Фиалка

Георгий Ивлев неподвижно сидит у пианино в своем кабинете в полной темноте. Лишь свет луны сквозь открытое окно высвечивает его бледное лицо, холодное, почти безжизненное. Он сейчас больше чем когда-либо похож на искусную выточенную из цельного куска мрамора статую, настолько странна и нереальна его застывшая поза, а окаменевшее лицо напоминает маску. На лице его вместо обычного выражения глубокой скуки или романтической задумчивости присутствует странное чувство, которое можно было бы принять за печаль. Но свет луны слишком ненадежен, чтобы можно было делать такие выводы. Впрочем, Георгий сидит не вовсе без движения. Пианино перед ним открыто, он изредка проводит по клавишам тонкими бледными пальцами, что сопровождается тоскливым еле слышным звуком, чем-то похожим на глухие жалобы. Беспорядочные мысли одна за другой проносятся в голове у Ивлева. Они проплывают в его светло-серых глазах и вновь исчезают где-то в глубинах сознания. Он поднимается и подходит к столу. Из верхнего ящика достает сигареты и зажигалку и выходит на балкон. Ночной сумрак освещается маленькой вспышкой красного огонька. Георгий подносит сигарету к губам и делает глубокий вдох. «Странно. Я ведь давно не курил», - думает он. - «Иззи долго и безуспешно пыталась уговорить меня бросить, но я перестал курить только с тех пор, как встретил ее…» - Вы разве курите? – ее тихий голос звучит в раскаленном летнем воздухе. Она сидит за его столом и от нечего делать берет в руки пачку сигарет, что он по небрежности выложил на стол, когда искал что-то в ящике. - Нет, конечно! Всегда считал эту привычку очень вредной. Прежде всего, потому, что не терплю какой бы то ни было зависимости. В мире не должно существовать ничего, что порабощало бы человека. Она согласно кивает: - Человек должен быть свободен. Не об этом ли мечтал Байрон, когда… Лидия… Имя срывается с его губ и повисает в тишине ночного сада. Луна равнодушно взирает со своей высоты. На своем веку она видела не одну и даже не несколько сотен Лидий, ей не понять, не посочувствовать, не осознать… - Мне больно вспоминать об этом, - ответила Лида ему, когда он попытался завести разговор о ее родителях, считая, что имеет на это право, ведь она сама рассказала о их трагической гибели. - Мне больно. Но парадоксальным образом музыка не дает мне избавиться от воспоминаний, как бы я ни хотела этого. Странно, не правда ли? Музыка поддерживает во мне жизнь, но в то же время она есть источник воспоминаний, которые точат меня изнутри. - Возможно, это правильно. Человек так устроен, - философски замечает Георгий. – Сама жизнь не позволяет ему забыть. Он должен помнить все, что с ним произошло и хорошее, и плохое, и даже ужасное, чтобы двигаться дальше. - Я признаю это и не признаю одновременно. Некоторые воспоминания настолько болезненны, что заставляют меня стоять на месте. А хорошие… Они тоже причиняют боль, потому что возвращают мысли к тем далеким золотым временам. - Я тебя понимаю. - Неужели? – Лидия смотрит на него широко раскрытыми от удивления фиалковыми глазами. – Вы богаты, умны, успешны. У Вас красавица жена и все, что только можно пожелать… - Тем не менее, меня, как и тебя, мучают воспоминания. Я расскажу тебе, поскольку ты мне доверила свой секрет. Был один человек, а потом он умер из-за меня. Его звали Виктор Зарянский… Как внимательно слушала она его рассказ! Тихо, спокойно, не перебивая, не выражая никаких чувств, только в глазах ее ясно читалась глубокая печаль. Она поднялась и сделала несколько шагов по направлению к нему. - Вы не виноваты! – горячо восклицает она. – Вы все-таки очень хороший человек, раз можете себя в этом винить! Он сам сделал свой выбор. Разве могли Вы знать, что все так обернется? Прошу Вас, больше не надо мучить себя подобными обвинениями. Она стоит рядом с ним, неосознанно протянув к нему руки, глаза ее сверкают внутренним светом. - Почему же ты винишь себя в смерти родителей? Ведь ты тем более ничего не могла изменить. - Потому что… - лицо ее делается очень бледным, на глазах показываются слезы. - Пообещай мне не винить себя понапрасну, тогда я прислушаюсь к твоему совету, - серьезно говорит Георгий. Она низко опускает голову и подходит к пианино. Мягко наигрывает отрывок из 17 сонаты. Георгий вдруг явственно вспоминает свое первое впечатление от ее исполнения – девушка, в отчаянии протягивающая руки к тонущему кораблю. «А ведь это не только она. Это я!» - проносится, как молния, догадка у него в голове. – «Я точно так же являюсь бессильным зрителем, стоящим на берегу. Так же бесполезно цепляюсь за прошлое, хотя понимаю, что ничего не могу изменить». Тихие звуки сонаты Бетховена резко обрываются. Лидия оборачивается к нему. Их глаза, фиалкового цвета и светло-серые, цвета мрамора, встречаются. - Я постараюсь. Ради Вас, потому что чувствую, что Вы обвиняете себя несправедливо, - и губы ее трогает нежная, чуть неуверенная улыбка. Сигарета давно погасла. Георгий Ивлев продолжает стоять на балконе, предаваясь воспоминаниям, перебирая по крупицам все то, что случилось за эти две с лишним недели. Ветер шевелит его волосы, навевает прохладу. Но не забвение. Он не замечает, как к дому подъезжает машина. Очнулся он только лишь тогда, когда Иззи заходит в его кабинет и спрашивает: - Жорж, ты тут? Почему свет не включил? Щелкает выключатель, комната озаряется ярким электрическим светом. Георгий выходит с балкона и смотрит на Иззи отрешенным, непонимающим взглядом, будто видит ее впервые. - Джорджи? – обеспокоенно зовет Изольда. – Что ты здесь делаешь? Где Лидочка? Губы Георгия нервно дергаются и, наконец, складываются в некое подобие улыбки. - «I had a dream which was not all a dream», - произносит он медленно. - О, я знаю! У меня была мечта… - Нет! – с горькой усмешкой перебивает жену Ивлев. – «Я видел сон… не все в нем было сном». Худенькая девушка с фиалковыми глазами и сонаты Бетховена, поэзия Байрона, слезы и поцелуи… Что из этого не было сном?.. Фаина Константиновна просыпается от звонка в дверь. Женщина в полной уверенности, что это ей только приснилось, поворачивается на другой бок и закрывает глаза, однако в дверь продолжают звонить с поразительной для столь позднего часа настойчивостью. Смутная догадка мелькает в сонной голове бабушки Лидии Ветровой. Она встает с постели, выходит в коридор и недоверчиво заглядывает в дверной глазок. У двери стоит ее внучка и словно бессознательно, автоматически звонит в дверь, упрямо, методично. Фаина Константиновна открывает ей. На лице Лидии появляется слабая виноватая улыбка. - Привет, бабушка, - тихо произносят ее бледные губы. - Лида! Ты вернулась! Я жду объяснений! - Обещаю, я все тебе расскажу. Только не сейчас. Пожалуйста. Бабушка пропускает Лидию в квартиру и та, не оборачиваясь и не останавливаясь, направляется в свою комнату. Ее худенькие плечи и голова тоскливо опущены. Фаина Константиновна замечает, что на внучке новая одежда, прическа ее тоже изменилась. Но грусть и тоска в глазах будто стали еще глубже. Может быть, всему виной плохое освещение в коридоре. - Не удалось долго продержаться в приживалках у олигарха? – тихо спрашивает бабушка, сверля упорным взглядом спину Лидии. Однако в этом взгляде больше нет злости, раздражения или презрения, в нем лишь жалость, усталость и печаль… Лидия заходит в свою комнату и бессильно падает на кровать. Потом она долго лежит неподвижно, уставившись ничего не видящими глазами в потолок. Она размышляет, вспоминает. - Красивые розы. Я очень люблю именно белые… - Лидия переводит взгляд с розового куста на лицо Георгия Ивлева и замечает легкую и нежную, столь редкую для него улыбку, по-видимому вызванную ее словами. Сейчас выходной. Погода по-летнему хорошая. Они гуляют по саду около коттеджа Ивлева. Это ведь было совсем недавно, всего несколько дней назад! Почему же Лидии кажется, что между этим днем и сегодняшним пролегла непреодолимая пропасть? - Я тоже люблю розы. Я считаю, они должны быть непременной принадлежностью любого сада. - А Изольда? Она как относится к цветам? - Думаю, она признает их только в букетах. Моя жена не очень большая любительница природы, - Георгий усмехается. - Мне кажется, что Вы не очень хорошо знаете свою жену, - убежденно говорит Лидия, но увидев, что Георгий хмурится, понимает, что сказала лишнее и пугается своих слов. – Просто… Я видела, как Изольда гуляет по саду и любуется цветами, вот и подумала… Георгий весело и от души смеется: - Наверняка она разговаривала по мобильному с какой-нибудь очередной подругой, вот и ходила по саду! Иззи - милая женщина, но если бы она выбирала себе талисман, то это было бы без сомнения какое-нибудь благо цивилизации: айфон, дорогая иномарка, навороченный планшет… - А у Вас тогда какой талисман? – с улыбкой спрашивает Лидия, чтобы перевести тему, ей неприятны пренебрежительные высказывания Ивлева о жене. – Разве Вы не пользуетесь всеми преимуществами цивилизации, разве не окружили себя комфортом? - Теперь, когда ты об этом спросила…- он пристально смотрит в лицо девушки, и что-то необыкновенно таинственное и глубокое на миг мелькает в его глазах. – Мой талисман – это фиалка. Беспокойство, тогда остро кольнувшее ей сердце, Лидия прогнала от себя. Лишь печально улыбнулась и процитировала: - «Разбит мой талисман, исчезло вдохновенье…»* Слова, произнесенные от смущения и незнания, чтобы еще сказать, оказались пророческими. Надо было бежать сразу же, немедленно, но Фиалка осталась. Теперь талисман действительно разбит, тогда – этого можно было еще избежать. Все разбилось сразу и наверняка в одно мгновенье. Лидия не могла отогнать от себя этого терзающего ее воспоминания, снова и снова она мысленно переживала то, что случилось всего несколько часов назад. Они стоят в темном кабинете, освещаемые лишь тусклым мерцанием экрана ноутбука. Печаль, невероятная печаль, мягкая тишина и едва ощутимое чувство тревоги окутывают их, словно туман. Она встречается взглядом со светло-серыми непостижимо глубокими глазами Георгия Ивлева. Вдруг он мягко обнимает ее, целует… Ее охватывает странное чувство – не радость и не страх, а просто боль… Он нежно перебирает ее волосы тонкими пальцами правой руки, левая обнимает ее за плечи, а она думает, что эти изящные руки, эти аристократические пальцы созданы для того, чтобы играть на пианино немыслимой красоты и трагичности мелодии. Его губы бережно касаются ее губ, ее бледного лица, без страсти, без вожделения, лишь с печальной нежностью и любовью, а она думает, эти губы должны целовать другую, красивую и несчастную женщину с вечно глупым видом, за которым она прячет свою собственную человеческую трагедию. И Лидия плачет. Он отстраняется от нее и внимательно вглядывается в ее лицо добрыми обеспокоенными глазами. Сейчас он меньше всего похож на скучающего байронического героя. Лиде кажется, что это герой, с которого сорвали его маску холодности и скуки, все напускное, что было в его словах и поступках. - Лидия… Фиалка… - срывается с его губ, и он вновь наклоняется к ней. Но Лидия освобождается из его объятий. Сердце готово разорваться от щемящей боли и неизбывной тоски. Словно душа ее разбивается на две половины, вступившие с собой в ожесточенную и непримиримую борьбу. Вот теперь она действительно потеряла нечто очень важное. «The spell is broke, the charm is flown…»** - говорит она и выбегает из комнаты. Куда она побежала ночью одна, она сама не отдавала себя отчета. Ей казалось, что она так и будет бежать, не останавливаясь, до Москвы. Но к счастью Георгий догнал ее уже в саду. - Лида, я вызову тебе такси, - его голос тверд и серьезен, а на лице привычная и равнодушная мраморная маска. Они больше не сказали друг другу ни слова. Даже когда Лидия садилась в такси, он лишь молча посмотрел на нее, и она ответила ему молчаливым взглядом. - Как тяжело ему было! – вдруг восклицает вслух Лидия, лежащая на кровати в темной комнате. – Но он ничего не сказал! Девушка устало закрывает глаза. В подмосковном коттедже Изольда, обеспокоенная до крайности странным состоянием мужа, заставила его выпить снотворное и уложила спать. Сама она долго не могла заснуть и, сидя на краешке кровати, внимательно всматривалась в лицо мужа, бледное, как у мертвеца, с закрытыми глазами и плотно сжатыми губами. Мысли женщины занимали по преимуществу два вопроса: «Где Лидия?» и «Что произошло между ними?». Никогда эта светская дама, пытавшаяся во всех обстоятельствах быть довольной собой и окружающими, не была так несчастна, как в эту ночь. А ее супругу снится сон. Маленькая девочка крепко обнимает свою пятнистую собаку, но непоседливый питомец вырывается из ее цепких ручек. Тогда она обращает взгляд своих пронзительных голубых глаз (они кажутся очень серьезными и взрослыми, совсем неподходящими для такого ребенка) и говорит с выражением назидательной иронии: And he that acts as wise men ought, But lives, as saints have died, a martyr***. И издевательски смеется, не сводя внимательного взгляда своих недетских глаз с Георгия Ивлева. ____________________________________________________________ * Неточная цитата из стихотворения Байрона в переводе М.Е. Салтыкова-Щедрина. ** "Разбит мой талисман, исчезло упоенье!" (пер. с англ. М.Е. Салтыкова-Щедрина). *** И тот, кто здесь живет, далек земных желаний. Как мученик живет! То же стихотворение, пер. Салтыкова-Щедрина.