Шел седьмой год в Хогвартсе

Было решено отправить Гермиону в её комнату. Лаванде и сестрам Патил было велено позаботиться о ней. Гарри и Рон пытались всячески успокоить Гермиону, объяснить ей, что это не её вина и, что она просто устала. А хорьку давно стоило вмазать, так как, выразился Рон, ему не помешает профилактика такого рода хотя бы раз в три года. А насчет наказания ей вообще волноваться не стоит. Ребята на нее совсем не обиделись, и ей вообще памятник должны поставить, ибо обрызгать тыквенным соком рожу их врага, да еще «угостить» салатом Блейза Забини стоило любых наказаний. К тому же, вот и Джинни зашла в общую гостиную Гриффиндора с очень довольным выражением лица. Гарри насторожился. Джинни была не единственная, которая заметила, как Пэнси улизнула вслед за профессором Снейпом, поэтому догадаться, куда пошла Джинни и почему сейчас она опоздала, труда не составило. Но больше всего беспокоило Гарри, не заметил ли её кто-то из учителей. Джинни поймала пристальный взгляд Гарри и непонимающе посмотрела на него. — Припозднилась ты. Где была? — авторитетным тоном спросил Рон. — Да так, с вороной одной боролась… — С какой еще вороной? — непонимающе спросил её брат. — Поругалась с кем-то из Равенкло? Джинни ничего не ответила и прошла мимо озадаченного Рона, давая тому понять, что больше не собирается это обсуждать. Спросив Гермиону, как у нее дела, она села с подругой рядом. Гермиона посмотрела на людей, которые её окружили. Она была благодарна им за поддержку и понимание, но, по сути, жалеть нужно не её. Они столпились вокруг нее, как вокруг немощной больной, которая не может встать с постели. Гермиона помассировала виски. Этот жест был расценен, как знак, заставляющий проявить к Гермионе Грейнджер больше понимания. О, великое чувство солидарности, которым не был обделен Гриффиндор. Сейчас, в связи с этой ситуацией, они стали еще сплоченнее. Гермиона еще сильнее надавла на виски. Это кажется невероятным, но есть люди, которые просто обожают проявлять солидарности. Они не мыслят себя без того чтобы подержать, окружить заботой. Они были одарены этим качеством в чрезмерном, как ей сейчас казалось, количестве. Может ли такое быть, что они специально вляпывались в неприятности, чтобы иметь возможность сплотится и геройствовать? А может ли быть и так, что они не так страшились предстоящей войны, как ей казалось? Возможно, они где-то предвосхищают её? Немыслимо. Предвосхищать войну? Оксюморон, придуманный извращенным мозгом. Пусть даже и так. Но война, как бы нездорово это не звучало, Гриффиндору принесла бы не только потери. Это самый известный способ сплотится, доверится своим друзьям и проверить, насколько они храбры. Это как раз те качества, которые так присущи её факультету. Это те качества, которые придавали их существованию смысл. То, что дает им ощущение обособленности и… избранности? Гермиона скользнула взглядом по окружившим её одноклассникам, но очертания их показались ей чужими. Будто бы ей была дана возможность взглянуть в их сознание. И одного мига хватило на то, чтобы ужаснуться. Сегодня из-за несдержанности она накликала беду на свой факультет. Но вместо того чтобы упрекнуть её в этом или хотя бы попросить её быть аккуратней, они повторяли, что все в порядке, и посчитали виноватым Слизерин. Но почему? Только потому, что они заклятые враги с самого первого курса. То, что они, ни в чем не разобравшись, начали с пылом оправдывать её поведение и выставлять её правой во всех отношениях, вызвало у неё лишь раздражение. Неужто гриффиндорское благородство давало право не ставить под сомнения свою правоту и считать свои поступки единственно разумными и уместными априори? Гермионе, считавшей себя человеком справедливым, не ищущим легких путей и желающим, чтобы её оценивали объективно, по заслугам, такая позиция её факультета опротивела. Откуда эта самоназванная избранность? И почему другие факультеты не могли претендовать на это же звание? И в чем на самом деле заключалась вражда между Гриффиндором и Слизерином? Гермиона Грейнджер, самая умная волшебница своего возраста и времени? Кто так сказал? Почти все говорили. Да сам Дамблдор с этим согласился, а его слова никто под сомнение ставить не смел. Никто, кроме… Но мы ведь никогда не обращаем внимания на слова тех, кто нас признает. Даже если из ста человек 99 признают и всего лишь один не признает, внимание оцениваемого будет цепляться к тому единственному, кем он не был признан. И чем больше будет количество тех, кто признал и меньше тех, кто это сделал, тем выше шанс «устроить» для своих мозгов сорванные нервы. Гермиона Грейнджер знала об этом из личного опыта. А еще она всегда знала, что, несмотря на все её старания и на похвалу учителей, она все равно очень сильно отставала от тех, кто знал о магическом мире с самого детства. Этот своеобразный комплекс неполноценности касательно её не совсем магического окружения до школы, заставлял её даже в похвале учителей видеть снисходительность. Пожалуй, единственным из учителей, который не стремился предоставить ей ощущения комфорта пребывания не только на его уроках, но и во всем Хогвартсе, был Снейп. А посему, гриффиндорке не оставалось ничего другого, кроме как еще усердней учится и постигать магию. Но это не должно вводить в заблуждение и заставлять окружающих думать, будто она специально взяла на себя роль зубрилки, чтобы смотреть свысока на окружающих. Гермионе действительно нравилось учиться. Она искренне любила знания. Не раз Гермиона приходила в восторг, когда, сидя в библиотеке в одиночестве, наедине с книгой, открывала что-то новое. Впервые в такой восторг её привела «История Хогвартса». В такие моменты на нее волной накатывало чувство увлеченности, и, движимая этим чувством, она все больше и больше углублялась в чудеса магии. Ей не с кем было поделиться этими чувствами. Ведь после уроков мало кто шел в библиотеку, поэтому она часто хранила их для себя. Порой она даже радовалась, что никого нет рядом. Как глупо было бы, если бы кто-то увидел, как она приходит в восторг от вещей, о которых все и так знают, потому-что выросли в магической среде. Рядом с Гарри, пожалуй, в таких ситуациях она чувствовала себя комфортней всего, так как он тоже вырос в маггловском мире. Тем не менее, у Гарри были способности, которые ставили в тупик даже самых выдающихся волшебников. Все же, даже с Гарри делиться стало неловко. А все потому, что Гарри воспринимал свои соборности как что-то обычное. Он не считал себя лучше кого-то, не пытался использовать такой богатый существующий багаж знаний, чтобы обскакать всех в учебе. Даже не пытался пополнить багаж своих знаний, если в этом не было нужды, несмотря на настояния Гермионы. Для Гарри магия не представляла ценности в то смысле, в котором она представляла для Гермионы. Магия напоминала Гарри о родителях. Магия была той нитью, которая связывала его с ними. В остальном, Гарри был все таким же, как тогда, когда она впервые встретила его и Рона в Хогвартс Экспрессе. Застенчивый мальчик, который, как и она, чувствовал себя неуютно, с одной лишь разницей, что Гермиона даже вида не подавала. Почему-то ей отчаянно не хотелось, чтобы кто-то подумал, что она чем-то хуже остальных детей только из-за того, что не выросла в магической среде. С первой же минуты она начала сыпать заклинаниями, о которых даже Рон не слышал. Гарри не чувствовал себя хуже других из-за того, что вырос не с магами. Он действительно был храбрым. Гермиона была уверенна, попади он в другой мир, Гарри бы вел себя так же. Мальчик-который-выжил был героем не зависимо от того, где он находился. Не узнай он никогда о магическом мире и останься в маггловском, он бы все равно сделал что-то великое. Магия была лишь фоном. А самое главное — чего так отчаянно не хватало Гермионе, — Гарри не боялся признаться, что чего-то не знает. Для неё же подобное признание было немыслимым. Гарри не стал считать себя кем-то особенным после того как узнал о том, что он волшебник. Гермиона, напротив, не могла отрицать, что действительно воспринимает себя как что-то обособленное, потому что она волшебница, а значит, она еще сильнее должна стараться, чтобы доказать, что она достойна звания не просто колдуньи, а лучшей колдуньи.