Синдром недоверия

~~~ Хоук паковала одежду сестры в небольшой сверток, пока мать составляла опись того, что должно быть доставлено Бетани. У них был новый дом, деньги, они съехали от Гамлена, но Бетани с ними не было. Она вроде как жива, вроде как прошла инициацию, вроде как Серый Страж и живет в Ферелдене. Точнее ничего неизвестно, все на уровне слухов и домыслов, все передано через чужих людей, сама же Беттани, насколько Хоук известно, предпочитает говорить всем, что ее семья мертва. "Ее новые друзья будут удивлены, когда Бетани получит посылку от мертвецов", - злорадствовала Хоук, крупными буквами надписывая свое имя, фамилию, а также имя и фамилию Бетани, специально выделив два слова "Хоук" напротив имен. Хоук и сама не простила сестру: она помнила, как Бетани во весь голос требовала взять ее с собой, как на Тропах никто, кроме нее, не умудрился подцепить скверну, хотя она даже не подходила к порождениям, обжигая их магией издалека. Они сделали все, чтобы Бетани вернулась домой живой и невредимой, потому что мать предпочла бы иметь при себе живую Бетани, а не живую Ханну Хоук, потому что вся компания в курсе, кто из детей Лиандры меньше всего любим ею. Ханна была щитом Бетани, и все равно сестра все испортила, еще и обвинила Хоук в том, что произошло. - Неблагодарность - второе "я" Бетани, не находишь? - делится она своими мыслями с матерью, но та не отвечает. Вся одежда волшебницы-сестры постирана, поглажена, ее любимые безделушки упакованы, книги втиснуты на дно тюков, и Хоук уныло думает, что придется доплатить караванщикам сверху, потому что у сестры скопилось много барахла, которое ей нужно выслать. В последнее время цены в городе просто взлетают, причем на все. У виконта неожиданно завязалась слишком крепкая дружба с Тевинтерской Империей, и они ввели в Киркволле новый особый законопроект: рабство законно, вы знали? Если бы в Хоук еще была жива истинная ферелденка, они бы рвала и метала, но теперь Хоук - знатная дама, и она, прищурившись, подумывает о том, что неплохо было бы завести себе раба. Эдакое безмолвное существо, собачкой таскающееся за ней и с подобострастием глядящее на нее. Только, в отличие от Кромсая, свернувшегося возле камина, раб - человек, с которым еще и можно потрепаться за жизнь, и который сможет выполнять грязную работу, который не будет знать слова "Нет", не захочет знать. Ну кого не приводит в восторг мысль заиметь себе такое милое создание? Хоук хватается за любую работу, плюс у нее есть сбережения, оставшиеся от Глубинных Троп, но она все еще не может позволить себе роскошной жизни. С другой стороны, ей очень хочется раба, пока виконт не одумался и не отменил закона. Знать, к примеру, уже беснуется и сходит с ума: пока только в Нижнем городе продают вереницы живого товара прямиком из Тевинтера и Антивы. Хоук тоже хочет сходить с ума, ходить по рынку, деловито осматривать рабов и выбирать себе лучшего, а потом, вне сомнений, быть самой хорошей госпожой, милостивой, доброй, великодушной. После этого, конечно, раб полюбит ее больше жизни, для кого-то она будет самой лучшей и самой любимой, она будет тем, чья жизнь значит для кого-то все и даже больше. Недостаток любви матери у Хоук выражается именно так. Желание иметь раба заставляло Хоук работать усерднее самого измученного эльфа на плантациях хозяев, загонять себя хуже, чем самый жестокий хозяин загоняет своего раба по поручениям. Теперь у Хоук достаточно денег, чтобы после ее покупки и возможной смерти мать имела средства. Да-да, приходится думать и о том, что произойдет в случае, если на подходе к Нижнему городу Хоук перережут горло, всяко бывает. Хоук снится любящее подобострастное существо, и она не хочет быть одна, желание купить человека становится сильнее. Вещи Бетани собраны, и наконец-то покидают комнату, которую занимали. Мать велит Ханне как следует обставить эту комнату, и Хоук подчиняется, не понимая, зачем это: Бетани комната не понадобится, она не вернется домой. Но Ханна покорно стелит новое покрывало на кровать, взбивает расшитые золотой нитью подушки, разжигает огонь в камине, вытирает пыль с полок и столов, и кладет пачку писчей бумаги на письменный стол вместе с чернильницей и пером. Так комната выглядит более обжитой, и кажется, будто тут действительно кто-то живет. Эта свинья могла бы написать хоть одно письмо. Ханна думает о Бетани, и понимает, что идея говорить всем о том, что у нее нет ни брата, ни сестер, более чем заманчива. И все же Хоук любит эту несносную малолетнюю засранку, и в глубине души она знает, что если бы Бетани погибла, Ханна винила бы себя даже больше, чем мать винила ее после смерти Карвера. Возможно ли то, что их предвзятое отношение обусловлено внешностью Ханны? Она задавала себе этот вопрос еще с той поры, когда была ребенком: Ханна была до безобразия непохожей на родителей и на прочих жителей Лотеринга. Белая кожа, светло-серые глаза, длинные светлые, почти белые волосы - Ханна была почти прозрачной на фоне своих ровесников, и словно чужая в семье. Мать говорила, что Ханна пошла в деда по отцовской линии - может быть, в любом случае, в плане красоты Ханна выгодно выделялась, а вот в семье была белой вороной, причем в буквальном смысле слова. Андерсу она нравится, и даже очень. Мерриль и Изабелла тоже смотрят на нее по-особенному, что, в принципе, уже говорит о том, что Ханна довольно красива. А вот матери она всегда была неприятна: может, потому что с детства была той еще нахалкой, в отличие от милой Бетани? ~~~ - Хоук, добро пожаловать, - лениво щурится Варик, сидящий на завалинке возле "Висельника". - Если ты пришла за работой, то извиняй, ловить нечего. Который день один и тот же ответ. В последнее время контрактов маловато: если так пойдет дальше, придется плыть обратно в Ферелден на заработки. Сейчас там Мор, так что работы выше крыши, мародерство по разрушенным селам, все такое. Словом, весело. - Я на рынок, - уведомила девушка, заложив руки в карманы и устремив глаза к небу. - Ты что-то задумала, - недоверчиво покачал Варик, - насколько я помню, ты предпочитаешь сбывать и покупать только в Верхнем городе. Ближе к аристократам, так сказать. Варик смеется, а Ханна вспыхивает: гном был первым, кто раскусил ее стремление к высшим кругам, проанализировав все поступки и поняв, с чего Ханна так убивается на заработках. Больной темой это стало с тех пор, как Варик вынес это на всеобщее обозрение, посвятив целую главу в своем повествовании размышлениям о мотивах поступков Ханны, и теперь Хоук казалось, что каждая собака знает, что она унижается ради того, чтобы подняться до аристократии. - И все же сегодня я иду покупать на рынке Нижнего города, - сквозь зубы извлекает Хоук, мысленно проклиная проницательность Варика. - Я с тобой. Ни за что этого не пропущу, - заявляет Варик, соскакивая на мостовую, - какой же товар настолько привлек внимание нашей недо-монны? Он смеется, и в его глаза пляшут искорки, и Хоук знает, что Варик уже догадывается обо всем, ведь сейчас в Нижнем городе самый интересный товар - живой, и вокруг этого места постоянно отираются аристократы и слуги богатых домов. В середине улицы, на возвышении, стоит дом. Сейчас часть его куплена и отведена под помещения с рабами, здесь нет удобств, слишком тесно для неожиданно большого количества людей, и запах соответствующий. - Не удивлюсь, если большинство из них больны, - поморщилась Хоук, про себя отмечая, что надо будет надавить на рабовладельца, чтобы тот устроил нормальные условия для этих людей. Кругом шныряли вороватого вида оборванцы, и на всякий случай Хоук проверила, легко ли выскальзывают клинки из ножен. Еще одна причина недоверия матери к Хоук - выбор разбойничьего класса, становление ассасином, которые дрались без чести, нанося удары в спину и растворяясь в темноте. "Просто я не люблю усложнять", - оправдывалась Ханна, пока Карвер демонстрировал, как ловко он научился управляться с тяжеленным щитом и неуклюже длинным мечом. Много, много людей и эльфов, больше было, конечно, эльфов. Худенькие, щупленькие - Хоук чувствовала странную симпатию к их хрупким и изящным, как статуэтки, девушкам, и легкое презрение к их чересчур женственным и низеньким парням. Она подумала, что неплохо было бы купить девушку-эльфийку, но Мерриль возненавидит за это Хоук, да и доверие долийцев будет утеряно. Они воспримут это как оскорбление их и без того униженного и порабощенного народа. Хоук прошлась вдоль выставленных на продажу людей, скованных в цепи, но никого примечательного не увидела. Никого, на кого стоило бы потратить заработанные нечеловеческим трудом средства. Аристократы выбирали либо слуг для своих домов, либо, в меньшей степени, объекты для плотских утех. Только что позади Ханны владелица кирквольского борделя провела двух девушек и смазливого парня - у всех троих были связаны руки, все трое заклеймены свежей меткой борделя. - Если торговля пойдет дальше в таком оживленном ключе, население не обрадуется, - кашлянув, заметил Варик, и Хоук с ним согласна. Обязательно кто-то похитит какого-нибудь жителя Киркволла, и когда среди рабов окажется местный житель, другие такие же жители начнут волноваться за свою судьбу. Кирквольская аристократия не привыкла обращаться с рабами правильно, опьяненные тем, что им все можно, многие начнут бесчинствовать с живыми куклами - рабами. Словом, не готов еще Киркволл к такому резкому введению рабства, если подумать. - Гляди-ка, - присвистнул Варик. - А? - вяло пробормотала Хоук, думавшая в это время, не купить ли ей девушку, с виду явно беременную. Покупка необычная, и в то же время милосердная: обычно новые хозяева не оставляли молоденьким рабыням детей, хлопотно. Проще уж купить ребенка, вышедшего из младенческого возраста, да и рабынь покупают, чтобы те работали, а не возились с новорожденными. Так что Хоук могла бы получить двух рабов по скидочной цене. - Да посмотри, ты должна это видеть! - Варик, знающий любовь Хоук ко всему красивому и необычному, потащил ее к эльфийской части рынка, где выставили на продажу высокого эльфа с серебристыми волосами. - Дефектный, - прошептал кто-то, и Ханна согласно кивнула. Вид у эльфа был странный: весь измазанный грязью, в татуировках, болезненно бледный и худой, серебристые прекрасные волосы свалялись, он тяжело дышал. Ханна болезненно вздрогнула, когда увидела кровь на нем. - Раненый идет по маленькой цене, - радостно пояснил Варик, - говорят, этот из разоренного тевинтерского дома. Вроде как магистры поцапались, один из домов разграбили, а их рабов перепродают прямо сейчас. Ханна, бери его, не прогадаешь. - А он точно не сдохнет? - Хоук мысленно подсчитала, сколько монет будут пущены на ветер, если этот раненый лебедь неожиданно отбросит ласты. - Ты рискнешь, я знаю. Хоук сделала несколько шагов, очутившись прямо напротив эльфа, и на глаз смерила объем его мышц. Необычно для эльфа, слишком силен с виду, слишком высок, и Ханне он нравился. Красивое выразительное лицо, забрызганное кровью, но внимание Хоук привлекли его необычные глаза. Насыщенно-зеленые, и его волосы, хоть и были сероватого оттенка, все же делали его запоминающимся на фоне других эльфов. Он был как она: обладал необычной внешностью, был сильнее остальных своих сородичей, и явно не страдал от избытка любви, судя по тому, что стоял тут в оковах. Она подозвала торговца, спросив: - Если я дам тебе за это несчастное заморенное дохленькое существо сорок монет, ты будешь счастлив? Торговец ухмыльнулся, а несчастное существо, обратив внимание на Хоук, смерило ее такие взглядом, что та вздрогнула. Он был не тем подобострастным любящим созданием, которое она хотела иметь при себе, но Хоук просто не могла сейчас думать ни о ком другом. Хотя... - Вон ту я тоже беру, брюхатую, - она ткнула пальцем в девку с животом, - двадцать пять монет, не больше. В сумме получалось на пятнадцать монет больше, чем она рассчитывала потратить, но ведь Хоук купила не одного, а двух с половиной рабов: ее первая сделка на рынке живого товара была выгодна, можно гордиться собой. Торговец получил свои желтые кругляши, суетливо отвязал рабыню от остальных и вручил веревку Хоук. Девушка брезгливо посмотрела на вонючий взлохмаченный конец, прежде чем взять его в руки, но отвязать рабыню так и не решилась: мало ли, сбежит, почуяв свободу. - Как тебя зовут? - кашлянула Хоук, и рабыня удивленно посмотрела на нее оленьими глазами. - Предыдущий владелец называл меня Лисичкой, - сказала она, - до этого было много имен. У нее были рыжие волосы, заплетенные в хитрую прическу, и бывшей ферелденке все эти кренделя на голове показались идиотскими, не идущими ей, утяжелявшими голову. Хоук протянула руку и, распустив шелковистые волосы рабыни, позволила им лечь свободно по плечам. Вот так. - Как я понимаю, он заделал тебе мелкого, - рабыня закивала, подтверждая догадки Хоук. На вид ей было лет пятнадцать, не больше. Тут все ясно: никто ей не объяснял, что если растет живот и отсутствуют регулы, то это не очень хорошо, особенно если ты рабыня. Владелец, поиграв, перестал ее касаться, и положение обнаружилось, только когда брюхо стало выпирать и делать что-либо было уже рискованно, проще по-быстрому сбыть дурочку, не привлекая внимания окружающих. Интересно, почему он ее не убил: скорее всего, понравилась, пожалел. Эльф, в отличие от Лисички, был в цепях, и Хоук заметила кровь на кандалах. Он еле передвигал ноги, но Хоук не спешила его отцеплять: сидит на цепи, значит, неспроста. - А тебя как зовут? - улыбнулась Ханна, поправив светлые волосы, и тут же вздрогнув от полного жгучей ненависти взгляда. Губы эльфа в презрении изогнулись и он что-то прошипел на странном наречии, весьма нелестного содержания, судя по всему. - Меня зовут Фенрис, госпожа, - наконец сказал эльф, справившись со своим гневом. ~~~ Варик остался у Висельника, решив дать Ханне время на то, чтобы привыкнуть к положению хозяйки двух живых существ. Откровенно говоря, до этого ей не доверяли даже Кромсая на попечении, о нем всегда заботился Карвер или Бетани, Хоук же временами забывала дать ему поесть и уделить ему внимание. "У этой девчонки ветер в голове", - жаловалась мать после очередной выходки Хоук, - "Она не умеет нести ответственность за более слабых". Хорошо, что Фенрис и Лисичка могут о себе напомнить, а бедный Кромсай мог лишь скулить. Эльф был явно ранен, но терпел все молча. Его лицо было сосредоточено донельзя, а весь внешний вид буквально кричал о том, как сильно он всех ненавидит. Хоук сгорала от любопытства и хотела потрещать с ним, разговорить, но решила отложить это на потом: судя по всему, он был не особо настроен на дружеский лад, да и Хоук была тем еще хамлом, и с особой изощренностью настраивала против себя людей, хотя в последнее время стало чуть лучше. Одно она понимала точно: решив купить враждебно настроенного эльфа, Хоук прогадала в плане обретения того, кто будет внимать каждому ее слову с благоговением, но все же она не жалела. Ханна ценила, когда в характере человека есть что-то живое, оригинальное, необычное, она была из тех, что были рождены сиять, Хоук была человеком, к которому невозможно быть равнодушным, только любить или ненавидеть. И больше всего она ценила в других яркость и необычность, в данный момент будучи завороженной серебристым эльфом, который только и мечтал вогнать ей в спину клинок.