***
Теперь, сидя на подоконнике одного из классов, я устало смотрела на учеников, которые расходились по домам, а я со скорбью ждала начала своего дежурства. В руках пристроился незаменимый альбом, с которым я не расставалась все лето, и карандаш. Неприметный рисунок царящей за окном осени. Все из рук валится, рисовать не получается, учеба ко дну тянет. Тихо вздыхая, я ждала своего напарника и счастливчика по несчастью. Лениво проводя карандашом по альбомному листу, я уже знала, чем займусь этим вечером — повешусь на дверной ручке. — Эй, художница, что прохлаждаешься? Я вздрогнула от неожиданного звука, что раздался рядом. Повернув голову в сторону раздражающего и такого знакомого голоса, я лицезрела Севу собственной персоной. Стоит, ухмыляется, сощурив глаза. Будто вот-вот выкинет очередную мегашутку. Да, я уверена, что так и будет, поэтому, не желая слушать парня, отворачиваюсь обратно к окну, продолжая рисовать. — Ау! Я с тобой говорю. Швабру в руки и убираться! Грозно приказал парень, ставя рядом со мной ведро и швабру. Та тут же падает, не имея поддержки. Как же мне повезло с помощником по дежурству. Просто лучше быть не могло. — Сам убирайся, — холодно бросаю Севе, переворачивая лист с неудавшимся рисунком, чтобы начать новый. Жаль только, что внутри я не так уверена в своем резком настрое. — Хорошо. Просто отвечает Сева, подходя ближе. Краем глаза замечаю, что расстояние сокращается, и отодвигаюсь к окну чуть ли не вплотную. Холодное стекло обжигает кожу. С вызовом смотрю в зеленые глаза Севы, пытаясь предугадать его следующие слова. — Я сам уберусь. Но только при одном условии. Я непонимающе смотрю на него, что заставляет парня нахально улыбнуться. Он? Сам? Я должна ему денег взамен? А может натуры захотелось? Бр-р… Да ни в жизни! — Нарисуй меня. — Ты, Акимов, совсем офигел? Еще я буду на тебя свою бумагу переводить. Зло прошипела я в лицо нахальцу и отвернулась, буравя взглядом осеннюю листву. Еще чего? Может картину маслом ему написать? Кожей чувствую его теплое дыхание, что доносится до меня. Сама того не замечая, тянусь к окну, чтобы открыть его и глотнуть свежего воздуха. Как только прохладный воздух настигает моих ноздрей — жадно его вдыхаю, и это словно промывает мозги. — Тогда полы сама драить будешь. Просто бросает парень, отворачиваясь от меня и опираясь о подоконник, на котором я сидела. Осторожно, будто не желая, чтобы он этого видел, перевожу взгляд на его затылок. Подстригся: больше нет этих непослушных локонов, выбивающихся из общего хаоса. Думаю, что хмурюсь или кривлюсь, но выходит лишь жалкая улыбка. Отметила я её через отражение в зеркале, что висело на стене напротив нас. Словив на себе его изучающий взгляд, я резко отвожу свой, вновь отворачиваясь к осеннему пейзажу. А что там рисовать-то? Нос — как нос, губы — как губы, глаза — как… Надоел. Видимо, я пробурчала всё это вслух, как парень тут же обернулся на меня, разглядывая в ответ мои черты лица. Так в молчании прошли несколько минут: он неприкрыто пялился на меня, а я, стараясь не выдавать нахлынувшего волнения, пялилась в одну точку. Холодный воздух щекотал кожу, заставляя мурашки то и дело пробегаться по моей коже. — Если мне понравится рисунок — будешь свободна, если нет — поцелую. От сказанных слов я задохнулась возмущением, а краска прилила к лицу. «Да ни в жизни», — громко выкрикнула бы я в лицо нахального парня, но почему-то молчала. — Ну? Или я ухожу. Парень, дотянувшись ногой до ведра, опрокинул его на пол, разливая всю воду, что была в нём. Благо воды он набрал немного, а лужа не казалась теперь озером посреди класса. — Убирать тебе много придется. И куда делась моя уверенность? Самой противно… Минуты шли, а мы молчали. Он, казалось, терпеливо ждал моего ответа, а я думала обо всем, кроме предложенного. — Что? Сдаешься, рыжая? Рыжая. Я никогда не была рыжей, но кличка быстро прижилась, когда Сева ворвался в наш класс и мою тихую жизнь. Одной из причин этой клички было моё к нему отношение — слишком резкое: я постоянно находила, к чему прицепиться и как унизить. Бесстыжая. — Да ни в жизни. В твоём лице даже ничего необычного нет. Пяти минут хватит, чтобы нарисовать эти.., — я запнулась, разглядывая его глаза, в которых плескались недовольство, нахальство и обида. Ты умеешь обижаться? В моём взгляде был лишь вызов, а руки вспотели то ли от предвкушения победы, то ли от страха проигрыша. На тот момент я даже не задумалась, зачем ему меня целовать? «У тебя губы тонкие, лицо маленькое, кому ты вообще нужна?» В напряженном молчании я начала рисовать, разглядывая его лицо так, как никогда раньше. Я буквально пялилась на него, больше жадно изучая резкие черты лица, нежели рисуя их на бумаге. Заметив это, Сева слегка усмехнулся. — А ну сними эту ухмылку с лица. И так лицом не вышел, сейчас и рисунок испортишь. Улыбка моментально слетела с его полноватых губ. Признаюсь, я уже не раз его рисовала. Чем-то завораживал этот профиль, пусть и был так ненавистен. Комкала, рвала, выбрасывала, но рисовала. Рука медленно скользила карандашом по бумаге, а глаза считывали его, словно сканер. Он сверлил мои глаза своим взглядом, а не как положено — куда-то вдаль. Когда я заканчивала последние черты, сердце в предвкушении забилось сильнее. Просто стало страшно отдавать ему работу. Это же Сева, всё тот же нахальный глупец, который при любой возможности меня подкалывал. Даже если он увидит в рисунке себя, то всё равно сделает всё мне во зло, то бишь поцелует. Для него пустяк, а для меня..? — На, — не заметив поначалу своего писклявого тона, протягиваю ему рисунок. На его лице на миг проскальзывает удивление, большие глаза сужаются, разглядывая каждую черту своего нарисованного профиля. Он видит в нём себя. Победа? Он поднимает на меня взгляд, в котором невозможно прочитать ответа. Я, забыв обо всем, смотрю на его руки, что держат альбом. В предвкушении его ответа, не замечая того сама, облизываю пересохшие от волнения губы. По коже опять проходится волна мурашек, нарушая спокойствие. В класс врывается прохладный свежий воздух. — А вот это ты зря, — низко произносит Сева, быстро сокращая между нами расстояние. Его губы, которые я так усердно рисовала на бумаге, теперь впиваются в мои. Первые секунды пролетают медленно, словно тягуче. Шок от его поступка охватывает всё тело, заставляя застыть. В это время его широкие ладони накрывают мою талию, притягивая ближе к себе. Я оказываюсь прижата к его теплому телу в крепкой хватке, мысли трусливо разбегаются из моей головы, словно крысы с тонущего корабля. Его приятные отчего-то губы нежно целуют мои, а пальцы руки осторожно скользят по спине. Зачем? Глупый вопрос остаётся без ответа. А я даже не замечаю, как неумело начинаю отвечать ему. — Рыжая, — шепчет он мне в губы, не отпуская. — Тебе не понравился рисунок? — немного обиженно шепчу в ответ. — Очень понравился, — еще тише произносит он, притягивая меня обратно. Подлец…...
12 апреля 2014 г. в 15:27
Первый триместр. Начало года: сонные с лета лица одноклассников, напористое желание учителей научить нас чему-нибудь за этот год. Хах, знаю ведь, что это желание у них пропадет сразу после первого зачета. Ничего не изменилось за лето: всё те же классы, те же лица, лишь взгляды еще радостных одноклассников сияют после бурно проведенных каникул.
Я не заметила, как пролетел прошлый год. Вроде совсем недавно сидела на этом самом месте, болтая с лучшей подругой о новеньком парне, который так взбудоражил весь класс. Высокий, светлый, общительный. К нему даже наши парни стали подкатывать. Нет, не с голубыми пожеланиями, а просто в плане дружбы. И это несмотря на то, что большая часть наших девчонок переключилась на него. Все словно помешались на этом человеке, забывая о норме дружбы.
Каждый видел в нем идеального парня, друга, ученика. А я? Я — аномальное исключение из правил, которое сразу же учуяло говнюка под его пушистой шкуркой. Кровь начинала кипеть от злости, когда я в очередной раз слышала и видела, как люди пытаются ему подражать. Девушки вешались на его шею, даже не пытаясь узнать, какой он на самом деле. А какой он? Лжец, наглец, самовлюбленный истукан, каких миллионы.
На меня его пыльца не действовала, что молодой человек почти сразу понял. Началась война. Без перерывов на обеды. Уроки, перемены, сообщения в сети. Даже на каникулах мы умудрялись пересекаться, и он, в свою очередь, не упускал возможности меня подколоть. Парень всячески пытался превратить мою жизнь в ад, и у него это вполне получалось.
Что б его.
Над любой моей оплошностью смеялся он, а за ним и весь класс. Как-то вышло, что я отдалилась от многих за тот год. Даже та самая подруга, с которой мы болтали когда-то о нём же, успела побывать его девушкой. Вера не слушала меня, то ли не пыталась, то ли не хотела.
Несмотря на его отрицательное отношение ко мне, мы общались друг с другом чаще, чем с кем-либо. Так вышло, что мы ходили на одни и те же «кружки», на выходных всё чаще встречались в парках, кафе и кинотеатре. Он всё время водил под руку девушек, причем всегда разных. Это вызывало во мне волны отвращения и…
Настало время экзаменов, а у меня конкретно ехала крыша. Так, что без надежды на восстановление. Я, казалось, знала о нем больше, чем все другие. Просто видела его насквозь, замечала любую промашку. Знала причины его поступков, априори зная последовательность его действий. И кому я только не пыталась об этом рассказать — все считали, что я завидую его шарму и успеху. Чёрт бы побрал этих слепых глупцов, помешанных на Севе.
В итоге, я была выжата как лимон под конец года. Добили меня еще и результаты экзаменов. Вторая в классе. Угадайте, кто первый? Вот-вот.
Я была готова лететь навстречу лету, морю и солнцу. Никогда его так не ждала, как три месяца назад. Несмотря на то, что планы не блистали отражением в солёной воде, а лишь пахли перегноем бабушкиного села, я всё равно рвалась туда, как ужаленная.
Я, правда, пыталась забыть Севу, его недалекие шутки. Пыталась найти способ отдохнуть без его вмешательства. Поехала на дачу к бабушке копать огород и рисовать. Рисование… Это чудо я открыла для себя еще прошлой зимой. Помогало, забирало негатив. Правда, не весь. Я любила природу, свежий воздух и теплоту северного солнца. Оно грело меня, навевая вдохновение для новых рисунков. Иногда приезжали непутевые родители и привозили с собой краски да новую бумагу, которая почти тут же заканчивалась. То было чудесное лето, но всему приходит пора заканчиваться.