что-то иное, по-своему знакомое и незнакомое одновременно. И он обнимал ее сестру. Трепетно и крепко, практически полностью скрыв ее за полами широкого тяжелого плаща. Римму посетила мысль, что это и есть тот самый незнакомец, укравший и душу, и сердце ее дражайшей Ритули, но Соловьева-старшая почему- то не считала его опасным для сестры. Облегченно вздохнув, Римма улыбнулась, возвращаясь к записке. Перевернув лист, она едва не рассмеялась – Рита нашла время и порисовать цветными карандашами, довольно умело изобразив беседку с колоннами в античном стиле, скрывшуюся под вьющимися растениями. Позади строения виднелась шпилевидная башня с флагом, чей вид вызвал у Риммы тяжелую неприятную возню в животе. Развеселила небольшая подпись у нарисованного цветка, немного смахивающего на лилию. «P.S. Ты же помнишь как тебя зовут?» Усмехнувшись, Римма внимательнее стала разглядывать рисунок цветка. Он дарил невесомую радость и облегчение, вырвавший облачко пара изо рта. - Ilrimiz… - улыбнувшись, произнесла девушка, почувствовав, что листок бумаги слишком сильно потяжелел. И не удивительно – из ниоткуда на ладони Риммы появился гребень из крепкого белого материала с искусным украшением – целым букетом цветов, один из которых замер в рисунке. Быстро подняв голову, она хотела вновь увидеть сестрицу и неизвестного, державшего Риту в охапке. Но дорожка в парке была абсолютно пуста.