Искусство верить

      Холодно и серо. Он стоит перед вырытой собственными руками ямой. Руки грязные, запачканные землей, дрожащие. Он не верил. Не верил в то, что делает сейчас это. Что сейчас он положит в яму своё маленькое солнце… самое дорогое ему существо. А между тем, он должен сделать это.       Она лежит в небольшом деревянном ящичке, который юноша упорно отказывался называть гробом, хотя по сути дела это он и был. Желтые перышки топорщатся, тельце маленькое, хрупкое, практически невесомое, а лазурные глаза навсегда закрыты. Век утки вовсе не долог, но ведь она и его не прожила!       «Открой глаза, Ахиру! Скажи мне что-нибудь, пожалуйста! Ахиру… Ахиру…»       Бесполезно. Она больше не слышит его голос. Никогда её чуточку дребезжащее кряканье не поприветствует его, когда он войдет в дом. Никогда она не пощекочет его своими маленькими перышками, когда будет устраиваться на его груди, чтобы лечь спать. Он никогда больше не ощутит её тепла.       «Ахиру, почему? Почему ты покинула меня?! Я обещал тебе, что всегда буду на твоей стороне, но отчего же ты ушла? Ахиру… Мой маленький утенок»       Он прикоснулся пальцами к холодному тело утенка, пытаясь ощутить крохи тепла, что должны ещё были блуждать среди ярких перышек. Слезы в который раз чертили свои дорожки по его щекам. Пора. Он должен проститься с нею. Но как же мало у него на это сил!       — Факир! — голос Аотоа нагнал его как раз в тот момент, когда он выходил из танцевального класса. Учитель Фаэтон был рядом с ним, втолковывая своему самому любимому студенту, какое великое будущее ждет его на сцене, если он окончательно задвинет свои писательские выдумки и отдастся всей душою балету.       — Простите, учитель.       — Ничего страшного, — маэстро Фаэтон неодобрительно посмотрел на Аотоа, поскольку считал, что тот является причиной, по которой Факир все ещё пишет. Откуда ему было знать, что муза Факира носит желтые перья и мелодично покрякивает? Когда учитель отошел в сторону, Аотоа вцепился судорожно в плечо Факира и выдохнул:       — Ахиру… Факир, ей плохо… Ахиру…       — Что?! — Факир стрелою сорвался с места, волоча за собою несчастного пианиста. Тот едва успел поправить очки.       Путь до дома Факира они проделали в считанные минуты. Рыцарь влетел в дом подобно огромной растрепанной хищной птице. Аотоа упал на колени на пороге, стараясь отдышаться от столь стремительного бега. Корзинка с утенком стояла на привычном месте около кровати. Когда Факир подбежал к ней, то увидел Ахиру… она лежала на спине и часто-часто дышала. Он прикоснулся к ней, и ему показалось, что перед ним осколок льда… Её тельце так похолодело.       — Я за доктором, — чуть пришедший в себя Аотоа вышел из дома. Факир ласково погладил перышки Ахиру:       — Малыш, как же это ты так?       Ресницы Ахиру (Факир не уставал поражаться этим совсем не утиным глазам) чуть вздрогнули.       — К-кря… (Факир…)       — Потерпи. Сейчас придет господин Лейбрет. Он вылечит тебя. Тебе больно?       Утенок отрицательно покачал головой.       — Кря-кккря… (Ты пришел…) Кря-кря… (я так рада)       Факир бережно взял её на руки и прижал к груди, стараясь согреть её такое непривычно холодное сейчас тельце.       — Да, Ахиру, я с тобой. Все будет хорошо…       Господин Лейбрет пришел через десять минут. Он знал о необычном питомце Факира и даже был очень дружен с Ахиру, поэтому прибыл со всей возможной скоростью.       Преданный Аотоа бессильно упал на диванчик и не двигался. Его силы были на исходе. Чуть прикрыв глаза, он сосредоточенно наблюдал за быстрыми движениями доктора, который осматривал утенка. Факир сидел на коленях рядом, не отрывая взгляда от Ахиру.       Так прошло пятнадцать мучительных минут. Тишину прерывали только вздохи и цоканье языком доктора. Когда он уложил Ахиру бережно обратно в корзинку, Факир спросил охрипшим голосом:       — Что же с ней, доктор?       — Я не знаю… Я никогда не видел ничего подобного у животных. Разве что у питомцев, потерявших хозяев, но и то это выглядело не совсем так. Я бы сказал, что эта болезнь тоска… Но нет. Что-то высасывает жизненные силы Ахиру. Словно она дошла до какого-то предела, после которого вынуждена отдавать свои силы этому чему-то. Вы ведь понимаете её, Факир?       Факир нервно кивнул, глядя в глаза господина Лейбрета.       — Она вам когда-нибудь жаловалась на что-нибудь?       Юноша нахмурился, припоминая все последние разговоры с Ахиру. Всегда жизнерадостная, бодрая она не давала и поводу подумать о том, что ей плохо.       — Нет, все было в порядке.       — Что ж… Тогда я ничего не могу сказать. Возможно, что Ахиру просто отказывается жить.       — Что?!       — Это всего лишь предположение. Увы, но я ничего не могу здесь сделать. Она увядает на наших глазах.       — Нет… Сделайте же что-нибудь!       — Я пропишу кое-какие лекарства. Может они помогут укрепить её тело… Но более я ничего не могу сделать.       Господин Лейберт встал и положил руку на плечо Факира.       — Держитесь, друг мой. Шансы есть, но они очень малы. Попробуйте поговорить с нею чуть погодя. Может, тогда мы узнаем причину её болезни.       Факир ничего не ответил. Он сидел, опустив голову, глядя на тело своего лучшего друга, друга, который может его покинуть.       — Он всегда был умным и понимающим мальчиком.       — Да ну? Слишком уж ты надеешься на его догадливость, моя докучливая сказка!       — Факир справится! Он найдет решение! В любом случае остается его дар…       — Он не возьмется за перо. Даже если и возьмется ему не хватит силы поверить. Поверить в чудо, которое ему преподнесли буквально на блюдечке.       — Вы жестоки, маэстро.       — Это моя привилегия — быть жестоким и милосердным. Кто знает — может, я более всего жаждал для моего праправнука счастья? А он оказался неспособен разглядеть мою последнюю сказку.       — Все же ваш поступок более чем жесток, маэстро. Неужели вы подвергнете опасности жизнь Ахиру?       — А как ещё заставить его увидеть то, что сокрыто? Ты сомневаешься в нем? Говоришь, что он умный, догадливый, а сама…       — Нет, просто все это…       — Верь. Верь и надейся. У тебя это прекрасно получается.       — Ахиру, малыш, как ты?       — Кря… (Лучше) Кря-кря-кря…? (Тебе разве не надо сегодня на занятия?)       — Нет.       — Кря… (Врешь…)       Факир вздохнул. Да он солгал, но он ни за что не позволит Ахиру быть сейчас одной.       — Кря-кря-кря-кря. (Возьми меня с собой в академию)       — Что?       — Кря-кря-кря-кря-кря… (Я так хочу посмотреть на твой великолепный танец)       — Ахиру… Хорошо, но помни, что тебе нужен покой.       Он ничуть не боялся быть смешным, когда пришел в Академию с корзинкой в руках. Хотя ученики бросали на него удивленные взгляды, никто и не вздумал ехидничать. Слишком велик был авторитет Факира. Никто, кроме Алексия. Он завидовал Факиру по черному, несмотря на то, что сам был прекрасным балеруном. Рыцарь был своеобразным бельмом в его глазу, вершиной, которой ему отчего-то было не достигнуть. И это злило его.       -О! Наш великолепный Факир записался в крестьяне и разводит у себя всякую домашнюю птицу! Или это твоя подружка? Не знал, что тебе можно ставить такой диагноз. С виду ведь такой представительный молодой человек! Ах, какая потеря для девушек! Придется мне ими заняться.       — Не сомневаюсь, что ты этого только и жаждешь. Только вот оторвись сначала от Джерема. А то и его смазливая мордашка тревожит девичьи сердца, зароняя в них самые жуткие подозрения.       — Ах ты…! — праведное возмущение лишило цензурных слов парня.       — Слов не хватает? Так иди и проветрись, — Факир был холоден и невозмутим, что несколько смутило Алексия, заставив его уклониться от открытой словесной баталии.       Сощурив глаза, он прошипел ему вслед:       — Ничего. Настанет день и твоя звезда угаснет, любитель уточек. И в этот день я обязательно буду рядом, чтобы тебя добить!       Когда Факир вошел в балетный класс, к нему тотчас подлетел маэстро Фаэтон:       — Да что же это такое, Факир?! Вы опаздываете! Как вообще такое допустимо?! Я специально разогнал всех, чтобы позаниматься с вами, а вы?       — Простите, учитель. Это больше не повторится.       — Что ж, вы мой самый талантливый ученик и я… Что это? — маэстро перевел взгляд на корзинку. — Утка?       — Да. Это мой друг.       — Ээээээ… — подобное объяснение смутило Фаэтона.       — Да, мой друг. Она сейчас болеет, и я не могу оставить её одну.       — Вот как, — учитель отнесся с пониманием к этим словам, хотя все равно выглядел малость растерянным и смущенным.       С его разрешения Факир аккуратно поставил корзинку у окна так, чтобы Ахиру могла все видеть, и приступил к занятиям. Глядя на его мощные, экспрессивные движения, рожденные из неведомого пламени, что, возможно, когда-то принимало участие в сотворении нашего мира, Ахиру тихонько покачивала крыльями, думая о том, что и она могла бы сейчас кружить по зале, если бы была человеком. Но пусть она утка, что же ей мешает выйти и закружиться, сделать фуэте или хотя бы несколько простых па? Осторожно она выбралась из корзинки и, не смотря на пугающую слабость, стала двигаться в такт музыки, повторяя движения, которым научилась когда-то здесь же. Музыка сменилась. Перестала быть жесткой и агрессивной. Будто приноравливаясь к движениям уточки, она наполнилась нежностью, робостью, странным теплым сияньем. Факир замер, глядя на неё, на хрупкого утенка, что кружилась по залу. Шаг навстречу друг другу. Что это? Почему? Они никогда не танцевали вместе, после того, как она стала уткой! А сейчас… Странная томящая музыка свела их… Таких разных, необычных… И ничего вокруг нет. Все исчезло. Только она. Только он. Танец длился целую вечность, и Факир не мог налюбоваться на прекрасную грацию своего утенка. Музыка эхом замирала где-то в отдаленных уголках зала, а Факир стоял посреди него, поддерживая в заключительном па свою необычную партнершу. Учитель Фаэтон куда-то исчез, но это не беспокоило его. Наверное, ушел по делам, пока его талантливый ученик занимался.       — Ахиру…       — Кря… — чуть дыша, ответила она ему.       — Я… Ты… Что это сейчас было? — не мог подобрать слов юноша.       — Кря… (Факир)       Ресницы Ахиру дрогнули и глаза закрылись… Беспомощным комочком осталась она лежать на руках Факира.       Эту ночь Факир провел почти без сна. Он сидел на кровати с Ахиру на коленях. Напоенная прописанными эликсирами она дремала, доверчиво льня к нему.       Он гладил её перья, пытаясь успокоить самого себя. Они справятся. Ахиру поправится, и все снова будет так, как прежде. Но в его сердце зрела странная уверенность. Больше ничего не будет так, как прежде, а Ахиру… Может не дожить до сегодняшнего рассвета. Неужели он ничего не может сделать? Неужели никак не удержать Ахиру здесь с ним?       — Ахиру, почему ты… такая?       — Кря…? (О чем ты?) — он вовсе не хотел получать ответа на этот вопрос, но Ахиру проснулась и повернула к нему свою головку.       — Я… Я чувствую, как тебе больно. Расскажи мне, что причиняет тебе боль. Ты ведь всегда была как солнышко, как свет для меня, а сейчас я чувствую, как ты угасаешь. Почему? Почему, Ахиру? — слезы потекли по его щекам.       — Кря-кря…кря-кря-я… (Факир, не плачь… Просто я…) - она нежно коснулась крылом его щеки.       — Не уходи, Ахиру. Не оставляй меня одного.       — Я всегда буду с тобой.       — Ты…       — Я обещаю тебе это. Я буду с тобой вот здесь, — крыло, неуловимым образом становясь призрачной, еле различимой рукой, коснулось того места груди, где стучало его сердце.       — Ахиру, — Факиру показалось, что у него в объятиях не утенок, а девушка… Верней, утенок остался у него на руках, но неуловимый силуэт девушки различался им.       — Факир, я люблю тебя. Я люблю тебя не так, как любят друг друга друзья. Я люблю тебя больше, чем могу выразить словами. Люблю так, как любят жизнь. Но моя любовь — самое безнадежное, что может быть с нами. Может быть, ты не покинешь меня, но… Я буду тем, что свяжет тебя, лишит свободы. Пусть я буду с тобою вечно незримо, чем ты проведешь всю свою жизнь в одиночестве из-за меня.       — Ахиру, глупая! Как ты можешь так говорить?! Как ты можешь решать за меня? Я… Не бросай меня. Не смей уходить, слышишь меня! Не смей!       — Поздно. Механизм запущен, и остановить его нельзя, — огромные лазурные глаза Ахиру смотрели на него с непередаваемой болью и нежностью. — Поцелуй меня на прощание, пожалуйста… Поцелуй…       Факир наклонился к призрачному силуэту девушки, ощутив дуновение её дыхание на своих губах. Осторожно, боясь, что мираж рассеется он коснулся туманных губ девушки своими… Поцелуй был соленым и горьким. И очень коротким. С тихим вздохом Ахиру исчезла. Глаза его любимого утенка закрылись. Навсегда.       — Увы, он оказался не способен. Бедная Ахиру! — неподдельная горечь звучала в этом дребезжащем низком голосе.       — Маэстро, сказка ещё не окончена! Он ещё может все изменить!       — Глупая, ты что, не видишь, что изменить что-либо не в его силах? Он прозреет слишком поздно. Слишком поздно, чтобы все изменить.       — Я верю в Факира.       — Не упрямься! Ахиру умерла. Все кончено. И эту сказку я положу на свою полку в разделе самых печальных.       Факир сидел неподвижно, глядя на замершее тельце своего дорогого друга… или же возлюбленной? Эхом в его голове ещё отдавались слова Ахиру: «Я люблю тебя… как любят жизнь». А он никогда не рисковал говорить ей эти слова… Но ведь тоже любил её. Хотя даже самому себе боялся признаться в этом. Неужели сейчас уже поздно?       — Ахиру… Нет, я не позволю тебе уйти. Не позволю!       Он бережно опустил утенка на кровать и бросился к столу. Схватил перо, чуть не опрокинув чернильницу и кипу листов. Рука заскользила, выводя буквы, как безумная.       «Маленький утенок не умер, но погрузился в сон. Сон, что Рыцарь принял за смерть…»       Нет. Он опять величает себя Рыцарем. Но ведь он и есть Рыцарь! Что же все-таки написать дальше? Допустим, что у него получится и смерть обернется сном, но как ему разбудить Ахиру? Поцелуй? Спящая красавица? Но ведь Ахиру утка… Обратить её в человека? Факир колебался. Он никогда прежде не влиял после окончания сказки Принц и Ворон на происходящее. Имеет ли он право настолько менять природу Ахиру? Но не время рассуждать…       «Рыцарь до самого рассвета сидел у тела утенка, мучаясь сомнениями… И вот первые лучи солнца вошли сквозь окна комнаты, согревая и холодное тело утенка и озябшего Рыцаря. И Рыцарь коснулся сияющих, словно золото перьев любимой. «Я люблю тебя. Увы, мне не хватило решимости сказать тебе этого раньше. И сейчас я потерял тебя…» Он поцеловал закрытые глаза утки, и слеза хрусталем заблудилась в поникших перышках… Вдруг её длинные ресницы дрогнули… «Кря…» Утенок открыл глаза»       Факир замер в нерешительности — что же писать дальше? Приписывать короткие строчки, что дальше оба жили долго и счастливо, ему бы очень хотелось, но в тоже время он ощущал, что не может этого сделать. Писатель в нем противился всей своей сущностью этим простым строчкам… Вот оно наследие Дроссельмейра! Что же делать? У сказки должен быть конец!       Голова Факира раскалывалась от боли. Он чувствовал, как его тело настойчиво требует хотя бы мгновений отдыха и сна. Но нельзя! Промедление — окончательный и бесповоротный уход Ахиру. Юноша встал и подошел к ночному столику, на котором стоял кувшин с водой. Это немножко отрезвит его. Он не заметил, как багрово блеснула вода в стакане при свете ночника…       Осушив стакан, он ощутил внезапно поражающую легкость мыслей и ясность в своей голове. Вернувшись за рабочий стол, Факир вновь взялся за перо. Теперь он знает, что писать.       — Ты уходила. Я слышал, как ты уходила. Где ты была?       — Прощалась с Ахиру, пока Факир решался написать последние строки своей сказки…       — Строчил, небось, сентиментальную чушь про признание и приходящего в себя утенка.       — Вы как всегда прозорливы, маэстро.       — А что ему ещё может придти в голову?       — Я уверенна, что вы недооцениваете Факира.       — Недооцениваю? Я наградил мальчишку! Подарил ему чудную сказку! Если бы не мой маневр, он бы ни за что не узнал её настолько глубоко! Не привязался бы к ней так…       — И не страдал бы сейчас.       — Слушай, что-то я не пойму твоей позиции! Ты о чем вообще думаешь?       — Вряд ли вас это должно беспокоить.       — Боже мой, собственная сказка, собственное творение дерзит мне!       Факир проснулся с первыми лучами солнца. Они легкомысленно струились в комнату, блуждая по предметам, придавая им самые свежие утренние краски. Юноша моргнул, чувствуя щекой шершавую поверхность листов, на которых и заснул. Надо вставать, приводить все в порядок, посмотреть как там Ахиру. Ещё рано, поэтому будить её нельзя. Сейчас поправит ей подстилку и пойдет готовить завтрак. Потянулся и встал с кресла. Когда он повернулся к кровати, то увидел маленькое неподвижное тельце Ахиру… И вспомнил все. Не получилось?       Он взял со стола листы. Они были полностью им исписаны. Попробовав их прочитать, Факир обнаружил, что на них записано все с самого начала. И их с Ахиру образ жизни, который они начали вести после окончания сказки, и её болезнь, и танец в пустом балетном классе, и ей прощальные слова… Он листал и листал страницы, чтобы узнать описал ли он события, которые произойдут дальше. Наконец его глазам предстали заключительные листы. Пробежав их глазами, он тихонько застонал. Что за фантазия пришла ему в голову? Такому уж точно не сбыться. Не в его силах переделывать материю предыдущих сказок…       — Не поверил. Моя милая сказка, ты все-таки попыталась вмешаться. Ай-яй-яй! Но ведь правда все равно оказалась на моей стороне.       — Поверит. Маэстро, неужели вы действительно позволите сказке так завершиться?       — Сейчас это сказка Факира, хоть я и приписал пару строк… Я ничего не могу сделать, пока он не станет, как я. Выше материи реальности, выше понятий о возможном и невозможном, выше запретов и дозволений! Пока не уяснит, что он демиург! И свою судьбу он может сделать такой, какой заблагорассудится ему.       — Но-но-но, маэстро. Не заблудитесь сами в собственных сказках и реальности! Все же вы сказочник, а не Бог! Ваши сказки всего лишь подминали под себя истинные роли, а люди, что становились вашими жертвами, гибли!       — Я вовсе не хочу, чтобы Факир начал разбираться со всеми подряд с помощью пера! Я хочу, чтобы он доказал мне, что он хозяин своей судьбы, что он может бросить вызов, если от этого зависит его счастье! Чтобы я был уверенным, что перемена конца сказки у «Принц и Ворон» не было случайностью.       — Даже если для этого потребуется умереть Ахиру?       — Поздно. Он доказал мне, что все то было случайностью, удачным совпадением. Жаль, что удачных совпадений сейчас не было.       — Вы плачете?       — Нет, плачешь ты… Твои собственные слезы застелили тебе глаза, Принцесса Тютю…       Погода переменилась к вечеру… Холодный ветер трепал безжалостно деревья, а серые низкие тучи застелили все небо. Факир не вставал с колен, сидел и гладил перья Ахиру, которая лежала неподвижно в коробочке на подстилке, будто спящая… Он не верил в то, что сейчас он уложит её в вырытую им могилу и навсегда скроет от солнечных лучей и нежного ветра…       — Что ты делаешь, мой разлюбезный праправнук?       Факир поднял глаза и увидел маэстро Дроссельмейра, который стоял над ним с самым понурым видом.       — Маэстро Дроссельмейр?       — Да… Собственной персоной. Я спросил тебя, что ты делаешь?       — Прощаюсь с Ахиру.       — Она умерла?       — Разве не видно? — Факир ощутил дикое раздражение на мастера, что так легко когда-то играл жизнями людей.       — Ты слепец, мой дорогой праправнук. Я так хотел, чтобы ты увидел, чтобы разглядел, но… Это оказалось не в твоих силах. И Ахиру умерла. Скажи мне — ты любишь её? Любишь? Скажи?!       Отчаянье и боль, сквозящие в голосе Дроссельмейра, поразили Факира. Казалось, что гений пера готов разрыдаться…       — Неужели так сложно поверить? Неужели ты не знаешь, что я в самом начале сказки сделал ход, который по началу казался мне разумным? Ты разгадал его… Но побоялся поверить. Почему? Что ты терял, если бы поверил?       Факир молча глядел на своего прапрадеда. Неужели та догадка действительно была верной?       — Что же у меня за несуразный потомок! Тебя носом ткнуть, чтобы истина влилась в твое сердце? Ты уже все написал, так поверь! Поверь пока не поздно!       Маэстро развернулся, бормоча на ходу что-то о молодых слепцах и непослушных сказках, и скрылся в неизвестно откуда взявшейся двери. Факир сидел неподвижно как молнией сраженный. Смысл слов маэстро постепенно впитывался им. Действительно, что он терял? Он должен быть смелым. Ведь он Рыцарь! Он должен верить, если любит. «Без веры, надежды — любви не бывает. Без веры, надежды — любовь умирает», — нараспев повторил он строки старой баллады. Юноша закрыл глаза и представил себе Ахиру. Живую, смеющуюся Ахиру. Ахиру девушку. Да… Он нашел истину, которую пытался втолковать ему маэстро Дроссельмейр. Вот почему Ахиру было плохо, вот почему она медленно умирала на его руках. Жаль, что он не рискнул понять это раньше. Жаль, что он не претворил мечты в реальность, пусть и пером… Но ему казалось, что так и должно быть! И он смирился. Жаль…       — Ахиру, — тихо позвал он. — Проснись, Ахиру.       Открыл глаза и взял утенка на руки.       — Проснись, соня, — рукою нежно погладил перышки, наклонился и поцеловал макушку утенка. — Волосы спутаются… Хочешь я причешу тебе их?       Тучи расползались, и солнце вновь сияло вовсю, согревая малость озябшего Факира.       Веки Ахиру дрогнули, а по маленькому телу брызгами разлетелось тепло. Она стала такой горячей, что Факир чуть не выпустил её из рук. Сияние, хлынувшее от неё, ослепило его, а когда он открыл глаза, то…       — Факир, о чем ты? Перья же не нуждаются в расческе…       Он улыбнулся, глядя на изящную девичью фигурку, лежащую в его объятиях.       — Ну, если это можно назвать перьями, — он взял в руки длинную прядь алых как заря волос и поднес их к губам, — то для них все же придется сделать исключение и взяться за расческу.       — Ах… — Ахиру широко распахнула глаза. — Неужели я…       Факир засмеялся.             — Да, моя милая Ахиру. Ты человек.       — Но почему?       — Потому что так и должно быть, любимая.       Девушка покраснела до корней волос.       — Ф-факир…       — Я так не ответил на твоё признание. Я тоже люблю тебя больше чем друга. Ты для меня все, Ахиру…       — Шутишь?       — Сейчас я к этому не расположен.       — Ладно, — смущенная Ахиру принялась оглядывать окружающие её предметы, стараясь не сталкивать взглядом с Факиром. — А что это за яма?       — Эээээ….Наверное, кроты порезвились. А может сезон подготовки норок сусликов к спячке?       — Ты серьезно? А руки от чего у тебя все в земле?       — Не все ли равно? По-моему, нам пора домой… Хотя бы для того, чтобы одеть тебя, — отвел в сторону глаза Факир.       На душе у него было как никогда легко. Юноша нес домой красную до невозможного Ахиру, от лица которой даже пар шел, завернутую в его пиджак и думал о том, что никогда больше не будет сомневаться в том, что говорит ему сердце. Никогда.       — Все получилось, маэстро!       — Только с моей подсказки! О Боже! Что же было бы, если бы я не подоспел?! Наверное, этот чайник зарыл бы её в землю…       — Не думаю. Ему бы хватило сил противостоять отчаянию и сомнениям. Но вы, маэстро, были великолепны. Я же вижу, как вы счастливы, что все наладилось.       — Ох, поразительно, сколько нервов затратил я на эту чудную идею — заставить девочку поверить, что она утка! А вот если бы я не вмешался, эти двое ни за что бы не открылись друг другу! Да и прожили бы вместе не очень много… Лет восемь. И ничего так хихикать!       — Наверное, стоит посоветовать Факиру, назвать своего первенца в вашу честь… — Даже не думай!