Исповедь падшего

      Жалкая, заполненная, но бессильная оболочка. Слабое податливое тело, кусок плоти. Клетка для рожденного летать. Быть собой и одновременно не быть собой, какая же это мука. Еще хуже - это помнить все, что натворил.       У ангелов нет души, поэтому чувствовать, как люди мы не можем. Мы смотрим на ваш мир со стороны, как в детстве, когда вы присаживались на корточки и с интересом наблюдали за муравейником. Мы не постигаем ваших желаний, страстей, слабостей, ибо мы выше этого, мы свободны от земного. Поэтому оставаться по сути своей ангелом, но при этом быть смертным – это невыносимо.       Часто я забирался ночью на крышу и сидел там до самого рассвета. Спать до сих пор не вошло у меня в привычку. Я смотрел на звезды и гадал, что же теперь происходит на небесах. Я вспоминал все, что было со мной раньше, все эти долгие тысячелетия. Странно, раньше время тянулось так медленно, а теперь оно стремительно сжимается, словно пружина, готовая лопнуть. Только за эти последние несколько лет произошло столько событий, что для одной человеческой жизни уже много.       Я вспоминал апокалипсис, которого так и не было, вспоминал войну наверху, левиафанов, но особенно сильно меня жгли мысли о собственном предательстве и глупости. Я возгордился, но меня опустили на землю, причем в прямом смысле слова. На каком основании я решил, что вправе действовать от имени Господа? Как же низко я пал. Я думал, что я избранный, что мне уготовано место нового Творца. Какой из меня небесный воин, если простому демону удалось ввести меня в искушение? Благими намерениями оправдывал я свою гордыню и жажду власти. Я предал тех, кто считал меня другом. Я предал того, кто считал меня своим братом.       «Кас, после Сэма вы с Бобби для меня самые дорогие люди»       «Мы одна семья»       «Ты мне, как брат»       «Лучший друг»       «Почему ты не пришел ко мне за помощью?»       Эти слова так и звенят у меня в ушах. Прости, Дин. За все, что я натворил, за все, что я сказал тебе, прости. Я не знаю как выглядит это чувство, но думаю то, что я испытываю это оно. Мне, правда, очень жаль.       Я со всего размаху бью кулаками об стену, удар за ударом, а потом просто смотрю, как из разодранных костяшек сочится кровь. Теперь я чувствую боль, я знаю, на что это похоже. Она не дает мне забыть, что я еще существую. Я знаю, что иногда люди делают так, чтобы выместить переполняющие их эмоции. Что ж, думаю, они поступают правильно. Действительно, становится чуть легче.       У ангелов нет души. Наверное, это правильно, ибо для того, чтобы выполнять приказы, она не требуется. Нужен только ум и послушание. Но с людьми все по-другому. Я не постигаю их понимания мира, не знаю, почему в одних ситуациях они радуются, в других плачут. Плакать они могут и от горя, и от счастья. Радоваться могут как удачам, так и неудачам. Могут радоваться даже самым незначительным мелочам, вроде звонка с урока или подъехавшему вовремя автобусу. Я вижу мир неполным, без каких либо красок, не так, как видят его остальные. Я, как человеческий ребенок, который начинает познавать окружающую его действительность, однако, у него есть передо мной преимущество: у него есть душа, а еще он рано или поздно разберется во всем, ибо он – человек.       Люди так зависимы от условностей. Я не понимаю, зачем женщины красятся, зачем принимают таблетки для похудения. Зачем мужчины бреются и стригутся? Зачем люди тратят деньги на совершенно ненужные им вещи, прикрывая это необходимостью покупки?       Зачем люди лгут? Их начинают учить этому с самого рождения. Почему они не всегда говорят правду? Почему предпочитают услышать ложь?       Помню, как один раз я не выдержал. Я залез на крышу и, набрав в грудь воздуха, закричал: «Где ты? Зачем ты все так устроил? Неужели ты так и хотел? Почему ты нас покинул? Я верил тебе, сукин ты сын! Почему все так? Давай, накажи меня, неужели тебе все равно?» Я тяжело дышал, глядя на серые тучи и ожидая немедленной кары, но её не последовало. Ничего, ни единого намека на то, что мои слова были услышаны. Мне было бы гораздо легче, если бы на мою голову обрушился столп огня, молнии, все что угодно, но только не это молчание. Это значит, что Его ничуть не волновало то, что происходит на земле. Он бросил нас. Бросил, не сказав, что делать. Поняв это, я сел на гравий. По щекам покатилось что-то горячее, я чувствовал себя обманутым, брошенным. Это чувство так и жгло меня изнутри. Я приложил руку к лицу и ощутил влагу. Так вот из-за чего люди плачут. Им больно.       Я больше не вижу. Не вижу, так, как видел раньше. Когда-то я видел все: мысли, желания, прошлое. Обладая истинным зрением, видишь сущность всего, подлинное обличье, то, что сокрыто от посторонних. Теперь я вижу только людей, дома, машины. Человеческое зрение – самая ненадежная вещь, самая обманчивая. На него нельзя полагаться.       Теперь я ем. Мне нужно питаться, чтобы поддерживать энергию в теле. У еды есть вкус: острая, кислая, сладкая, соленая. Я ем, чтобы моя оболочка нормально функционировала в то время, как многие люди едят просто так, чтобы насладится. Я не понимаю и этого. Зачем? Удовольствие можно получать и другими путями. Я держу в руке мороженое и смотрю, как оно тает на солнце. Его лучи неумолимы, они заставляют мороженое истекать сливочными слезами. Раньше я мог бы просто запретить ему таять, но сейчас мне остается только наблюдать.       Люди, как же вы живете, как справляетесь с мыслью о своем бессилии? Вы не можете противостоять болезням, несчастьям, неудачам, смерти. Вы не властны над своей жизнью и, тем не менее, вы не перестаете бороться. Несмотря ни на что, вы надеетесь на лучшее и стремитесь стать лучше. Откуда вы берете силы? Почему вы до сих пор сохраняете веру в того, кто покинул вас, в того, кому на вас наплевать?       Я помню, как в первое время мне на все было наплевать. Я думал, что мне теперь нечего терять, ибо у меня ничего не осталось. «Самое время погрузиться в пучину порока и разврата», - с мрачной усмешкой подумал я. Перед глазами всплыла картина: ночь, я и Дин, его чуть нахальный низкий голос:       -Эй, а как же выпивка, девочки?       -Девственником в мою смену ты не умрешь. Я не допущу, идем.       Тогда я подумал: «Вот то, что мне нужно!», накинул свой плащ и отправился на поиски ближайшего дома терпимости. Через пару кварталов я нашел то, что искал. Внутри приглушенный свет, мягкие диваны, все в розовом цвете. По углам за столиками ютятся небольшие компании. Никто не повышает голоса, только изредка раздается заливистый привлекающий к себе внимание хохот девиц. Я прохожу и сажусь за небольшой столик. На лицо падает мягкий розоватый свет от лампы, висящей надо мной. Ко мне тут же подлетает девушка с волосами, пережжёнными феном и плойкой, готовая принять заказ. Я беру себе пиво. Мимо меня проходят, покачивая бедрами здешние блудницы, одетые, а точнее непотребно раздетые так, как будто вокруг никого нет. Перья, пух, абсолютно прозрачные кусочки ткани, едва прикрывающие тело. Помню, когда я пришел в подобное заведение с Дином, то я был напуган. Казалось, что все, чему меня учили на небесах, все божьи заповеди там не действовали, будто это был свой отдельный мир. Я боялся, боялся пасть еще ниже, боялся самого себя, того, какие смешанные чувства вызывали во мне блудницы. Теперь же я сижу, полный мрачной решимости, как говорил Дин, «оторваться по полной».       -Ты восстал против небес, пороки идут, как бонус.       Он был прав. Я потягиваю дрянное пиво из кружки и оглядываю проституток, засунув вопившим от протеста остаткам прежнего себя кляп в рот. Я теперь никто, и пора выдавливать из себя по капле того, кем я был раньше. Поздно цепляться за прошлое.       Ко мне, демонстрируя свое тело, подходит миниатюрная брюнетка в красном пеньюаре. Плотоядно улыбнувшись алыми, как клубника, сочными губами, она спрашивает:       -Привет. Не хочешь повеселиться?       У неё голос с хрипотцой, наверное, от табачного дыма. Я отрываюсь от кружки, прислушиваясь к своим ощущениям. В теле Джимми Новака зарождаются новые для меня ощущения. Внизу живота будто натягивается тугой узелок, меня будто засасывает темная бездна, из которой мне потом не выбраться. Ну и пусть. Я ставлю кружку на столик.       -Я не против.       Она удовлетворенно кивает и, опершись руками на столик, как бы ненароком демонстрирует мне свою грудь, которую едва сдерживает декольте.       -Меня зовут Лилит, а тебя как?       Лилит. Надо же, какое совпадение. Я усмехаюсь своим мыслям и отвечаю:       -Кас.       Она подсаживается ко мне на колени и обвивает одной рукой мою шею, а второй перебирает мои волосы.       -Ты такой напряженный, Кас, - шепчет она. – Я помогу тебе расслабиться.       Она проводит пальцем с длинным наманикюренным ногтем по моей щеке.       -Тебе так идет эта щетина, - мурлычет Лилит. – Люблю брутальных мужчин.       -Так чего мы ждем?       Она встает с моих колен и берет меня за руку, ведя в свой альков. Её комната в дальнем конце коридора, в центре – огромное ложе со спинкой в виде бордового сердца, все вокруг в розовом и красном – пуфики, стены, пол. Она усаживает меня на кровать, и я замечаю на столике фигурку младенца с крыльями, вроде тех уродливых фигурок, что продают в дешевых сувенирных лавках. На секунду мне в голову закрадывается сомнение, но я беспощадно давлю его. Пусть и он смотрит на то, как низко пал его собрат. Эта мысль даже приносит мне какое-то удовольствие. Лилит протягивает ко мне руку.       -Деньги вперед.       Я отдаю её плату. Смешно, а еще говорили, что ничего нельзя купить. Можно заменить все суррогатом. А ведь изначально у секса было совсем другое предназначение. Лилит пересчитывает купюры и аккуратно кладет их в тумбочку. Она оборачивается и медленно подходит ко мне. Я, как завороженный, смотрю на её плавные движения. Девушка снимает с меня плащ, стягивает пиджак и садится ко мне на колени. Она игриво улыбается, впиваясь мне в рот своими пухлыми губами. Я мысленно прокручиваю в голове увиденный мною тогда фильм о няньке и разносчике пиццы, как руководство к действию. Её удивляют мои действия.       -Надо же, а с виду такой неприступный, - произносит блудница.       Разум мой протестует против этой затеи, как бы ни была соблазнительна Лилит, я не испытываю к ней ничего кроме отвращения. Она продает свое тело, драгоценный сосуд, подаренный ей Богом, здесь в этом грязном месте за деньги. Она полна скверны. Но моему телу наплевать, сегодня оно за главного, поэтому я велю разуму заткнуться. «Мне нечего терять», - проносится у меня в голове, прежде чем Лилит укладывает меня на спину.       Уже после грехопадения мы лежали на кровати. Она курила, выпуская кольца дыма в потолок и потягиваясь, как сытая кошка. Я молчал. Что-то внутри подсказывало мне, что наверное в таких ситуациях нужно было что-то сказать, но с ней мне говорить было не о чем. Я лежал, стараясь не смотреть на блудницу, и прислушивался к своим ощущениям. Тело было довольно, оно получило все, что хотело, но пустоты внутри это не заполнило. Я чувствовал себя мертвым. Многим людям это нравилось, например Дин был готов соблазнить все, что носит юбку, но я не находил в этом ничего необыкновенного. Может быть, я чего-то не понимал, может быть, я был устроен как-то не так, но эта ночь ничего мне не дала. Единственное, чего мне хотелось, это принять душ и смыть с себя все воспоминания. Лилит повернулась ко мне и стала водить ногтем по моей груди.       -Такой красавчик и здесь, - она подняла бровь. – Неужели тебя еще никто не захомутал?       Она выпустила струю дыма. Я не знал, что ответить.       -Как понять «захомутал»?       Лилит хрипло рассмеялась.       -Ну, прибрал к ручкам, привязал к себе. Неужели у тебя нет подружки?       Я покачал головой. Она отряхнула пепел с сигареты.       -Чудной ты. Я б такого не упустила.       Мне больше не хотелось здесь оставаться. Я встал с кровати и начал собирать одежду. Когда я надел плащ и приготовился наконец-то уйти, она свистнула.       -Эй, ковбой.       Я обернулся. Она кокетливо помахала мне ручкой.       -Заходи еще, буду ждать.       Я не ответил и поспешил выйти за дверь под её смех.       На улице было свежо, солнце еще не встало. Я набрал полные легкие воздуха и пошел по улице, даже не смотря куда иду. Я нашел магазин со спиртным и купил себе бутылку. Напиток обжег мне горло так, что я поперхнулся. Мысли стали куда-то улетучиваться, мне стало легко на душе, будто оттуда вымели весь сор. Я почувствовал себя свободным и независимым. Так вот почему люди пьют. Алкоголь дает, хотя и временное избавление от проблем, точнее он не избавляет от них, а притупляет переживания. Теперь я готов был бросить вызов кому угодно, хоть Богу, хоть черту. Я хохотал, вспоминая себя, каким я был раньше, размышляя над тем, каким стал. Я смеялся не потому что мне было смешно, а потому что мне хотелось, чтобы я сам так думал. Я слал куда подальше все на свете, крыл последними словами всю небесную канцелярию, апокалипсис, всех. А особенно Его. За то, что бросил, за то, что не помог, не дал знак, не остановил вовремя. Я пил и пил, ощущая, как тело становится непослушным, а мысли путаются. Не помню, как оказался у дверей квартиры, как нашарил ключи в кармане, как ввалился внутрь и кое-как нашарил кровать. Потом я лежал, а мир крутился вокруг меня, и я чувствовал это движение.       Наутро пришла расплата за вчерашнее. Голова раскалывалась так, будто в ней начался свой маленький апокалипсис. Почему то перед глазами плыли зеленые круги, во рту было суше, чем в Сахаре, а желудок выделывал такие коленца, что хотелось просто умереть лишь бы прекратить все это. Я дополз до унитаза, и меня буквально вывернуло наизнанку. Ощутив щекой холод белого фаянса, я застонал и обнял его руками, пытаясь продлить это ощущение. Божественное чувство. Я дополз обратно до кровати и рухнул на неё. Уже вовсю светило солнце, освещая моё жилище, а я в эту минуту просто ненавидел его за то, что было слишком светло. В голове стучали молоточки, пульсирующая боль отдавалась в висках, заставляя меня стонать. Я перевернулся на бок. В голове встала картина: я, Дин, обочина. Он кладет мне руку на плечо.       -Слушай, не меняйся, хорошо?       Я впился ногтями в наволочку. Он верил в меня, даже когда я не мог сделать этого, когда я сомневался. Он пытался сохранить мне верность до конца, а что делаю я? Пытаюсь забыть все, что натворил с помощью алкоголя и разврата? Я трус, я хочу сбежать от реальности. Мне не хватает смелости, встретится с нею лицом к лицу. Пока я остаюсь Кастиэлем, слугой света, я не пал окончательно, я не повержен. Нужно попытаться остаться самим собой, сохранить то, что у меня осталось. Нужно бороться, как это сделал бы Дин. Слезы вины и раскаяния выступили на моих глазах. Я сел на кровати и посмотрел в окно.       -Хорошо, Дин, не буду, - прошептал я.       Я злился, злился на самого себя. Я бил кулаками об стену, крушил все, что видел на своем пути и радовался, когда тело испытывало боль. Так тебе и надо, слабак и трус! Я ненавидел свое отражение. В вихре злости, охватившем меня, я забыл про боль в голове, про все. Мне хотелось наказать себя, изувечить за мое малодушие. Я схватил нож и резанул себя по руке. Показались алые капли крови, и тут я остановился. Он стекали по лезвию, по коже, оставляя красные дорожки и капая на пол. Я швырнул нож в сторону и сел на пол, пытаясь отдышаться. Рассудок вновь возвращался ко мне, вместе с ним и воспоминания, но теперь я не хотел от них бежать. Я знал, что мне нужно встретить их лицом к лицу. Пусть теперь и в одиночку, я справлюсь с этим. Господь никому не дает больше, чем он способен вынести.