башка сегодня отключилась, не вся, конечно, — есть могу
Придя в комнату, поняла, что перестаралась, разыгрывая одноклассника. Странным образом мои замки были вскрыты, то есть комната взломана. С опаской, держа в руке заряженный фаербол, открыв медленно дверь, переступила порог. В помещении царил хаос, ветер, ворвавшийся через открытое окно подхватил листы-черновики в воздух, играя ими и перьями из подушки, хладный труп которой покоился у тумбочки. Мебель поломанной не была, но представляла собой очень печальный вид, где-то опрокинуты цветы, где-то пролита вода, ручки, карандаши и прочая канцелярия, как орудия пыток были воткнуты в кровать, дырявя матрац и простынь. Вся моя одежда была в художественном беспорядке раскидана по полу, стенам и подоконнику. Где-то виднелась одна штанина от униформы, где-то рукав от блузы, под стулом я заметила огрызки носков. Словно Эдвард руки-ножницы сошел с экрана и решил помочь мне с уборкой. Одежды мне жалко не было. Одна сплошная униформа, которая приелась за все года учебы до отвращения. Я и сама подумывала сжечь все эти лохмотья, только в конце года, ибо сейчас-то мне ходить не в чем. Взгляд упал на настенные часы, уже скоро урок, а я еще не собрана и одета в единственную нормальную одежду — пижаму. В ней, как не крути, идти уж точно нельзя, даже если сильно захотеть… Холодно будет. Поворчав и поползав по всем углам, нашла относительно целые брюки синего цвета, белую спортивную майку, «подол» которой больше походил на бахрому, чем на ткань, и кроссовки, которые я сушила за окном (только поэтому они остались живы). Получился весьма бунтарский вид… Ну, а что, стратегические места закрыты - и порядок. Но как-то чего-то не хватает. О, придумала. Достала из-под кровати пиджак (а говорят беспорядок это плохо) и надела его. Закатала рукава. В зеркале я смотрелась дико, но вполне адекватно. Заделала хвост и пошла на урок. По коридорам я шла быстро, выбирая самые шумные и многолюдные места, почти шла по людям. Как ни странно, это был лучший способ остаться незамеченной. Я, конечно, ловила на себе удивленные взгляды, но эти люди быстро были задавлены «волной», потоком опаздывающих школьников, и обо мне быстро забывали. В класс я вошла за пару минут до звонка, поэтому не спеша прошла на свое место, улыбнувшись и подмигнув Вадику, который, видя мою невозмутимость, зарычал, аки кот в марте. Сказать, что меня это позабавило, значит не сказать ничего. Не знаю чего он ожидал, но то, что я пришла, да и пришла в хорошем настроении, его задело — его уверенность в победе рухнула. Одноклассники были в шоке, молча смотрели на меня, не вставая с мест и не меняя положения, лишь поворачивая голову в мою сторону. Но не сильно-то их это задело. За годы совместного обучения они многое видели, от котиков, которые волокли меня по полу, до свежеподнятого зомби, который попросил меня выйти поговорить на уроке мировой философии. Странная реакция была у профессора. Ни то рычание, ни то вибрация исходила от него. Внешне он оставался невозмутим, спокоен, во взгляде только читался укор, и плохо скрываемое раздражение. Но что-то мне подсказывает, что он догадался, что не по собственной воле я вырядилась таким образом. Может поэтому я все еще жива. Я сложила картинку у себя в голове, в точности скопировав свою комнату, и «отправила» ее в голову профессора. Пару секунд реакции не было, но потом тень улыбки проскользнула на холодном лице преподавателя. Мужчина быстро спрятал ее, попросту отвернувшись к доске и начав записывать тему урока. Занятие началось. Практики у нас прибавилось, поэтому вызывали к доске много кого, почти всех и не по одному разу бывало. Но сегодня я тихо отсиделась в тенечке. Какой бы шизанутой я не была, но в таком виде на люди выходить было не по себе, как «краля» какая-то из параллельного класса. Фу… Зато Вадика вызывали очень часто, задавая одни из самых сложных вопросов. Бедняжка так переживал, что ни с того ни с чего начинал потеть. Или штаны начинали спадать, парень пробегая взглядом по хихикающим одноклассникам, старался удержать брюки на своем месте. Пару раз он даже терял слух, от чего неосознанно повышал голос, или начинал заикаться (и с чего бы это? Но все почему-то смотрели на меня). *** День прошел тихо, как и следующий. Ежедневно я встречала профессора, как на уроках, так и просто в коридорах. Каждый раз я ждала чего-то, хоть какой-то реакции с его стороны. Каких-то вопросов или хотя бы слов. С замиранием сердца я слушала, как он меня отчитывал за шалости, объяснял как правильно произносится заклинание или рисуется новая руна на барьерном щите. И с каждым разом становилось все страшней… страшно от того, что он больше никогда не будет видеться со мной один на один, не заговорит как раньше… Бывало что ночь проходила, а я не могла уснуть из-за этой мысли. Не знаю, почему меня это тревожит. Ведь профессор... он мне никто, если задуматься. Один из преподавателей, человек, на которого хочется ровняться, не больше! Не друг, не брат, не отец, не… Дальше цепочка обрывалась, становилось грустно. Но пару раз я все же ловила на себе его задумчивый взгляд. И дураку понятно, что он пытается принять какое-то решение, возможно даже борется с внутренними демонами, как любили говорить великие поэты и философы прошедших столетий. Иногда он закусывал губу, думая о чем-то своем, но не спуская взгляда с меня. Удивительно, что никто кроме меня это не замечал, ученики продолжали спокойно вести беседу, улыбаясь или волнуясь. Заклинание, не иначе, какое-нибудь для отвода глаз. Но как не крути, такое поведение профессора давало шанс на возвращение наших отношений… Так, опять я в неправильном направлении думаю! Как не крути, а жизнь продолжается. Я плыла по течению. С Вадиком мы продолжали друг друга доводить. В школе я по-прежнему лучшая по успеваемости, и первая по плохому поведению. На уроках магии я больше не спала — было очень интересно, часто проходила практика. Не скажу, что и на других уроках я начала проявлять активность, но все равно как-то проще и легче стало, даже по утрам встаю быстрее, обычного, за 15 минут до звонка, а не за 10. Через месяц или чуть больше, профессор отошел и попросился со мной на шабаш. Словно лед в груди оттаял, и дышать стало легче. Незаметно прошла зима, все еще лежал снег, но день начал понемногу прибавляться, в воздухе пахло первыми днями весны. Профессор всё чаще просился со мной на шабаш. Он очень удивился, когда узнал, что наши сборища проводятся каждую пятницу, но гораздо в меньших размахах. Я гулять люблю, но все равно чаще двух раз за месяц не летала. Он даже не боялся летать и несколько раз брал управление на себя. Говорил, что пишет работу по оборотням, а близнецы помогают. Но что-то он каждый раз всё меньше проводил время с ними. Что-то у них намечается — тихие разговоры в стороне, косые взгляды на меня и глупые улыбки, когда я пыталась узнать, что они замышляют. Сдалась я быстро, у мальчишек свои забавы, лишь бы меня не касалось, а то мало ли что…***
Что-то не спится мне сегодня, в голове ветер, тишина в комнате, ни одной мысли… Была бы я творческой натурой, сказала бы, что на меня тоска напала. Тоска о тепле, не знаю только о каком — природном или же человеческом. Как бы я не старалась строить из себя независимую особу, все равно иногда, в такие по весеннему теплые светлые ночи, хочется, чтобы кто-то был рядом, просто был и все, даже разговаривать со мной необязательно… Проворочавшись около часа, решила прогуляться. Общежитие на ночь запирали, в окно лезть мне не хотелось, поэтому поднялась на крышу, там охраны нет, никто не мешает. Поднявшись на каменную поверхность, задрала голову, выдыхая белый пар. Улыбка нарисовалась сама по себе, когда я не увидела белого облачка— стало совсем тепло. Медленно подошла к бордюру и обвела взглядом открывшуюся панораму. В темноте блестел подтаявший за день снег, чернели мокрые ветви деревьев, вдалеке зловеще выглядывала железная ограда. Тишина, какая бывает только ранней весной, когда зима замолкла, а весенняя живность еще спит, окутала все вокруг. Звезды над головой словно сговорившись, собрались в центре, образуя не то картину сумасшедшего художника, ни то очень уж яркий млечный путь. Он как обычно подошёл очень тихо. Ну почему я никогда не чувствую его приближения? — Наверное, потому что ты не воспринимаешь меня как врага, — прочитав мои мысли, ответили тихим урчащим голосом. Видимо не у одной меня весеннее настроение. Я повернулась к нему, круговым движением отбросила волосы с лица, и поймала хитрый взгляд профессора. — Сегодня волшебная ночь, — все еще улыбаясь, сказала я, поправляя волосы. Почему-то задумчивость и тишина в голове улетучилась, стало так легко, хотелось прыгать, бегать по лужам и звонко смеяться. — И поэтому ты даже не успела одеться? — хитро улыбнулся профессор, опуская взгляд к моим ногам, осматривая. Я посмотрела на себя. На мне была пижама: рубашка и шорты, на босые ноги одеты легкие комнатные тапочки с пушистыми помпончиками. Я покраснела. Не знаю от чего мне стало так стыдно, не то от своей глупости, ни то от того, что стояла почти раздетая перед мужчиной. — Ты так заболеешь, — он накинул мне на плечи плащ. Спорить я не стала, принимая теплую одежду. На небольшом меху, темный плащ был больше похож на укороченную мантию. Завернулась я в него с превеликим удовольствием, все-таки не так уж тепло на улице, чтобы щеголять в таком виде. — А ты что здесь делаешь? — я повернулась обратно в сторону леса, но продолжала исподтишка наблюдать за мужчиной. Он разрешает обращаться к нему на ты, когда мы одни или на лысой горе. Это поначалу смущало, но только первые пару раз, дальше я оценила этот его жест доверия — теперь я совсем не ощущала разницы в социальном положении, возрасте, не чувствовалась и эта граница «преподаватель-студент». Стало намного проще к нему обращаться. — Не спится, — задумчиво ответил профессор, — Решил прогуляться, а здесь ты, — он дотронутся до моей ладони, словно желая что-то спросить, но не решаясь этого сделать, — да ты же холодная, как ледышка. А ну быстро в комнату! — строго, но при этом лаского приказали мне, излучая не гнев, как мне показалось поначалу, а заботу. — Не-а, — и я кинулась от него, — не хочу я в комнату. Там страшно и одиноко. — Врёшь и не краснеешь, — он почти поймал меня, но я то проворней. — Конечно, вру, — а чего скрывать, — но в комнату, всё равно, не пойду. Несколько быстрых рывков в сторону, тепло разлилось по телу, но холодный ветерок не давал развеселиться на полную, поэтому я не вкладывала все силы в побег. Профессор сделал очередной рывок и догнал меня. То ли в порыве чувств (от меня не скрылся факт, что профессору нравятся такие детские забавы как салки), то ли зная, что я могу попытаться вырваться и сбежать, мужчина прижал меня к себе сильнее, чем это требовалось, да еще и приподнял над землей, фиксируя нашу позу магией. Я была не против, ни одна клеточка моего организма не протестовала этому. Я чувствовала, что профессор сильней меня, что медленно, но верно он лишает меня свободы. Все больше и больше я погружалась в это чувство спокойствия и защищенности, которое могла в полной мере ощущать только в его объятиях. Я обняла мужчину в ответ, опуская голову ему на плечо, стараясь не думать, как это выглядит со стороны. — Ну и почему ты не хочешь идти в комнату? — промурчали мне на ухо, гладя по волосам. Не уверена были ли сказаны эти слова в слух или же прозвучали только у меня в голове, но отвечать мне было нечем. Я не хотела… просто не хотела. Холодно там, одиноко, словно во всем мире только я и осталась. Да, я ведьма, да, я злая, но бываю и другая. Мне тоже иногда страшно и хочется, чтобы рядом кто-то был… Он улыбнулся, или мне это показалось. Не поднимая головы, я старалась понять, почувствовать выражение лица мужчины. Не знаю ухмылка это или же нежная, понимающая улыбка… — Хочешь полетать? — неожиданный вопрос вывел меня и задумчивости, заставляя поднять голову и заглянуть в глаза собеседнику. Он был серьезен, хотя читалось какое-то сомнение во взгляде темных глаз. Не понимая до конца, как он осуществит предложенное, я кивнула. Меня обняли чуть крепче. Воздух вокруг завибрировал, концентрация духовной силы вокруг нас стала резко увеличиваться, не успела я опомниться, как приливающая сила схлынула. Я с открытым ртом смотрела за спину профессора, где ловя воздух и слегка шатаясь матерелизовались огромные кожаные крылья. Протянув руку я провела ладонью по темному основанию, легкая вибрация напугала меня, заставляя отдернуться и замереть в замешательстве. Сколько же мощи в этих штуках! На меня откровенно смотрели как на ребенка, который в первый раз увидел снег. Немного стыдно, но если вспомнить реакцию мужчины, когда он увидел мою метлу — я вообще не удивилась! Но что-то было в этих кожаных штуках. Что-то вертелось на самом краю сознания. Теплое, знакомое, но отталкивающее и тоскливое. Как не старалась сосредоточиться на этом чувстве, никак не могла поймать. То, что мы уже оторвались от земли и летим высоко над землей, я поняла не сразу, лишь после того, как ветер стал холодней и жестче. Я посмотрела вниз. Громко выдохнув я вцепилась в рубашку профессора, прижимаясь теснее к груди мужчины. Не, высоты я не боялась вроде, метла этого страха не терпела. Но одно дело лететь на метле — штуке надежной, подчиняющейся твоей воле, а другое — зависнуть в сотне метров над землей, держась только за живое тело чужого по сути человека. Мало ли он накажет меня за не выученную формулу барьера против каменных гаргулей. Недоверчиво посмотрела в глаза мужчины. Оценивая, собирается ли он меня проверять на ударопрочность, я успокоилась — тепло во взгляде с нотками веселья и радости дали надежду, что он забыл о той не поставленной двойке и разрушенном кабинете. Пролетев небольшой круг по ближайшему городку, мы порядком подзамерзли и немного посинели. Уже хотели возвращаться, но услышали музыку. Внизу кто-то что-то праздновал. А музыку было слышно даже здесь! Хотя в такую тихую ночь, это и неудивительно, да и ветер не такой уж и сильный, чтобы перебивать звук, льющийся от небольшого оркестра. Играла классика, что как нельзя лучше подчеркивало отмосферу вокруг. — Разрешите пригласить вас на танец? — Кай смотрел на меня смеющимися глазами, но был он серьезен. — Я не умею, — вот честно, первый раз пожалела, что ни разу не ходила на уроки танцев. — Не страшно, я тоже ни разу не пробовал, — подбодрили меня, перехватывая правую руку, а левую ловким движением ложа себе на плечо. Зря я ему поверила — он танцевал прекрасно. Мои знания были ниже среднего, но даже они не пригодились. Наш танец был чем-то необычным, словно и нечеловеческим, не от мира того. Полет, едва уловимые движения, легкие, как крылья бабочки. Я не могла уследить за нашими движениями, да и не пыталась. С головой уходя в чувство парения. Мне настолько понравилось танцевать среди облаков, что когда музыка прекратилась, я хотела бросить в них чем-нибудь. — А говоришь танцевать не умеешь. Лгунья, — я покраснела, — когда краснеешь, ты становишься похожа на маленькую девочку, — задумчиво сказал Кай, словно подумал вслух. Я клацнула зубами у него перед носом. Он засмеялся, и подхватив меня на руки, полетел к школе. Кажется, я заснула у него на руках.POV Кая
Кай летел по ночному небу, внизу чернели деревья, вдалеке светилась луна. В его руках спала Кира, прижимаясь к груди мужчины. Она очень странно на него действует — рядом с ней профессор не контролирует мысли и поступки. Он в очередной раз отвернулся, пряча хрупкое тело Киры от ветра, молясь Создателю, чтобы она не заболела. Вот чем думала эта взбалмошная девчонка, когда поднималась на крышу в пижаме? И она вообще когда-нибудь думает? Он злился на нее, но за что? Неужели это из-за того, что каждый раз, при попытке приблизится к ней, она смущённо отвергала его. Возможно. «Почему с именно с ней так трудно?» — эта мысль застряла в его голове уже давно. Он вспомнил, как она смеялась и улыбалась, когда они были за пределами школы. Его сердце сжималось от одного ее взгляда. Но в школе, на людях, она становилась холодной, как глыба льда. И на лице лишь изредка проступало жалкое подобие улыбки. Может это и к лучшему? Кай признавал, хоть и не без злобы, свою ревность к ее друзьям, когда она проявляла искренние эмоции при них. Но он скучал по ее улыбке и смеху. Он всеми силами пытался ее развеселить… или хотя бы взбесить, что получалось намного чаще. Однажды на уроке, она разозлилась так, что вынесла стену класса… В ней такая мощь. Откуда взялась она? Кай уже выяснил, что девушка сирота, появилась у дверей детского дома в возрасте примерно пяти лет. Нечего не помнит. Ей снилось что-то хорошее. Она улыбнулась и тесней прижалась к его груди. Ему опять захотелось поцеловать ее. Она ученица! Этим доводом он кормил себя уже больше двух месяцев. Но с каждым днём понимал, что она для него больше чем ученица. С каждым разом сдерживать себя было всё трудней. Ну вот и общежитие. Он влетел в окно, сразу закрывая его. Всё же на улице уже очень холодно. Он осмотрелся. Как она здесь живёт? У всех студентов комната раза в два больше. Он подошёл к кровати и аккуратно положил девушку на постель. Сейчас он оценил то, что она вышла в пижаме — не пришлось ни переодевать ее (хотя на такое профессор и не решился), ни разбирать постель. Она потянулась и легла на бок. Кай смотрел на спокойное выражение её лица. Девушка была такой… такой… умиротворённой. Он больше не мог сдерживаться. Наклонившись над девушкой он прикоснулся к ее губам. Всего мгновение, а сердце уже бешено бьётся в районе живота. Он за считаные секунды вылетел в окно. А девушка, ничего не понимая, ещё долго смотрела на опустевшую раму с закрытыми створками и темным стеклом.