Время быть взрослыми

      Изменений порою можно и не заметить. Вернее, их можно долго не замечать... Но однажды — в любой удобный момент — ты можешь прозреть и, конечно, спросить себя: как же ты раньше не видел этого, а главное, что теперь с этим делать?       Все меняются. Кто-то — крохотными шагами, кто-то — в один момент... Взять тебя — да, мой друг, тебя! Ты растешь, взрослеешь, стареешь ежесекундно, но пока ты еще ребенок, то вряд ли задумываешься об этом чаще, чем раз в году, в день твоего рождения. Детям и в голову не приходит, что их детство когда-нибудь кончится... Нет, все маленькие Бьорны станут высокими и сильными, как их отцы, отважными охотниками и мореплавателями; и все маленькие Берты вырастут красивыми, совсем как матери, будут жить в любви и хранить очаг... Но при этом ни те, ни другие никогда не расстанутся с милыми детскими увлечениями, с любимыми лакомствами, с играми и проказами. Так им кажется. Они думают, что родные никогда не оставят их и друзья не покинут. Они думают, что быть взрослыми — скучно, ведь у взрослых столько проблем! Так не лучше ли вечно оставаться детьми?       И они остаются, не желая смотреть вперед. Не желая смотреть вокруг. В их детском мире каждый день под копирку похож на другой: утром встать, умыться, позавтракать — а на улице уже ждут веселые игры. Иногда «повезет» получить нагоняй от родителей — и потом целый час потратить на то, чтобы помочь по дому или распутать рыболовные сети. Но затем снова можно играть, валяться в грязи (за что непременно получишь еще один нагоняй), лазать по крышам, петь и кричать. Эта славная жизнь длится себе и длится... Ни на что бы не променял ее.       Настоящий юный викинг из племени Лохматых Хулиганов с острова Олух мечтает скорее вырасти. Считает первые прыщики на лице; хвастается, тыча в редкие волоски над верхней губой; даже немного чванится, когда от него начинает разить за версту «верным мужицким запахом»; страстно желает, чтобы отец дал ему, наконец, подержать свои щит и меч. И товарищам остается молча завидовать, втайне молясь о том, чтоб поспеть за ним. Но бывает и так, что уже колосится пышная борода, силой налиты мускулы — а под шлемом гуляет ветер. Ты уже подрос, но пока еще не заметил.       И другие вряд ли заметят, пока не наступит то замечательное «однажды».       Астрид всегда казалось, что она уже очень взрослая, даже когда ей не было и восьми. Да разве могло быть иначе? Единственная дочь Хофферсонов, гордая и бесстрашная, она — викинг, в этом вся ее жизнь! Она была из тех девочек, что из поданных им топора и горшка, разумеется, выбирают топор. Свой первый топор Астрид едва могла удержать, но всякий раз, взвалив его на плечо, она принимала по-настоящему грозный вид и всем своим сердцем верила, что так должно.       Она мнила себя умнее и храбрее любого из Хулиганов-мальчишек — ее товарищей. И, конечно, взрослее. В самом деле, глядя на то, как извечно дурачатся близнецы Забияка и Задирака, она могла только фыркать. Сморкала, знала она, никогда не устанет дергать ее за белобрысые косы — ну что за глупости! Рыбьеног — тот вообще не рыба, не мясо, и неясно, выйдет ли из него толк. Рыбьеног бывал слишком мягок, сентиментален, не то что Астрид. Соседи шептались, мол, девочка Хофферсонов может заткнуть за пояс всю шпану Олуха.       Астрид всерьез, как и положено взрослой, относилась к любым дисциплинам. Тренировки, закаливания и опять тренировки... Астрид была строга к себе, понимая, что, пройдя все это, она станет Воином с большой буквы. Стальной кулак, стальной взгляд, стальной стержень внутри нее — Астрид сама себя выкует на огне своей веры. Зная, что викинг силой доказывает правоту своих убеждений, Астрид не стеснялась пускать в ход кулаки. Ведь только так завоевывают авторитет!       Благо ей даны сила тела и сила духа. Что и делает из нее викинга.       Положа руку на сердце: разве можно удержаться от смеха, видя старания тощего соплячка Иккинга быть таким, как другие? Сморкала и близнецы ржали над ним безжалостно: вот тебе уродился, всем воинам воин! И порой даже Рыбьеног малодушно хихикал.       Астрид? Та не смеялась. Но вовсе не потому, что была благосклонна к сыну вождя. Астрид равнялась на взрослых, не на детей. А всем взрослым в деревне Иккинг был что кость в горле. И вреда от его потуг было больше, чем пользы. А особенно — в дни нападения драконов...       Самолюбие Астрид требовало убить дракона. И не какую-нибудь там Жуткую Жуть (смех один!), а хотя бы Злобного Змеевика. Впрочем, дело было не только в авторитете: ее долг — уберечь деревню от посягательств крылатых тварей. Ведь именно так поступают взрослые — защищают то, что им дорого?       То, что Иккинг, раззява и соплежуй, тоже может встать на защиту того, чем дышит, чему так верит, — это стало для Астрид большим сюрпризом. Да, пожалуй, ошибкой было считать, что тщедушный Иккинг уж никак не может всерьез называться взрослым. И так странно, что за серой и неприметной внешностью, за отсутствием мускулов кроются мужество и решимость... И неясно, в чем душа держится... да еще настолько большая?       Оказавшись с ним рядом, Астрид впервые в жизни чувствовала себя совсем неразумной и даже немощной. У нее хватило бы духу убить дракона — и не хватило бы смелости приручить. Ненависть в ней была намного сильнее, чем милосердие. Среди всех только Иккинг сумел взглянуть на драконов по-новому... и поверить в то, что увидел. Может, ему не было суждено стать викингом и махать топором; его сила была в другом. Тор и Один не дали ему сильного тела, но сполна одарили мудростью, что ценнее всего на свете.       Астрид знала, что поцелуи в губы — это взрослые поцелуи. Вполне в ее духе. Чем еще она может наградить героя, который готов был пожертвовать собственной жизнью ради веры в лучшее? Впрочем, целовать Иккинга гордая Астрид была согласна лишь в особых случаях. Но когда наступал такой случай, верная себе Астрид целовала крепко, на совесть. Пусть неловко и у всех на глазах — ну что тут такого? Это же в благодарность. В знак восхищения. Все равно что сказать «спасибо» или «ты молодец».       Астрид казалось, что ее мир никогда не изменится. Так же думали и остальные. В глубине души многие жители острова Олух были детьми и не желали расстаться с игрой в «драконы — викинги».       Но вот Иккинг был способен меняться и менять мир вокруг. Нет, он боялся, но, вопреки страху, не отступался от своей веры. Это и было то, что зовется храбростью. Заключив перемирие с драконами, викинги растерялись: как теперь жить? Иккинг не растерялся: он открыл свою Школу драконов.       И тогда самолюбие Астрид столкнулось с тем, что ее неизбывный авторитет пошатнулся в сравнении с успехами Иккинга. Кто мог себе такое представить? Что ж, теперь она не была самой умной и одаренной. Теперь ее сила как будто бы ничего не решала. Астрид училась заново: быть надежной — ведь ее малышка Громгильда должна была ей доверять; быть решительной — о, поверьте, летая на драконе, нелегко овладеть собой; быть покорной — что значит безропотно выполнять указания Иккинга. Внешне Астрид легко смирилась с новой для себя ролью: она чувствовала, что должна учиться у Иккинга. Все должны.       Но в душе — не могла смириться.       Иккинг снова и снова спрашивал, не себя, так других: кто он все-таки, что он за человек? Умница Астрид могла ответить: не такой, как все. Не такой, как она, или Стоик Обширный, или Плевака. Их ковали с другими целями. Им сложнее всего было найти себя в мире Иккинга.       Они делали маленькие шаги... Год за годом учились жить в гармонии с тем, что их окружало. Нынче мальчик, оседлавший Ночную Фурию, вдохновлял их на новые игры.       И однажды...       Астрид вскинула голову и увидела его взрослым. Да так ясно, что ей оставалось только теряться в догадках, почему же она не видела этого прежде.       Годы минули. Сын вождя нажил себе врагов, но его это не сломило. Он, напротив, окреп и вырос; Астрид вдруг осознала, что смотрит на Иккинга снизу вверх, что его плечи шире ее собственных плеч, и осанка тверда, и кожаная броня ладно сидит на нем. В неисчислимых полетах темные волосы растрепались, лицо обветрилось — усыпанное веснушками, лицо мужественное, юное, но не мальчишеское. Подбородок слегка колюч... Что же осталось от прежнего Иккинга? Только улыбка, голос да металлическая нога. И храбрость. И милосердие.       Рядом с ним Астрид была... иной.       Ей непросто далось взглянуть на себя — и обнаружить, что долгоногая, резкая, чуть нескладная девочка тоже осталась в прошлом. Казалось, еще вчера она была здесь, в отражении щита... Но сейчас в нем виднеются нежные, ласковые черты.       Юность уже наступила — границы их мира расширились. Пришло время быть взрослыми. Сейчас это очень нужно. Нынче Астрид чувствовала внутри затаенную, нерастраченную теплоту. И продолжала чувствовать в каждом неровном ударе сердца.       И пускай возмужавший Иккинг все еще в поисках самого себя... Астрид ему подскажет, положа руку на сердце. И улыбнется, глядя ему в глаза.       Ну, так как там целуются взрослые? Все правильно, прямо в губы.       Только наедине, крепко обнявшись, пропуская меж пальцами тоненькие косички в лохматой каштановой шевелюре.       Еле дыша, будто пикируя с оглушительной высоты на неприрученном драконе.       Когда хочется этого и нельзя удержаться... Пускай даже случай не назовешь особым.