мой воображаемый друг

Здравствуйте. Меня зовут А и у меня есть воображаемый друг. Каждый раз, при любом подвернувшемся знакомстве я предупреждаю о своем воображаемом друге. Вернее, не предупреждаю, а просто сообщаю. Человек сам обязан понять вести ли со мной беседу или нет. В противном случае, который случается обычно и часто, человек просто отходит от меня на пару тысяч километров и не говорит больше ни слова. Если у вас будет такая же реакция - валяйте. Вас тут никто заставлять не будет. Важно, чтобы человек был правильного обо мне мнения. Так что, откинем все почести, церемонии и прочую никому не нужную пошлятину. Моего воображаемого друга зовут Хеп. Сокращенно от Happy. Хотя и мой друг очень редко бывает веселым. Точнее, никогда не бывает. Но когда люди в очередной раз забывают о моем существовании или я забываю об их существовании, единственным существом, с которым можно поговорить, является Хеп. да, в принципе, он и так единственное существо, которое со мной говорит. А собеседник он, впрочем, не такой уж и плохой. Он лучший собеседник, которого я когда-либо встречала. Итак, когда люди в очередной раз забывают о моем существовании или я забываю об их существовании, я запираюсь в своей комнате на воображаемый замок, ибо невоображаемый родители давно ликвидировали, царапаю пальцы воображаемым лезвием, ибо всех его невоображаемых сородичей родители давно ликвидировали, и разговариваю с воображаемым другом, ибо невоображаемых друзей у меня никогда и не было. И я счастлива. Знаете, порой меня раздражают глупые козни идиотских людишек, типо: «Ой, у меня шубу за триллион баксов моль поточила! Я рыдала полдня.» или «У меня сегодня утром умер хомячок.». У меня же нет ни шубы, ни моли, ни хомячка. И я счастлива. Хеп рассказывает мне сказки. Недавно он рассказал мне сказку о Сумасшедшей. Главная героиня - девочка моего возраста находит себе воображаемого друга. Вернее, воображаемый друг находит её. Заканчивается все тем, что родители девочки подсадили её на какие-то таблетки, а воображаемый друг на это обиделся и ушел. Не любят воображаемые друзья таблетки. А мне жалко эту девочку. Я сотню раз просила Хепа пересказать эту сказку, но он слишком непреклонен. Только один раз. Таково правило воображаемых друзей. Но с того времени, когда Хеп первый и последний раз рассказал эту сказку, я стала ненавидеть таблетки так же. А что, если из-за каких-то там таблеток я потеряю своего хоть и воображаемого, но лучшего и единственного друга? Я испугалась этого. Даже когда заболела, лечилась одним медом да чесноком, дабы случайно не проглотить какую-нибудь нежелательную таблетку. А те, что давала мама, я отдавала Хепу. Он выбрасывал их в окно и смотрел как они торохтят об асфальт. Вообще, Хеп рассказывал много историй. В его бесконечном запасе сказок есть даже веселые. Но Хеп предпочитает рассказывать их только тогда, когда у него хорошее настроение. Но я ни разу не слышала как он рассказывает эти свои хорошие истории. У него постоянно плохое настроение. От экспозиции переходим к самому рассказу. Можно уже было оценить всю обстановку и, если что, отойти от меня на пару тысяч километров. Если же вы отошли лишь на несколько метров, то извольте слушать дальше. Хотя, можете и не слушать. Я перескажу рассказ и улечу от вас. А вы так и останетесь здесь: застывшее и обездвиженные. В общем, дело было в ноябре или в марте, или в июне. Но точно помню, что в тот день по окнам гранатометом стрелял дождь и у меня аж кости торохтели от этого грохота. А Хеп сидел в кресле-качалке и грел свои ноги у батареи. Вечно у него мерзли ноги, особенно, в такие грохочущее вечера. Хеп молчал. И я тоже. А часы скандалили с дождем. Но у дождя были явные выигрыши. На потолке было пятно. Черное, размером с кулак пятно. Оно там было всегда, ещё со времен первых морозов, внезапно настигнувших эти белые стены. Я сидела и смотрела на это пятно. Хеп сидел и грел ноги у батареи и смотрел в окно. Дождь начал лупить по окну ещё с большим рвением, разбиваясь на тысячу мелких осколков, что утром так и останутся лежать расплывшееся кучей мусора. Хеп предпочел перебить грохочущий монолог, состоявший из одних только многоточий: - Что-то сыровато сегодня, не находишь? - У него было чувство юмора. - Часы быстро тикают. Не к добру. - К добру, не к добру - какая разница? Кому какое дело до сумасшествия настенных часов? - Мне. А вдруг они остановятся и умрут? - Они не умрут. - Ты так же говорил и о Гленделе! И что же? - Глендель был гладиолусом. И он не умер, а лишь лег в спячку. - Нет, он умер. Навсегда. И ты это знаешь. - Нет. Часы отчаянно тикнули. Стрелки столкнулись ровно указывая на большую золотую цифру шесть. Дождь перестал. Часы победили в споре. Это ещё раз доказывает, что победа достается не тому, у кого внушительней звуковой фон, а у кого больше терпения и сноровки. А это ведь были старые настенные часы. Терпения им не занимать. И я уж уверенна, что сноровка приходит с опытом, а опыта у него тоже предостаточно. Но теперь появилась тишина. Тишина ещё более зудящая, чем грохот дождя. Тишина обычно больше давит на слух, чем что-либо. Даже больше дождя. Я слышала, как у Хепа по капиллярам разносится яблочный сок. Вдруг воображаемый замок пронзительно щелкнул и на пороге моей комнаты появилась невоображаемая мама. Она держала в руке пачку денег. Но если приглядеться, то можно увидеть, что это не деньги, а просто зеленые закладки (мама просто обожала дарить мне закладки. Хоть я их и не использовала их никогда. Я отдавала их Хепу. Он делал из них самолетики.) Но мы их будем принимать за пачку денег. Так приятней. - Что делаешь, дорогая? - Мама присела на край моей кровати. - Читаю. - ответила я, хотя поблизости не было ничего напоминающего книжку или брошюру. Мама осмотрелась и ушла, оставив у меня на столе пачку с деньгами. Я знаю, что это ненадолго. Мама вскоре вернулась, вновь щелкнув воображаемым замком и поднесла ко мне на ладони пару желтеньких таблеток. Когда мама ушла, я отдала Хепу эти желтые таблетки. Они провалились куда-то в темную пустоту, овеянную сырым озоном, неминуемо плюхнувшись в какую-то лужу. Я достала воображаемое лезвие из-под подушки и начала царапать руки. Вскоре воображаемый замок в который раз пронзительно щелкнул, а Хеп встал с кресла-качалки. Это были они. - Здравствуй. - сказали они мне в один голос. - Здравствуйте. Меня зовут А и у меня есть воображаемый друг. Хеп мною гордился. - На этот раз все серьезней. - прошептал один из низ маме, которая стояла за их спиной, держа в руках деревянные четки, совсем не заботясь слышу ли я его. Безобразие просто! - Некультурно! - воскликнула я. И они меня увезли. Самое обидное, что воображаемое лезвие я забыла дома, а воображаемого замка тут не была - вместо него был замок настоящий. Часы таки умерли, я чувствую. На белоснежном потолке не было ни одного черного пятна. Ни одного! За окном никогда не лил дождь. Здесь вообще не было окна, а лампа заменяла Солнце. Они принесли мне желтые таблетки. Вернее, не они, и она - хорошенькая девушка в белом халате и рыжими косичками, как у Пэппи Длинный Чулок. Она даже поздоровалась со мной при входе: - Здравствуй. - Здравствуйте. Меня зовут А и у меня есть воображаемый друг. Хеп уже давно не рассказывал мне своих сказок. Видимо, ему не нравилось, что в этой невыносимо белой комнате не было окна, в которое можно швырять таблетки. Я на него обиделась и начала принимать лекарства. Понимаю, как подло я поступила... Это же ведь просто таблетки (слава Богу, уже не желтые)! А это Хеп - мой лучший, вечно грустный друг. «Хеп, если ты меня слышишь, а ты должен меня слушать, ибо ты всегда со мной, знай, что я бесконечно скучаю. Здесь безумно скучно. Без тебя ни одно помещение уже не станет прежним... Но здесь есть батарея! Приди погрей ноги. Прошу, приди погрей ноги. Мама принесла мне стопку закладок, поделай из них самолетики, умоляю. А» Но Хеп все не приходил. Мой единственный лучший друг и тот оставил меня в одиночестве в этом самом скучном месте на Земле. Я умерла этой же ночью. Утром на подушки нашли мокрое и соленое письмо, на котором все буквы расплылись. Разглядеть возможно было только одну-единственную фразу: «...здесь есть батарея...».