Все будет по-другому

Остаток недели пролетел для обитателей Хогвартса практически незаметно. Ноябрь дал о себе знать, даже в замке было не по-летнему холодно, что уже и говорить об улице, где витал первый снег, покрывались изморосью темные листья на земле, а температура постепенно уходила в минус. Все меньше студентов можно было увидеть на поляне во время перемены, все теснее было в коридорах и гостиных. Совы стали прилетать реже также из-за погоды, но еще и из-за каких-то непонятных проверок, которые устроило Министерство. Любое письмо могло быть вскрыто и проверено на наличие любой полезной информации. Любой конверт мог быть вскрыт, любое слово, признание или вопрос могли быть прочитаны совершенно незнакомыми людьми. Волшебники бунтовали, в то же время понимая, что это необходимость. Несколько таких проверок помогло предотвратить нападение на один из спальных районов Лондона, заключить под стражу несколько человек, потенциальных приспешников Темного Лорда. Однако, перехватить действительно стоящие письма получалось крайне редко. Вот и сейчас одно из таких лежит перед Регулусом Блэком. Гневное письмо от матери, принуждения вступить в ряды борцов за чистоту крови, угрозы, даже задания на будущее. Невооруженным глазом можно было заметить благоговение, с которым Вальбурга писала о Волан-де-Морте. Невооруженным глазом можно было заметить ненависть и страх в глазах Регулуса. Такая словесная атака матери началась в сентябре и продолжается по сей день. Сначала Рег не придавал этому значения, так как маман итак очень часто промывала ему мозги идеями этого ненормального, но сейчас это начало выходить за рамки. Все детство его приучали держаться в обществе, вести себя, как царь, показывать свое величие и превосходство, тут же опровергая слова действиями относительно старшего сына. Величие императора в умении прощать, все это знают. Но не Вальбурга. Только эта женщина, кажется, помешалась на чистоте крови больше, чем на своих титулах. И не только титулах, а элементарных ценностях, как семья. Не в смысле общения с семьей, исполнения семейного долга и всего такого, а в смысле любви. Все чувства были вытолкнуты из сердца этой женщины еще в юношестве. Неудивительно, что ее сыновья никогда не чувствовали настоящей родительской любви. Эта женщина не была способна чувствовать такое. Зато ненависть она могла проявить абсолютно ко всем и ко всему. Сыновья не стали исключением, особенно старший. На глазах Регулуса миссис Блэк множество раз использовала Круциатус и весь свой словарный запас, дабы наказать «неблагодарного» Сириуса. На глазах Регулуса брат вырос и начал проявлять характер, на глазах Регулуса платился за это, но каждый раз поднимался снова и не уступал матери в оскорблениях, иногда даже в заклинаниях. Нет, Сириус никогда не применял Круциатус или еще что-нибудь из запрещенных заклинаний, но его силы вполне хватало, чтобы банальным «Остолбеней» привести мать в невероятное бешенство. Эти дуэли между матерью и братом не могли нравиться Регулусу, поэтому он каждый раз уходил к себе в комнату. Вся эта ситуация изматывала нервы подростку даже вдали от дома, а по сему он ходил как на иголках и срывался на каждого человека, сказавшего ему что-то не то. Так и получилось с его рыжей однокурсницей, которой он нагрубил еще за завтраком несколько дней назад. Все это время девушка будто игнорировала Блэка, на самом же деле пытаясь понять, что творится в голове ее… друга? А друга ли? Если разобраться, то ничто, кроме Мародеров и одного факультета, их не связывало. Но все же одному было от части стыдно за свое поведение, а другая буквально чувствовала, как какие-то неведомые силы не дают ей оставить своего однокурсника. И сейчас они оба сидели в своих комнатах в подземелье, обдумывая, что делать дальше. Практически в одно время они поднялись и двинулись в гостиную. Только увидев друг друга, в один голос сказали: — Прости меня. И звонко засмеялись. Эти два слова действительно много значили для каждого, вместе с ними с плеч пала та гора, мешавшая обоим. Она оставила свободу после себя. Свободу, радость и моральное удовлетворение. Двоим даже не требовалось ответа, смех, разлетавшийся по подземельям, говорил все за них. — Пошли на улицу, — Внезапно сказала Вивьен, смотря на Блэка из-под пушистых ресниц. — Там дождь… — Не будь занудой, Блэк! Дождь — это замечательно! Он как будто смывает с тебя все переживания, он освежает голову и дает волю эмоциям! Пойдем! — Уайт уже тащила друга по подземельям, а ему не оставалось ничего, кроме как следовать за этим созданием навстречу холодным каплям и свежему-свежему воздуху. Ноябрь «ослабил хватку», уступив такому дождю, буквально на день. Вскоре лужи затянутся кромкой льда, воздух снова станет холодным, а вместо капель на землю снова будет падать снег. Но только не сейчас, когда Вивьен и Регулус вышли на поляну перед школой и так беззаботно кружились под ливнем, нарушая композицию матушки-природы смехом и радостными возгласами. Как мало нужно человеку для счастья. Всего лишь на миг забыть обо всех своих проблемах и вот так вот просто гулять под дождем плечом к плечу с таким неожиданно близким человеком. Безмолвно делиться всеми своими тревогами, оставлять их тонуть в лужах, «очищать» голову от ненужных мыслей… Как мало нужно, как этого не хватало Регулусу Блэку, так много положительных эмоций появилось вместе с этим. *** Однако, не все, кто так нуждается в подобном моральном отдыхе, его получают. Который день подряд, Питер Петтигрю, словно мышка, пробирается по коридорам из кабинета в кабинет, Большой зал или гостиную, больше всего желая одного — остаться незамеченным. Не потому, что это какая-то миссия., а лишь потому, что ему так нужно. Пять лет до этого он оставался тенью друзей, но ему никогда это не нравилось. Сейчас же, потеряв друзей, он понял цену этому. Не за кого было больше прятаться, зато было, от кого. После ссоры с Мародерами большая половина школы, наверное, пыталась показать Питеру свою ненависть. Несколько раз его пытались избить, подвергали заклинаниям, не давали прохода, но пока что ему удавалось выносить все это, все проблемы изливая ночами в подушку, наложив на кровать неумелое оглушительное заклинание. Да, он плакал. Трус? Да. Он сам прекрасно это понимал и признавал, но сделать с этим ничего, увы, не мог. Пошел на поводу матери, боясь ее гнева, вступил в ряды Пожирателей, вскоре проникнувшись той атмосферой. Это придавало уверенности, но никак не храбрости. Петтигрю несколько раз думал о том, чтобы попросить перевода на другой факультет, но боялся показаться трусом своим «единомышленникам». Он боялся самого себя. Не это ли предел трусости? И вот сейчас, когда небо над замком обрело такой знакомый темно-синий оттенок, он крался по коридорам на очередное собрание школьных Пожирателей. Желание остаться незамеченным все так же не покидало его все это время, а о своей анимагической форме он, казалось, забыл совсем. Тихие, на все же заметные даже любому слепому или глухому человеку шаги эхом отдавались в коридорах, от чего Петтигрю непроизвольно вздрагивал. Дойдя до нужного кабинета, — заброшенный кабинет Зельеварения, который использовался в качестве постоянного места сбора — Питер не без облегчения выдохнул, прежде чем толкнуть деревянную дверь, которая со скрипом поддалась и обратила внимание всех присутствующих в комнате на вошедшего. — Ты опоздал, Питер, — раздраженным голосом произнес Эйвери — негласный лидер школьной шайки Упивающихся. — Что нового Гриффиндор болтает? — Я… Прости, — Питер опустил взгляд в пол, мысленно говоря себе быть смелее, — Ничего интересного. Да и… Я практически не бываю в гостиной, некого слушать. — Ладно, — Задумчиво произнес все тот же Эйвери. Питер осмелился поднять глаза и осмотреться вокруг. По всему кабинету на старых партах и стульях расположились человек десять, большую часть которых Питер не знал даже по имени. Помимо прочих, за одной из парт сидел Северус Снейп, явно погруженный в свои раздумья. — А скажи мне, Питер, как поживают твои бывшие дружки Поттер и Блэк? При упоминании фамилий бывших друзей Питер сжался. Они как будто не замечали его существования. Это одновременно и радовало и огорчало Петтигрю, но сейчас Эйвери волновало далеко не это. Питер тоже избегал встреч с Мародерами, а по сему сообщить было нечего. — Да вроде нормально. В день Хэллоуина уехала их подруга, ее отца… убили. Они разговаривали об этом несколько дней назад, но ничего особенного, — Это была чистая правда. Волей-неволей, но помимо рыданий Питер вынужден был слушать ночные разговоры Мародеров. — Ничего? Отлично, — Эйвери дьявольски ухмыльнулся, — потому что у нас для них сюрприз.