Во мне живет Дракон.

У Рины уже второй день не выходил из головы тот парень. Стоило вспомнить о том странном случае, как появляется какой-то чудак. Нехорошо всё это. И особенно - спокойствие.Вокруг всё было тихое, спокойное и привычное, как вода в стоячем озерце глубоко в лесу, но это казалось только затишьем перед бурей. Девушка часто замечала, что с ней всегда так - если несколько дней подряд всё очень тихо и спокойно, и не происходит даже самого малюсенького, захудалого и неинтересного события, то вскоре случится что-то серьёзное, и не всегда приятное. POV Рина Когда первый раз нахлынула такая серая и скучная, похожая на топкое, затягивающее болото, из которого не выбраться, мне было всего шесть. Тогда полторы недели всё было блёклым и однообразным, а потом мать с отцом вдруг стали собирать вещи, куда-то стали постоянно исчезать, а ещё через неделю поздно вечером домой пришла только мама, сказав, что папа уехал в командировку надолго, и нам предстоит жить одним. На следующий день она уложила все мелкие и небольшие вещи с сумки, взяла меня и вещи в охапку, и мы поехали в аэропорт. Мать была серьёзна, отчаянно решительна и очень взволнована, из-за чего постоянно прикрикивала на любопытную меня, норовящую убежать, чтобы всё хорошо рассмотреть. Но позже, уже в самолёте, заглянув в её глаза, удивилась и даже немного испугалась - в них плескалась такая горькая и всеобъемлющая грусть, похоже, заполнявшая её сердце. Тогда мне в первый раз показалось, что папа на самом деле никогда не вернётся. Мне было безумно жаль мою дорогую мамочку, и всю оставшуюся дорогу сидела тихо и молча, прилипнув к окну. Но об этом стоит рассказать отдельно. Пожалуй, тот полёт подарил мне самые прекрасные ощущения в жизни. Это было ощущение пьянящей свободы, мне хотелось лететь рядом с самолётом, махая собственными крыльями и наслаждаясь ветром. Но я просто мечтала, и наслаждалась видами солнца, красящего облака в нежно желтые, розовые, оранжевые оттенки. Это было просто волшебно, и ту поездку я запомнила на всю жизнь. У меня, маленькой шестилетней девочки, в сердце было слишком мало места, чтобы сильно тревожилась о родителях. А зря. С того времени прошло уже семь лет, но отец так и не вернулся. С каждым годом черты дорогого человека расплывались, оставались отрывками, улучшались и сильно искажались, но горечь утраты вместе с надеждой жила в сердце. В свои тринадцать я выглядела старше, настоящей девушкой лет так пятнадцати, и во мне вряд ли бы уже кто-нибудь разглядел черты той маленькой девчушки, каждый вечер сидящей у телефона, в надежде на папин звонок. В тот день мама увезла меня в Красноярск из Санкт-Петербурга, тут я и пошла в школу, довольно хороший лицей, хотя в Санкт-Петербурге я должна была пойти в гимназию неподалёку от дома; тут же приходилось идти примерно остановку, что весной, по чавкающей грязи, было не слишком приятно. Здесь у нас оказалась небольшая аккуратная двухкомнатная квартирка - одна комната моя, вторая мамина - в гостиной не было нужды, гостей мы почти не звали, а если кто и был, то лишь мои подруги, которые всё время вместе со мной были в моей же комнате. Каждое утро мама уходила утром и возвращалась вечером, готовила, убирала, я делала уроки, помогала ей, гуляла с девочками и так текла наша жизнь - совсем иначе, без той искорки тепла, смеха и жизни, которую всегда вносил папа. Вообще, с тех пор, как он исчез, мать побледнела, осунулась, впрочем, не потеряв своей красоты, но в её глаза больше никогда не возвращалось веселье - словно вместе с отцом исчезла и часть её. Через год мама потеряла работу ровно через пять дней подозрительного затишья, и потом мы месяц перебивались и извивались как могли, но всё закончилось довольно хорошо - работа нашлась, зарплата была чуть меньше, чем раньше, но жили. Было ещё несколько подобных неприятностей, но лишь раз после трёхдневной тишины моя мама выиграла поездку на море для двоих. Это был счастливый момент, всего пять дней, но то солнце, море, пляж, песок, и многое, многое другое радовало меня , как никогда. Мамочка, смотря на меня, тоже веселела, только на один день пропал тогда из её глаз печальный огонёк, но утром я снова разглядела его. Мама никогда не плакала, не жаловалась мне, а я в ответ после семи лет перестала спрашивать об отце - я видела, что это она мне не скажет. Так мы вдвоём и жили, окружая друг друга заботой и теплом. Позже я пыталась петь, рисовать, танцевать, заниматься борьбой, фехтованием, но крепости, упрямству, терпению и умению скрывать себя от других за масками я научилась на карате. Вокруг все твердили, что это не женский спорт, и плохо, что я им занимаюсь, но я ушла лишь через три года, когда поняла - дальше не продвинусь. Единственным, что раздражало меня на тех тренировках - требование подстричь мои длинные волосы, доходящие почти до колен, а в косе - ниже пояса. Из-за волос, кстати, пришлось отказаться от плавания, но остригать их я не собиралась, мне нравился этот шелковистый плащ. Сейчас был ветреный, холодный и какой-то пустынно-колючий ноябрь, с проливными ледяными дождями, коркой грязного льда на лужах по утрам, завывающим ветром, голыми мокрыми деревьями, бурыми полусгнившими листьями, подхваченными порывами ветра и кружащимися грязными пятнами невысоко над землёй и однотонным серым небом, какого-то непонятного серо-белого сплошного ровного цвета. Уже месяц я ходила одним маршрутом до двух точек - дом-школа, и меня, в принципе, всё устраивало. Только случай почти годичной давности на лыжном курорте так и не давая покоя, как и исчезновение папы, оставался странным и непонятным. И сейчас эта монотонность вокруг не предвещала светлого будущего. Что-то произойдёт. Что-то, что изменит меня или мою жизнь. И я знала это.