Предательство.

Больше месяца прошло, как меня сочли ненужной. Впрочем, даже сейчас, сидя на ледяных корнях старого паркового дерева и укрываясь тонким детским пледом, данным братом на прощание, я их не виню. Быть может, они и правы?... Не знаю, в кого же превратилась я за последние дни? Оборванка? Попрошайка, которых так презирал мой приемный отец? Когда-то белоснежное платье, расшитое серебряными нитями вдоль края, стало грязно-серым с оборванными краями и темными пятнами. В некоторых местах оно порвалось, рукава больше не были рукавами, прикрывали лишь часть изувеченного плеча. Лиф с серебряным узором почернел. Оно и не мудрено, я работала где могла, даже на заводе, но продержалась недолго. Кто же примет босоногую девочку без дома и семьи? Ноги истерзаны порезами и проколами, царапинами и синяками. Уже не чувствую их, даже не больно; лишь немного… Холодно. Остывшая земля, увы, не благосклонна. Она леденит меня, дрожь пронизывает все тело, вот-вот и я разражусь сильным кашлем с красными солеными капельками, которые замечу на ладони. Губы посинели, а здоровый румянец давно сошел с лица, приобретшего бледный болезненный оттенок, верно бледнее листа бумаги. Подул сильный северный ветер. Верно решил еще более навредить мне? Я снова задрожала и покрылась мурашками. Ах, до чего же неприятно. Но я все выдержу, все смогу, ведь так? Не сдамся. Братец, чем тебе не угодила? Старалась, как могла, помогала, когда ты нуждался во мне. Оберегала, пусть ты и старше. Любила, пусть мы и не связаны узами крови. Тогда, почему ты так безразлично смотрел мне в глаза, а потом отвернулся, словно тяжело было не мне, а тебе. Словно не меня, пусть и не кровная, но любимая семья, которую я полюбила всем сердцем, предала, как вещь выкинув из дома, а тебя. Твой взгляд пронизывал, оценивал, смогу ли выжить сама. Я смогу, обещаю. Мама, папа? А может, мне стоит называть вас иначе? Помните, пятнадцать лет назад вы взяли девочку, бродящую по улицам, себе? Я помню это, помню. Вы, на протяжении нашей жизни, нет, моей жизни, убеждали, что кровные узы – не все. Вы твердили слова о любви. Я поверила и полюбила вас, родные, всем своим маленьким, детским и наивным сердечком. О, стоило мне вырасти. Но кто же знал? «Ты не достойна», - эти слова, произнесенные как гром, среди ясного синего неба, до сих пор эхом отдаются в больной голове. И каждый раз на глаза наворачиваются гнусные слезинки, но я не хочу плакать. «Не можешь, не будешь, ущербна!», - стоило ли давать мне надежду? «Гнусный выродок…», - а это сказал ты, братец, смотря прямо мне в глаза. Ты хотел меня унизить? Опустить? Уничтожить? Наверное, тебя стоит поздравить, ты как всегда одержал победу, чего бы она не стоила. Но цель оправдывает средства, верно? Голос, неподражаемый голос, незабываемый, говорил так отрешенно, верно не хотел и вовсе говорить? Заставили ли тебя… Я не знаю. Прости, прости мои наивные желания, веру в то, что все было лишь кошмарным сном. Слезинка скатилась по измазанной чем-то бледной щеке. Прости, братец, простите все. Я все же плачу. Я же девочка, мне можно, помнишь? Нет? Ты всегда говорил о том, что никакая причина не достаточно ужасна, чтобы лить пустые слезы. Это ведь соленая вода, чем она поможет? Грязные волосы раскинулись по оголенным плечам. Не нужно людям видеть меня, нет. Я посильнее укуталась маленьким пледом, что ты мне дал. Спасибо, правда, спасибо. Вот и сейчас ты мне помог, видишь, я все еще не мертва, не замерзла, я жива только благодаря тебе, спасибо. Никогда не забуду твоего поступка. Он греет меня, воспоминание греет, представляешь? А ты не верил в подобные чудеса, ведь мысли греть не могут. Я поняла, мысли, все то, что в голове, содержит воспоминания, приносящие легкую радость, безмятежность и счастье, нагоняющие тоску, разочарование и печаль. В мыслях моя сила, твоя сила, всех. Там, в закоулках сознания, еще непоколебимым огоньком горит надежда, вот она греет, все самые сокровенные желания там ждут своего исполнения. Я желаю, всей своей душой желаю вновь оказаться с вами, коснуться тебя, прижаться к тебе. И ты бы обнял меня, так же ласково и нежно, как и прежде. Сердечко мое затрепетало бы, я была бы рада. Что могут сделать простые объятия, братец? Надежды, надежды, надежды… Они все еще со мной. Я пытаюсь подняться. Быть может, я смогу вернуться, вы примете меня? Вступишься? Ваши удивленные взгляды, скользящие по моему изнеможенному телу. Простите, я выживала, как могла. Но я же смогла, вы видите? Ноги подкашиваются, я шумно падаю на землю. Иссохший корень дерева впивается в лодыжку. Боль, не душевная, она тоже есть, имеет место быть. Кровь из раны стекла по испачканной ступне, запятнав подол серого платья. Я не смогу придти, как видишь, простишь меня? Может, придешь сам? Заберешь меня? Глупая надежда. Она и вправду греет теплом, что еле чувствуется где-то глубоко, теплом, что незаметно никому, кроме меня. Забери меня, забери. Перед своими глазами я до сих пор вижу твой образ, знаешь, он остался в голове. «Твой образ стоит пред глазами, Твой образ даже во сне, Живу теперь лишь мечтами, Твой образ в моей голове…», - теперь и слова складываются в стихи… Волшебные слова. Немного курчавые темные волосы обрамляли овальное лицо. Светлая кожа, без единого изъяна, алые щеки с милыми ямочками. А знаешь, если у человека есть ямочки, то это значит, что при рождении его поцеловал Купидон? Ты счастливый, братец, правда. Как не похож на меня… Поразительно глубокие, голубые глаза с веселыми искорками смотрят. Так приятен был твой взгляд. И раньше… Раньше, когда все не было столь сложно, мы были друзьями, лучшими. А может, и не друзьями вовсе? Как же это называется? Редкий мальчишка, проходящий мимо, презрительно оглядел и фыркнул. Да, я теперь ничто. А кто же сделал меня таковой… Не догадываешься, братец? Но, скучаю, сильно. Я безутешно плачу. Извела сама себя мыслями, что раньше приносили радость. Мыслями о былом счастье, прошедшей радости, понимании, о том, что же было на сердце. Ранее мне не доводилось успокаиваться… Ранее ты заботливо клал руку на хрупкое плечо, ты обнимал, крепко прижимал к себе. Я помню. Откинувшись на толстый ствол сухого дерева, не замечая боли, испачканного алыми пятнами платья, смотрю на небо. Уже наступила ночь, я почувствовала, стало резко холоднее… Ночное небо прекрасно, ты когда-то сам любовался, хвалил, даже рассказывал о созвездиях. Звезды яркими точками загорелись на темном полотне, их свет рассеял тьму, созданную тобой. В Луне, на ее беловатом фоне, я видела твое лицо, искаженное болью предательства и толикой раскаянья. А может, только я это вижу? Я закрыла глаза. Безумно клонит в сон, хочется забыться. Дремота напала на меня. Она, верная подруга коварного Морфея, так же любезно раскрывала свои объятия. Братец, ты бы не поверил мне, но я чувствую, как становлюсь невесомой, неощущаемой, свободной. Ветер уже не бьет меня, не издевается… Он дружелюбно играет со мной, будто я стала его частью. Ты веришь? Тяжелые мысли покинули, грустные думы оставили, вся боль начала испаряться. О, это чудесно. Но я забываю тебя. Как ты выглядишь? Что ты думал обо мне, братец? Я чувствую, наверное, это единственное, что мне дозволено чувствовать. Тот огонек, помнишь, я говорила, надежда? Он разгорелся во мне ярким пламенем, обжигая изнутри. Огонек будто вспыхнул и тут же погас. Его нет больше. Ничего, что помогало, удерживало здесь, не осталось. Даже моя последняя надежда, мой огонек, даже его нет. Стало чуть холоднее, чем обычно. Кожа и вовсе потеряла свой цвет. Веки отяжелили, никак не поднимались. Пусть. Мне и так хорошо. Мне легко, как не было никогда. «Прости, пожалуйста, прости, Все не специально, так уж все случилось, Ты только без меня там не грусти…», - надеюсь, ветер донесет до тебя мои слова. Спокойной ночи, братец, ты только без меня там не грусти.