А девчонкой был бы краше...

      Стояла середина лета, которое в этом году выдалось особенно жарким. Раскаленный воздух за короткие июльские ночи не успевал остывать, и зноем нещадно парило с самого утра. От жары не было спасения ни в тени густых крон деревьев, ни в реке, воды которой прогрелись до самого дна. Оба берега заросли речным тростником, но на этом сходство обрывалось. По левую руку зеленым ковром раскинулся лес, берег же справа напоминал лоскутное одеяло: отливающие когда-то золотом поля сейчас темнели черноземом, их сменяли пестрые луга и малахитовые сады, из-за которых испуганно выглядывали соломенные крыши выбеленных хат. Это станица Збруевка.       Но если стены своих хат хозяйственные жители хутора успели обновить, то обугленные деревья так и стояли черными метлами, словно уродливые памятники в честь атамана Сидора Лютого и его банды. Пару недель назад они разграбили на хуторе все, что можно, а тех, кто посмел встать у них на пути — прилюдно повесили. Замучили бандиты и Ивана Щусь, перешедшего после Октябрьской революции на сторону большевиков и Советской власти. Детей партизана Лютый не тронул, исподлобья наблюдая, как всю казнь старший хлопец крепко прижимал к груди рыдающего брата.       А когда Лютый покинул хутор, ребята вместо того, чтобы отправиться в город к родственникам, ушли в лес к друзьям Яшке и Валерке. Первый был цыганенком, а второй гимназистом, правда, бывшим, но все равно знал больше, чем Яшка, Данька и Степка вместе взятые. Водоворот гражданской войны лихо закрутил судьбы четверых ребят, сбрызнул кровью и перемешал между собой, положив начало крепкой дружбе и чувствам куда более романтичным…       Яшка сидел у входа в шалаш и задумчиво перебирал огрубевшими пальцами струны гитары, без которой он, как настоящий цыган, своей жизни и представить не мог. Пел Яшка тоже хорошо — заслушаешься, а танцевал еще лучше. Валерка и Данька, сморенные жарой, дремали в шалаше. Яшку тоже начало клонить в сон.       Отложив гитару, он направился к реке и нырнул в воду. Сон нехотя начал отступать и, чтобы разогнать остатки лени, Яшка поплыл на противоположный берег.       Рано утром в Збруевку, к тетке Дарье убежал Степка, который хоть и приходился Даньке братом-близнецом, а и ростом был пониже его, и сам на вид щуплый. Но впечатление это обманчиво: в драке Степка от брата не отставал, тумаки раздавал наравне с друзьями. В Збруевку за картошкой тоже бегал Степка. Правда, лишь в те дни, когда в хуторе было тихо, и не приходила с очередным грабежом банда Бурнаша. Возвращался Степка обычно к обеду, а сейчас солнце как раз в зените, и Яшка решил встретить друга. Место выбрал неприметное, на границе с лугом, и засел за деревом. С луга тянуло приятным запахом скошенных трав, громко звенели кузнечики, все как в былые времена — и не скажешь, что на страну опустился голод и разруха.       Наваждение слетело, как только Яшка увидел вдалеке фигуру человека. Вот только зоркий глаз цыгана сразу определил, что не Степка это, да и не парень вовсе, а девчонка в платке и юбке. Шла она прямиком к реке, прямо на Яшку, и цыган спешно отступил к лодке, которую Степка оставил в условленном месте.       Но вскоре на берег вышла не девчонка, а сам Степка, и Яшка, выскочив из зарослей речного тростника, удивленно уставился на узелок в руках друга. Цыган был готов поклясться, что точно такой же узелок был и у девчонки.       — Яшка?! — от неожиданности Степка чуть не подпрыгнул. — Ты что здесь делаешь?       — А где девчонка?       — Какая девчонка? — не понял он, но Яшка уловил в голосе Степки скорее не удивление, а испуг.       — Откуда мне знать? Ваша, с хутора, — цыган не сводил с парня подозрительного взгляда.       — Разминулись видно, — невинно хлопая глазами, сказал Степка и побрел к лодке.       Обратную дорогу до лагеря молчали, но Яшка все никак не мог выбросить из головы загадочную девушку.       «Видать зазноба это Степкина», — подумал Яшка.       Другого объяснения случившемуся он не находил. И хотя Степка на пятнадцатилетнего хлопца никак не тянул, и поверить в то, что он влюбился, было крайне трудно, но зато это объясняло частые отлучки Степки в Збруевку.       С того дня Яшка стал ждать новой оказии, чтобы подтвердить свои догадки. А Степка словно прочитал мысли цыгана и в хутор долго не шел, до последнего тянул, пока Данька не отправил.       Когда Степка причалил к противоположному берегу, цыган уже ждал его в надежном укрытии. Степка, как Яшка и рассчитывал, слежку не учуял и направился к хутору. Вот только едва Яшка расслабился, как Степка резко свернул к ближайшему стогу сена и скрылся за ним. Цыган насторожился, а когда из-за стога показалась та самая девчонка, растерялся окончательно. Расстояние между ними было совсем ничего, но лица девушки Яшка не увидел: на этот раз она шла не от хутора, а по направлению к нему. Степки видно не было.       Дождавшись, когда фигура скрылась из виду, Яшка бесшумно подполз к стогу, но Степка как сквозь землю провалился.       — Степка, вылазь, — позвал он друга. — Это я, Яшка.       Никто не отозвался. Тогда цыган начал прощупывать стог, но лаза не отыскал, зато нашел одежду — рубаху и штаны. Яшка сразу определил, что одежда Степкина, а значит девушка — переодетый Степка!       Яшка не сдержался и рассмеялся. Затолкав одежду обратно, откуда взял, утирая выступившие от смеха слезы, вернулся в лагерь.       За обедом цыган не сдержался и, наблюдая, как Степка перекидывает горячую картофелину из ладони в ладонь, чтобы та хоть немного остыла, пошутил:       — Ешь-ешь, толще будешь, — заметил Яшка с хитрым видом. — Наращивай мясо, не девчонка же.       При последних словах Степка вдруг подавился картофелиной и залился румянцем.       «Вылитая девчонка, — вздохнул про себя Яшка, стуча кулаком по спине Степки. — Ему бы девчонкой родиться».       И тут Яшку осенило. Он внимательно оглядел друга с головы до ног и словно впервые увидел его.       Нельзя сказать, что Степка был уж совсем тощим. Такое впечатление скорее складывалось из-за его маленького роста. А вот ступни и ладони у Степки были совсем какие-то детские: маленькие и аккуратные. Лицо слишком мягкое и нежное для хлопца, опять же личико ребенка. Или девушки. Вон какие глазища, ресницы длинные, черные. И фигура при всей худобе не угловатая, а ладная и стройная…       Яшка смотрел на Степку и не мог отвести изумленный взгляд.       Данька и Валерка не обращали на них никакого внимания, о чем-то громко переговариваясь. А вот Степка почувствовал пристальный взгляд друга, поспешно доел скудный обед и ушел в шалаш.       На ужин Степка не вышел, но если Валерку и Даньку это не встревожило, то Яшка места себе не находил. А пойти к нему при ребятах он не решился.       На землю опустились сумерки, начали стремительно сгущаться. Яшка не отходил от шалаша с самого обеда, все караулил Степку. Ребята о чем-то спорили у костра: Данька как всегда был по-взрослому серьезен и собран, а Валерка то и дело интеллигентным жестом поправлял очки и настойчиво тыкал пальцем в потрепанную книгу, которая уже давно пропахла дымом.       Яшка слабо улыбнулся, глядя на друзей, и чуть не пропустил Степку, бесшумной тенью проскользнувшего мимо него к реке. Яшка увязался следом, держась от Степки на порядочном расстоянии и догнав его лишь на берегу.       Степка не видел и не слышал Яшку и собирался искупаться. Даже начал стаскивать с себя рубашку.       — Решил искупаться? — крикнул Яшка.       Степка поспешно оправил рубаху, но к цыгану даже не повернулся. Яшка поравнялся со Степкой, глядя на него сверху вниз.       — Неужто передумал? — спросил он, но Степка опять не ответил, лишь сильнее ссутулился и запихал руки в карманы штанов.       Яшка не знал, что еще сказать. Спросить напрямик стеснялся, а назойливая мысль упорно жужжала в голове, лишая покоя. Он знал, что не уснет, если не получит прямой ответ на свой вопрос.       «Даньку может спросить?» — пришла новая мысль, но Яшка тут же ее отмел.       — Я знаю, что ты не мальчишка, — наконец выдавил он из себя.       — Давно? — тихо спросила она, но на этот раз не ответил Яшка.       — Ловко вы нас разыграли, — вместо этого усмехнулся он.       — И что теперь? — вдруг громко спросила она, расправляя плечи и с вызовом глядя в большие черные глаза цыгана. — Попросишь Даньку отправить меня в город?       — Зачем же? — удивился он. — Нет, — покачал головой и медленно побрел обратно.       Она удивленно посмотрела ему в спину. Ни капли презрения не было в его глазах, ни грамма осуждения. Она так боялась этого разговора, так страшилась разоблачения, и выходит зря. Данька бы все равно не отправил сестру в город, но пугала сама мысль, что Яшка не захочет видеть девчонку в отряде. А он и не расстроился совсем. Она вмиг повеселела.       — Стой! — схватила она его за руку. — Меня Ксанкой звать.       Ее лицо озарила улыбка. Яшка видел ее много раз, но тогда она принадлежала мальчишке, а сейчас ему улыбалась девчонка, но странное дело — он не жалел об этом. Эта девчонка на лошади скачет да из револьвера стреляет не хуже парня. И сейчас Ксанка казалась ему самой лучшей девушкой на свете.       Яшка улыбнулся в ответ и подумал: «А в платке ей все же лучше»…