Тридцать шестой день осени

      Вот и бабье лето кончилось. Я понял это сразу же, как проснулся и увидел в окне тучи. Они будто нависли над городом, почти касаясь крыш. Тучи казались тяжелыми, как мешки с песком, и плотными, как мокрая вата.       Неожиданно небо посерело еще больше, став совершенно мертвенным. Не думаю, что Бог смог бы жить там... Во всяком случае, ему было бы весьма некомфортно среди всей этой влажной серости. Как, должно быть, печально это - быть обреченным торчать в таком скучном небе...       Подул ветер, взметнул влажные листья с лысеющих деревьев, сорвал чью-то шляпу и швырнул на грязный, покрытый радужными пятнами мазута асфальт. Лысый господин с лицом Черчилля погнался за своим головным убором, смешно дрыгая руками и расталкивая прохожих. Наконец, шляпа мягко приземлилась в одну из луж.       Господин с досады еще сильнее замахал руками, отчего стал похож на выпавшего из гнезда птенца. Лысого птенца-переростка. Однако, вскоре господин Черчилль скрылся в одном из магазинов, видимо, чтобы не промокнуть под начавшимся дождем.       Сначала морось, а затем и тяжелые, тугие капли срывались с неба. Под этими каплями раскрывались все новые и новые грибы-зонтики, черные и разноцветные, с узором или вовсе прозрачные.       Сквозь форточку в комнату проникал дождь. Я собрался закрыть ее, но вдруг кое-что привлекло мое внимание.       Трепещущее желтое пятнышко вместе с дождем влетело в помещение и закружилось под потолком. Сначала я не поверил своим глазам. Бабочка? В октябре?..       Но это действительно была бабочка-лимонница. Ее полупрозрачные крылышки будто сохранили в себе тепло такого горячего и ласкового солнца, принеся с собой воспоминание о минувшем лете, заставляя погрузиться в атмосферу царившего тогда беспечного и бездумного счастья.       Бабочка присела на фиалку и сложила тонкие, невесомо-желтые крылья. Дождь шумел за окном.       Шел тридцать шестой день осени.