склад для мелочевки

Баба Яга вытащила тазик с постельным бельем на задний двор и прищурилась на солнце. Туч не было, значит, можно развешивать. Она взяла в руки большую и мокрую простыню… — Баба, баба, а коза в огород полезла! — послышался детский голос. — Ну так скажи Машке, она прого… — баба Яга осеклась. Яга с тоской вспомнила, что старшая внучка, дюжая чернобровая девица, по которой вздыхали все окрестные лешие, уехала на попутном волке в город до вечера, и осталась только младшая, малявка совсем. От горшка два вершка, тоненькая, двумя пальцами переломить можно, беленькая до прозрачности — что твоя поганка. Баба Яга ее совсем недавно у медведей забрала на воспитание, но поздно. Не смотря на то, что семья медведей была достаточно интеллигентная, и они не очень обиделись на то, что оголодавшая девочка слопала их кашу, их суп, и даже забытый на кухне окорок, девочка перепугалась настолько, что даже забыла, как ее зовут. Яга решила называть ее Мелкой, потому как на вид ей было лет пять. Так и жили. Втроем. Вообще, обычно белье развешивала Машка, но сегодня по блюдечку передавали, что ночью будет дождь, поэтому Яга решила не откладывать дело до ее приезда. — Баба, баба, она капусту жрет! Баба Яга швырнула простыню обратно в тазик и пошла разбираться с козой. Управилась минут за пять, дело нехитрое, если есть хворостина и козье слово, заперла калитку разделявшую огород и сарай. — Опять на калитке качалась? — спросила у названой внучки. — Ага, — понурившись, ответила та. Баба Яга потрепала ее по поникшим косичкам, вытащила из одной пожухлый яблоневый лист. — Не качайся больше. — Избушка-избушка! — послышалось из-за дома. Баба Яга представила, как полетит всякая гадость из-под ног послушной избушки, и, главное, тазик с чистым и выстиранным бельем, который станет тазиком с грязью и грязным-грязным бельем, и со всех ног поспешила на голос. — Стойааать!!! — Припомнив, чему ее учил ее дядя, мамин брат по имени Черномор, гаркнула она. Парень непроизвольно вытянулся по стойке смирно, во весь свой, надо сказать весьма немалый, рост, — Вот, а то шастают тут и шастают, а я не в том возрасте, чтобы туда-сюда бегать. Ты скажи, вот просто ее обойти — сложно? Как достали вы все, Иваны-царевичи, младшие сыновья! Напои-накорми-и спать уложи! На лице парня разливалось разочарование, и Баба Яга отлично понимала, с чем оно связано. У нее не было сейчас ни накладного носа до полу, ни зловещего черного ворона, живописные лохмы с утра были заколоты в пучок, чтобы в тазик не лезли, а черепа она с частокола сняла уже давно, потому что Машка в раннем детстве их пугалась. В общем, видел он перед собой обычную деревенскую бабульку неопределенного возраста, из тех, что сидят на лавочках с кульком пережаренных семечек. — Извиняюсь, но я не младший, а средний. Перейдем к деловому разговору? — С сомнением произнес парень, запустив пальцы в золотистые кудри, задумавшись, видимо. — Иван? — Хмуро спросила Яга. — Нет. Еремей. — Руки из плеч растут? Тогда живо пошел развешивать белье… средний. — А я тебе помогу! — радостно заявила будто на пустом месте выросшая Мелкая. «Опять она шапку-невидимку из сундука стащила… ну пусть тешится, не жалко», — подумала Яга. Все-таки, нечасто Мелкая видела здесь нормальных людей. Иванов-царевичей — хоть отбавляй, но те все криворукие и немного того… Через полчаса они втроем сидели в избушке и пили заваренный Еремеем и Мелкой чай. Яга наслаждалась краткими минутами ничегонеделания, Еремей вертел в руках отданную «подержать» шапку-невидимку, а Мелкая грызла сахар. — Ну, чего тебе, соколик, надобно? — благодушно спросила Яга, когда сочла, что молчание уж слишком затянулось. — Мне бы молодильные яблоки… — Маш… тфу ты, Мелкая… а, черт, — и Яга начала было подниматься, понимая, что младшая внучка крышку погреба не отодвинет. — Я помогу. Крышка была аккуратно отодвинута, Мелкая — дернута за косичку и отправлена подальше от края погреба. Яга поймала себя на мысли, что Еремей ей симпатичен. Ей в кои-то веки не хотелось пошинковать гостя на мелкие кусочки и скормить следующему гостю. — Спустишься, лицом к лестнице встанешь, там будет полка справа, возьми банку с вареньем. Она вторая в ряду. Вообще, пришел бы осенью, были бы и яблоки, но пока только варенье. Лет сорок твоему отцу снимет точно, и это одна ложка. Да, та самая, которая там застряла. Еремей вылез из погреба, весь в паутине, но с драгоценной банкой, задвинул крышку обратно. — Спасибо, бабушка. — «Спасибом» сыт не будешь. Мелкая, покажи гостю, где у нас тут дрова колют. — Дров наколол, воду наносил, частокол подновил, все что еще просили — все сделал… чего еще надо? Яга задумчиво посмотрела на Еремея. — А тебе кроме яблок еще чего-нибудь надо было? Василису, например… — Мне бы, — смущенно пробормотал Еремей, — носки посушить. Можно? — Тогда на охоту пока сходи. Ночью Машка вернется — постирает с утра. К следующему вечеру высохнут. Еремей взял принесенный с собой лук и без слов вышел за дверь. Яга в который раз задумалась, что на царского или княжьего сына он не похож от слова «совсем». Наверное, ему попался хороший дядька, воспитал как надобно, а не как модно. Царские сыновья же ни к какому делу не приучены — только на охоту ходить и девок по сеновалам валять. А этот прямо приятное исключение какое-то, даже по болотам к Бабе Яге пошел не как Иваны-царевичи — в сапожках красных, тонко выделанных, а в хороших таких каучуковых сапожищах, какие из-за моря возят. Дорогие — страсть, зато сразу видно — хоть и царевич, но не Иван и не дурак. Поскорее бы пришла Машка, она должна была соль купить. Яга и не заметила как задремала под мирную возню Мелкой с соломенной куклой. Проснулась она от того, что ее тихонько тронула за плечо давно пришедшая Машка, поставила перед Ягой тарелку супа. — Еремей пошел картошку копать, — ответила она на вопросительный взгляд Яги, повела деланным безразличием покатыми плечами, — ешь, Мелкая, остынет, — поторопила названую сестру. — Не суетись, — хмыкнула Яга, — как придет так и уйдет. Садись лучше за прялку, пряди. Заночевать заночует, отчего же не заночевать-то, но с утра уйдет, почему не уйти-то. Варенье понесет. Хороший парень, мастеровитый. Машка перебросила толстую смоляную косу на другое плечо, села за прялку, сверкнула оттуда карими глазами: — Подожди, а Василису не спрашивал? — Носки посушить спрашивал. И постирать. — О! — Машка посмотрела на гонявшую ложкой по супу пузырьки жира Мелкую, — помнишь, я тебя собиралась стирать учить… Еремей ушел на рассвете, получив от Яги путеводный клубочек, и, казалось, не заметив, что не его носках появилась пара лишних аккуратно зашитых дырок — Мелкая перепутала немного, и вместо мыла взяла… ну, мыло немного посильнее обычного, вот носки и разъело. Машка проводила его аж до болота, вернулась задумчивая, улыбчивая. «Ну конечно», — подумала Яга, — «это ей не леший, это царевич, косая сажень в плечах, золотые кудри». — Как думаешь, Ба, а он за яблоками осенью вернется? — Спросила Мелкая, которой понравилось виснуть у Еремея на плечах. — Вернется, — лукаво ответила Баба Яга, посмотрев на старшую внучку, — от чего же не вернуться?